[Больничные] окуривания проводят можжевельником, полынью и даже апельсиновой коркой. Больных лечат слабительными, рвотными и потогонными средствами. Они не жалеют кровопускающих и баночных стаканов. Еще они лечат коньяком, его, правда, трудно достать.[48]
Травяные фумиганты были широко распространены в общинах ашкенази вплоть до XX в. В своих мемуарах польский еврей Юрий Зуль (родился в 1908 году в Подгайцах, современная Украина) вспоминает комнату, где умирала его мать. Приложив немало усилий, его отец смог купить апельсин, дефицитный товар в те дни. Больной дали съесть плод, а драгоценную кожуру разрезали и разложили по помещению, что, по словам автора, было традиционным способом очистки загрязненного воздуха в комнате немощного.[49]
Другие целебные средства ранних фельдшеров также продолжали использовать веками. В том же фельдшерском дневнике XVII в. упоминается лечение огнестрельного ранения:
11 ноября фельдшер прикладывал травяные отвары и мазевые компрессы пластыри из хлеба, смешанного со слюной и паутиной, для предотвращения гангрены и когда эскадроны стали жаловаться на обморожение готовил мази из трав, которые отлично предохраняли от него.[50]
Другие мемуары польского еврея XX в. из Апты (современный Опатув, Польша) свидетельствуют о сохранении этой практики: автор вспоминает, что в детстве они с друзьями пользовались паутиной для перевязки любых порезов и ран, которые могли приключиться в течение дня.[51]
Нигде больше в Восточной Европе фельдшеров так глубоко не привлекали к оказанию медицинской помощи, как в России. Появившись в русской армии в XVII в., из-за нехватки подготовленных врачей и большой численности царской армии фельдшеры были важнейшим компонентом медицинской службы вплоть до XX в. сначала в русской, а затем и в советской армиях.[52] Такое расширение роли фельдшера ускорилось в связи с разделами Польши в конце XVIII в. и поглощением Россией большей части ее территории. После 1795 г. большинство евреев-ашкенази стали подданными России, включая всех фельдшеров, которые служили в бывшей польской армии, впоследствии продолживших военную службу под российским флагом.[53]
Отношение российского правительства к еврейскому населению было переменчивым. Во время разделов Польши, чтобы ассимилировать новых подданных в составе Российской империи, Екатерина Великая разрешила еврейским купцам жить и торговать во вновь приобретенных городах Могилевского и Полоцкого уездов. Аналогичные разрешения были дарованы евреям и в бывших османских регионах, завоеванных в 1793 году. Однако эти разрешения были географически привязаны к печально известным пределам черты оседлости, установленной в 1791 году. Эти пределы ограничивали передвижения и деятельность евреев-ашкенази в России, и сохранялись эти дискриминационные границы более века, вплоть до Первой мировой войны.
В таких сложных обстоятельствах фельдшеры-ашкенази и при новых властях продолжали заниматься своим ремеслом и приспосабливались к диктатуре эпохи насколько могли. Если удавалось пережить длительный срок обязательной военной службы, составлявший до 25 лет, они, чтобы заработать на жизнь, часто возвращались в сельские районы черты оседлости, в которых, как правило, было мало или совсем не было санкционированного медицинского обслуживания.
Фельдшеров-ашкенази черты оседлости отличали от их нееврейских коллег несколько специфических факторов. В то время как все фельдшеры Восточной Европы должны были проходить стандартную практическую подготовку, еврейские фельдшеры соблюдали обычаи, что отличало их методы лечения от методов других фельдшеров.
Одно из таких отличий заключалось в самом акте бритья. Во всей черте оседлости, даже в XX в., евреям запрещалось бриться. От фельдшера-ашкенази (или цирюльника), чья практика в основном распространялась на единоверцев, не ожидалось, что он будет оказывать эту услугу. Таким образом христианский парикмахер-хирург специализировался на первой, а не второй части этой разделенной дефисом профессии, а его еврейский коллега концентрировался почти исключительно на ее лечебных аспектах.[54]
Другое отличие положение еврейской фельдшерской общины. Поскольку санкционированную медицинскую помощь в общинах ашкенази черты оседлости к XIX в. в основном оказывали фельдшеры, а не дипломированные врачи (большую роль в этом сыграли ограничения, запрещавшие большинству евреев посещать российские университеты, наряду с призывом в армию), их социальное положение было довольно высоким для полупрофессионального ремесла. Фельдшеры считались в своих общинах «народными врачами», а евреи-ашкенази ласково называли фельдшеров своей общины «рофе» или «ройфе» (на иврите «врач»). Поскольку фельдшеры часто были «из народа», их скромная репутация создавала прочную и доверительную связь между ними и общиной. Предполагая, что при обращении за помощью они могут выбирать между квалифицированным врачом и фельдшером, пациенты-евреи гораздо чаще доверяли последнему, особенно когда обсуждали возможность обратиться к традиционному лечению.[55] Благодаря близкой душевной связи с общиной (обусловленной как ограничениями черты оседлости, так и прочной наследственностью, которая формировала их практику), фельдшеры регулярно взаимодействовали с другими традиционными народными целителями, знали их лекарства и широко этим знанием пользовались. В результате медицинский арсенал фельдшеров обогатился разнообразием ботанических и других народных средств, с которыми им случалось иметь дело.
Другое отличие положение еврейской фельдшерской общины. Поскольку санкционированную медицинскую помощь в общинах ашкенази черты оседлости к XIX в. в основном оказывали фельдшеры, а не дипломированные врачи (большую роль в этом сыграли ограничения, запрещавшие большинству евреев посещать российские университеты, наряду с призывом в армию), их социальное положение было довольно высоким для полупрофессионального ремесла. Фельдшеры считались в своих общинах «народными врачами», а евреи-ашкенази ласково называли фельдшеров своей общины «рофе» или «ройфе» (на иврите «врач»). Поскольку фельдшеры часто были «из народа», их скромная репутация создавала прочную и доверительную связь между ними и общиной. Предполагая, что при обращении за помощью они могут выбирать между квалифицированным врачом и фельдшером, пациенты-евреи гораздо чаще доверяли последнему, особенно когда обсуждали возможность обратиться к традиционному лечению.[55] Благодаря близкой душевной связи с общиной (обусловленной как ограничениями черты оседлости, так и прочной наследственностью, которая формировала их практику), фельдшеры регулярно взаимодействовали с другими традиционными народными целителями, знали их лекарства и широко этим знанием пользовались. В результате медицинский арсенал фельдшеров обогатился разнообразием ботанических и других народных средств, с которыми им случалось иметь дело.
Третьим отличием фельдшеров-ашкенази от их коллег-неевреев было использование лечебных книг, «сегулот ве-рефуот», описанных ранее. Эти справочники секретных растительных средств были так же важны для еврейского фельдшера или цирюльника, как и для баалей-шем.
Одной из самых важных работ была «Маасе Товия» («Работа Тобиаса»), написанная врачом Тобиасом ха-Коэном и впервые опубликованная в 1707 году. На протяжении веков она была краеугольным камнем настольной литературы фельдшеров-ашкенази. (Сохранилось множество рукописных копий и печатных экземпляров начиная с 1908 г.)[56]
Конечно же, фельдшеры опирались и на светскую европейскую медицинскую литературу, например на труд Тиссо. Проходя процесс перевода, эти произведения часто переделывались для удовлетворения общественных потребностей. Одна из таких книг, Anleitung für Bürger und Landleute Генриха Феликса Паулицкого (1793 г.), была переведена на иврит (через польский язык) как Marpe le-Am, а отдельные главы были извлечены, сокращены и переизданы (брошюра под названием Imrei Israel была стандартным руководством при судорогах). В переводе на иврит Marpe le-Am был ключевым медицинским текстом XIX в., который сочетал методы западной медицины, традиционные знания о растениях и особые религиозные требования еврейской общины. Им широко пользовались фельдшеры, врачи и религиоведы.[57]
Доверие ашкеназских фельдшеров к медицинским трудам с явной религиозной направленностью показывает, насколько сильно на их подход к лечению влияли еврейские религиозные источники, такие как Талмуд, или другие религиозные авторитеты (например, Маймонид). В этих источниках, как правило, содержались подробные предписания по предотвращению болезней посредством совершения омовений и упражнений, по правильному приготовлению пищи и напитков, а также о пользе массажа, свежего воздуха и т. д.
Что касается Талмуда как медицинского источника, то большинство его целебных рецептов основаны на более чем сотне растений и их производных, таких как шалфей, мыльнянка (Saponaria), шпинат, опиум и оливковое масло. Многие предписания Талмуда, чаще адаптированные, но порой и без изменений, попали в качестве лекарств в арсенал фельдшеров. При некоторых кожных заболеваниях предписывали ванны с минеральной водой и очистительные процедуры с травяными клизмами.[58]
Фельдшерские лекарства в основном применялись для облегчения боли (например опиаты) или заживления ран с применением различных специализированных мазей и пластырей. Точные составы многих таких отваров (которые, как считалось, обладали исключительными целебными свойствами) тщательно охранялись. Самыми популярными фельдшерскими рецептами для заживления свежих ран в России конца XVIII в. были листья подорожника (Plantago). Его целебные свойства известны с древних времен. Тобиас ха-Коэн в «Маасе Товия» рекомендует использовать его при заболеваниях, связанных с органами пищеварения. Сегодняшние травники по-прежнему пользуются подорожником благодаря его способности лечить раны и другие недуги. В городах и деревнях черты оседлости подорожник большой (Plantago major) был одним из главных лечебных растений и высоко ценился традиционными целителями-ашкенази (см. Materia Medica: Plantago major, с. 179). Фельдшеры также полагались и на обычные бытовые ингредиенты. Хлопковое масло, смешанное с яичным желтком, или пшеничная мука, смешанная с яичным белком или медом, накладывались в качестве пластырей на раны. Основой для мазей служили сало, медвежий жир, хлопковое и лавровое масло (Oleum laurinum).[59]