А что думает лорд Кай? спросил мой господин. Он еще не произнес ни слова.
Эназаши наградил его мрачным взглядом, но на губах у него появилась улыбка.
Ах да, разумеется. Благословенное наследство, оставленное мне Дженджияной, мой соправитель. Он повернулся к Кай-Аниу, и тот съежился под его взглядом, точно кусок мяса на горячем камне. Лорд Кай? Вас удовлетворяет мое решение?
Тинукеда'я долго не поднимал головы и не встречался с ним глазами, а потом таким тихим голосом, что услышать его могли только те, кто стоял рядом с Осколком, ответил:
Да, лорд Эназаши. Его слова были подобны шелесту падающих на землю листьев.
Ну теперь ты доволен, юный Хакатри? потребовал ответа Эназаши. Все сделано так, как входило в планы твоих предков из Дома Ежегодного Танца. Между правителями Мезуту'а царит идеальная гармония. Он встал и, хотя в первый момент слегка покачнулся, отмахнулся от сына, собравшегося ему помочь. У меня впереди еще несколько Великих лет, заявил он. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня кто-то поддерживал, а также в наставлениях собственного сына.
Эназаши плотно запахнул свое одеяние и медленно двинулся по Залу Свидетеля, и придворные потянулись за ним. Длинные ноги и неуверенная походка делали его похожим на береговую птицу, сражающуюся с волнами. Лорд Мезуту'а шел, гордо подняв голову, пока не покинул огромный зал, и мы больше не могли его видеть. Через несколько мгновений стражники зида'я взобрались на помост и вывели того, кто звался Кай-Аниу, из Зала Свидетеля. С обеих сторон его крепко держали за локти, и он скорее походил на пленника, чем на монарха.
Что все это означало? позже спросил я у моего господина. Насколько я понял, Эназаши сердит на ваших родителей из-за смертных. Но кто такой Кай-Аниу?
Мне жаль, что ты задал свой вопрос, Памон, сказал он. И я стыжусь об этом говорить. К тому же нас уже ждут за столом.
Хакатри и его брата поселили на ночь в одном из больших домов Мезуту'а не все аристократы города относились так же плохо к клану Дома Ежегодного Танца, как их правитель. Хозяин этого дома, лорд Гондо, отправил великолепные одежды моему господину и Инелуки, но не мне.
В другие времена я бы не стал настаивать на ответе, но странное зрелище, свидетелем которого стал в Зале Свидетеля, смутило и обеспокоило меня.
Прошу вас, господин. Объясните.
Тебе известно про Прощание, вздохнув, начал он, когда хикеда'я Утук'ку и зида'я пошли разными путями.
Разумеется, милорд, ответил я, хотя, как и с множеством других эпизодов из истории зида'я, знал это со слов других, а не потому, что старательно изучал.
В те времена Дженджияна, моя прабабушка, отдала во владения тинукеда'я три из Девяти городов
Его слова меня так удивили, что я осмелился его перебить.
Моему народу, милорд? Сама Соловей позволила моему народу править городами? Я никогда про это не слышал и даже не мог представить, что мои соплеменники занимали столь высокое положение в мире.
Да, кивнув, ответил он. Во время Прощания было принято решение, что они будут править Мезуту'а, Хикехикайо на севере и островным городом Джина-Т'сеней. Но декрет Дженджияны ну, все пошло не так, как она хотела. Джина-Т'сеней, Город Колонны, исчез в водах южного моря задолго до моего рождения, погиб во время страшного землетрясения, уничтожившего еще и легендарный Кементари, но другие города сохранились мы жили в одном из них.
И что произошло, господин?
У меня не вызывало сомнений, что ему совсем не хотелось продолжать.
Это печальная, а для меня и позорная история, Памон. В Хикехикайо против тинукеда'я с самого начала выступили хикеда'я, хранившие верность Утук'ку, которая уже тогда называла и вела себя как королева. Их попытка сбросить лидеров тинукеда'я провалилась чудом, и большинство хикеда'я ушли в Наккигу, тронный город Утук'ку. Сегодня там живет совсем немного наших родичей, а сам Хикехикайо превратился в крошечный городок.
А два других?
В Джина-Т'сеней дела шли лучше, и тинукеда'я правили там с помощью хикеда'я и зида'я. Но потом произошла страшная катастрофа, и город исчез.
Вы еще не рассказали про Мезуту'а, сказал я.
Это самая тяжелая и неприятная часть истории, ответил Хакатри. Если коротко, зида'я Серебряного дома никогда до конца не принимали власть Дженджияны, и когда Эназаши унаследовал право возглавить свой клан, он отобрал власть у тинукеда'я.
А два других?
В Джина-Т'сеней дела шли лучше, и тинукеда'я правили там с помощью хикеда'я и зида'я. Но потом произошла страшная катастрофа, и город исчез.
Вы еще не рассказали про Мезуту'а, сказал я.
Это самая тяжелая и неприятная часть истории, ответил Хакатри. Если коротко, зида'я Серебряного дома никогда до конца не принимали власть Дженджияны, и когда Эназаши унаследовал право возглавить свой клан, он отобрал власть у тинукеда'я.
И снова его слова глубоко меня потрясли.
Он выступил против воли Дженджияны?
К тому времени дух Соловья уже вернулся в Сад, и, хотя мои бабушка и дед дали ясно понять, что они не поддерживают захват власти Эназаши, у них оставался единственный выход выступить против него с оружием в руках. Но ведь в его жилах текла такая же кровь зида'я.
Я молчал. Несправедливость произошедшего была выше моего понимания.
Иными словами, Асу'а ничего не сделал, чтобы ему помешать?
В голосе Хакатри появился намек на раздражение.
Они вовсе не игнорировали случившееся, Памон. Их возмущение и протесты заставили Эназаши объявить бывшего правителя тинукеда'я вторым монархом, но только на словах Эназаши не разделил свою власть. Тинукеда'я Мезуту'а не имеет никакого влияния, и с ним крайне редко советуются.
Я вспомнил грустный, потерянный взгляд Кай-Аниу и понял: хуже всего не то, что он не обладал властью, а постоянные напоминания об этом перед всем Серебряным домом. Я молча помогал моему господину надеть роскошные одеяния, присланные лордом Гондо.
В любое другое время я бы с удовольствием сидел и наблюдал за аристократами Мезуту'а, но в тот вечер меня переполняли гнев и тревога, хотя я не смог бы сказать почему, и даже сплетни великолепного качества не привлекали. Мое беспокойство росло, и наконец, когда банкет практически подошел к концу, я тихо попросил у моего господина разрешения прогуляться по городу.
Конечно, Памон, сказал он. Только не забывай, что мы выезжаем завтра рано утром. Он довольно долго молчал, а потом добавил: Не заходи в часть города рядом с шахтами, где живут тинукеда'я.
Почему, милорд? Вы не забыли, что я тоже тинукеда'я?
Я никогда не позволял себе так разговаривать со своим господином, но меня мучила тревога, какой я никогда не испытывал прежде.
Нет, конечно, сказал он. Но иногда там бывает опасно.
Разумеется, я ни разу не слышал, чтобы какой-то район нашего дома в Асу'а или другого великого города называли опасным. В обычный вечер я бы постарался туда не соваться, но тогда находился в странном и беспокойном состоянии и мне отчаянно хотелось бросить вызов всем на свете. Я узнал, где расположены шахты, от одного из слуг юноши, который принадлежал к моему народу и также предупредил меня, чтобы я держался подальше от этого района, и совершенно сознательно направился в указанную им сторону.
Меня переполняли тревога и разочарование от того, что я узнал про Эназаши и тинукеда'я, которые раньше правили Серебряным домом, едва смотрел по сторонам и почти ничего не замечал, когда шагал по улицам с высокими потолками этого подземного города. Позже мне стало известно, что, вдобавок к постыдному обращению с Кай-Аниу, Мезуту'а построен первым поколением моих соплеменников, добравшихся до этих мест.
Множество зида'я, занимавших не слишком высокое положение, заполняли бульвары, но мне казалось, что они почти не отличались от аристократов в банкетном зале, который я покинул. Этих так же переполняло веселье, когда они толпились под каменными светильниками возле питейных заведений и на общественных площадях. Почти никто из зида'я меня не замечал, и настроение у меня испортилось еще больше. Мне было мало известно о предках моего господина, кроме имен, но я знал Амерасу и Ийю'Анигато так же хорошо, как собственных родителей, и мне причиняло боль то, что они оставили столь ужасное преступление против моего народа безнаказанным.
Они были добры и обладали безупречным понятием о чести, в особенности леди Амерасу, и мой господин от них не отличался, но это не могло извинить несправедливость, о которой я узнал. И как бы я ни пытался найти убедительное объяснение их поступку, у меня ничего не получалось.
Я погрузился в мрачные мысли и не сразу заметил, что расстояние между каменными фонарями становилось все больше, хотя тут и там на пересечении улиц горели факелы, вставленные в держатели. Даже вывески на тавернах изменились, надписи на них были сделаны не рунами зида'я, которые я мог прочитать, а незнакомыми мне символами. Когда я стоял на улице перед окутанным тенями постоялым двором, рассеянно наблюдая за молодыми тинукеда'я, толпившимися возле двери, я почувствовал, как кто-то потянул меня за рукав.