Мама, вопреки моим надеждам, снова стала прикладываться к бутылке, пуще прежнего. Зато сам Войцехович ходил почти трезвый. Только успевал бегать за водкой для матери. По ночам я слышала, как она плакала, стонала Я не знаю и не хочу знать, что он с ней там делал. Но мне становилось так плохо, когда я это слышала Я стала замечать, что он и на меня смотрит нехорошо.
Вскоре он перешёл к действиям: хватал меня за руки и прижимал к стене. Когда у матери случались минуты просветления, я пыталась с ней поговорить. Но она смотрела на меня с ненавистью и говорила, что я сама к нему лезу. Что я проститутка и мокрощёлка И ещё много чего говорила, о чём предпочитает и сейчас не помнить.
Как бы я хотела не рассказывать всего этого И один Бог знает, как это тяжко изливать на бумаге то, чего никогда не сможешь забыть. Хорошо помню тот момент, когда согласилась пойти с Ириной. Сидели весёлой компанией в какой-то квартире, с закуской и выпивкой. А ещё помню, как собиралась и, стоя у зеркала, услышала очень четко: «Не ходи!» Голос звучал не в ушах, не в голове, а где-то изнутри, из сердца. Но он был настолько явственный и различимый, что невозможно было его отрицать. Это был первый раз, когда я его услышала, но не последний. Тогда я его не послушалась. Я сознательно приняла решение и пошла на эту вечеринку. Я сознательно отдалась совершенно незнакомому парню, которого видела в первый раз. Сейчас я могу точно сказать, что сделала это от страха. От страха перед отчимом. Я очень боялась, что он меня изнасилует, и не хотела отдавать свою невинность ему. Конечно, враг внушил мне этот ужас, и сейчас я уверена, что Господь бы уберег меня от этого. На следующий день я пошла в церковь и попросила у священника исповедаться. Я чувствовала, что лечу в бездну и пытаюсь зацепиться за стены. Бабульки в церкви накричали на меня за то, что я пришла в короткой юбке (другой у меня не было). Священник терпеливо объяснил, что нужно делать: сколько раз и какие молитвы нужно читать, прийти ко всем заутренним и вечерним служениям, поститься. Все это показалось мне такой ерундой и лицемерием. Я вышла из церкви настолько раздосадованная, что сняла свой крестильный крестик (крестили меня в православной церкви в тринадцать лет, ещё до развода родителей) и выбросила его в лужу. Пожалуй, в тот момент мне был нужнее психолог, чем священник. А разницы я не видела и не понимала. Казалось бы, этим актом я отказалась от религии, не увидев в ней практической помощи, но Господь не религия. И Он не отказывается от нас с такой лёгкостью.
Иов Гл.10 Ст. 12 «жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой?»
Псалтырь Гл.30 Ст. 17 «Яви светлое лице Твоё рабу Твоему, спаси меня милостью Твоей».
______
Дома тем временем сгущались тучи. Отчим откровенно спаивал мою мать и даже не скрывал своих планов. Мать на кладбище, меня в психушку, а с Пашкой. С братом он разберётся потом. Так он сказал. Я сказала, что он никогда не получит нашу квартиру. А он ответил увидим. Я старалась как можно реже появляться дома. Каждый день уходила на разные вечеринки. У меня появилось много знакомых и даже якобы «друзей». Став женщиной, я успокоилась, убедив себя, что мне больше ничего не грозит. Если кто-то пытался завязать со мной серьёзные отношения, я страшно пугалась и твёрдо отвечала нет. Некоторые из моих знакомых девчонок намекали, что замужество было бы самым лучшим выходом в моей ситуации. Но я почему-то гнала даже саму мысль об этом. От одной мысли, что мне придётся засыпать с кем-то в одной кровати, меня начинало тошнить. Мечтала я об одном о свободе и независимости. Свободе от матери и отчима. Я мечтала о том дне, когда смогла бы сама себе купить одежду и еду. Но я была ещё несовершеннолетняя и не могла даже устроиться на работу. На вечеринках, под звуки музыки Милен Фармер и «Модерн Токинг», мы ночи напролёт играли в карты. Я часто выигрывала. «Друзья» шутили, что со мной на раздевание играть неинтересно. Все сидят раздетыми, кроме меня. Я полюбила карты, и они отвечали мне взаимностью. Не помню, на какие деньги я купила в ларьке книжку «Гадание на картах» и свою собственную колоду карт. Очень быстро её освоив, я стала гадать всем знакомым. Почему этот факт примечателен? Потому что все поражались, насколько точным было это гадание. Я называла им факты из прошлого, настоящего и будущего и попадала абсолютно в точку. Желающим погадать я рассказывала подробности такого характера, что никто не мог понять, как можно это увидеть по картам. Я и сама не понимала, как это делаю. С картами у меня была почти ощутимая связь. Я разговаривала с ними и спала, держа их под подушкой.
В этот период случился ещё один яркий сон. Я увидела, что сижу в клетке, как зверь, совершенно голая, на деревянном полу. Вокруг меня только железные прутья. Возле моей клетки ходит кто-то Я не вижу его лица, но заведомо боюсь. Эта тень предлагает мне много денег. Очень много денег! Взамен я должна согласиться отдать себя полностью.
Как это? спрашиваю я.
А вот так! отвечает страшная тень и нажимает какой-то рычаг. Моя клетка медленно, как на лифте, опускается вниз. Дальше я смотрю на всё происходящее со стороны. Я вижу, что клетка с девушкой исчезла внизу в каком-то подвале и оттуда раздаются душераздирающие крики и стоны. Мне ужасно страшно за эту девушку. Кто-то шепотом мне на ухо рассказывает, что с ней там делают. Я не хочу это слушать, но не могу не слышать Мне описывают самые отвратительные извращения и дикие оргии. Вдруг клетка медленно начинает подниматься обратно. Перед моими глазами предстаёт лежащее на грязном, заблёванном и кровавом полу, дрожащее мелкой дрожью существо. Человеком «это» назвать было трудно. Лысое и с длинными страшными ногтями, ни одного живого места, голое мясо. Совершенно истерзанное создание Зрелище было так ужасно, что я закричала и тут же проснулась. Этот сон ввел меня в состояние настоящего шока. Я точно знала, что девушка в клетке это я. И очень испугалась.
Очень! Уже тогда я стала понимать, что это предупреждение. Серьёзное предупреждение. И я это вполне начала осознавать. Но как изменить свою жизнь? Как изменить то, что вокруг, если я действительно в клетке и мне некуда пойти?
Ирина пригласила меня пожить к себе. Тётя Роза была не против, тем более, что после маминой свадьбы ей пришлось пить дальше в одиночестве. Я уже настолько привыкла к попойкам у себя дома, что тихие посиделки тёти Розы на кухне в обнимку с бутылкой меня совсем не напрягали. К тому времени у меня образовалась моя собственная компания, и с Ириной я больше не гуляла. Она очень обижалась, но я уже понимала, что мы с ней разные. Она бежала в ночь, чтобы отдаться кому-нибудь. Чтобы заглушить завывание чёрной пропасти своего сердца. Внутренний демон каждый вечер гнал её из дома. Я же шла куда-то от отчаянья, потому что где-то там было всё равно безопасней, чем дома. А ещё я пыталась хоть как-нибудь заработать. Один раз я примкнула к компании девчонок, которые снимали норковые шапки у подвыпивших людей. Держа в зажатой ладони лезвие ножа, спрятанного в рукаве, я впервые увидела в глазах мужчины панический страх У меня появилась своя кожаная куртка. И я так благодарна Господу, что мы тогда не загремели в тюрьму
Бывало, мне даже давали какую-нибудь мелочь за гадание. Одним вечером Ирина, как обычно, собиралась на свой ночной променад. В этот раз она особенно уговаривала меня с ней пойти. Но я хорошо запомнила тот момент, когда услышала «голос» и теперь осознанно или нет, но прислушивалась к себе. В тот раз я снова почувствовала отчётливое «нет!». И, несмотря на нытьё и уговоры, осталась дома у неё дома, на кухне с тётей Розой, в попытках раскурить «Приму». Ирина не вернулась домой ни ночью, ни на следующий день. Тётя Роза, привыкшая ко всякому, не верила в плохое. «Загуляла» повторяла она растерянно, пока рано утром второго дня к подъезду не прикатила машина. Проснувшиеся соседи с первого этажа потом рассказали, как из неё выбросили почти раздетую девушку в бессознательном состоянии. Ирина пролежала в реанимации три дня и на четвёртый скончалась, не приходя в сознание. Это были первые похороны в моей жизни. Маме моей подруги с работы пригнали большой «Икарус», в котором ехала одна я. На похоронах было шесть человек. Тётя Роза подарила мне несколько Иринкиных вещей и попросила съехать. Я снова вернулась в нашу квартиру. Лёжа на кровати, смотрела в потолок. Мне казалось, что меня засасывает огромная воронка Я вспоминала свой сон про неё и каменоломню. Внутри было чёткое понимание, что Ирина и вправду сейчас не в самом лучшем месте. Что ей очень плохо. Я заревела. Я совсем не плакала на похоронах, а теперь ревела навзрыд. Думаю, не об Иринке я плакала тогда, а о себе. Мне казалось, что и я так же закончу
Дверь в мою комнату Войцехович выбил с третьего раза. Я хорошо запомнила его ухмылочку. Но сдаваться без боя я не собиралась. Будучи довольно крепкой девушкой, оттолкнула его несколько раз. Я металась по квартире. Войцехович матерился. Мать спала на диване в алкогольном дурмане. Я бросилась на кухню и успела схватить кухонный нож. Увидев его в моей руке, отчим развернулся и побежал от меня. Я за ним. Я реально хотела его убить! И с большим удовольствием ткнула бы ему в живот, но Войцехович развернулся и перехватил мою руку. Нож оказался у него. Он замахнулся. Я увидела блеск перед самым лицом и инстинктивно схватила за лезвие. Войцехович вытащил нож из моей ладони. Кровь брызнула во все стороны, а отчим сразу испугался и закрылся в комнате. Я лежала на полу коридора и выла. Не от боли, а от отчаянья. Я взывала к тому, чего не знала. Просила о помощи, не надеясь быть услышанной. Выла с таким же отчаяньем, как волк воет на луну. И не сразу услышала, что в дверь давно стучат. Ко мне пришла знакомая с соседом, парнишкой с четвёртого подъезда, позвать на посиделки с картишками. Увидев меня всю в крови, потащили через дорогу в больницу. И уже через два часа я с зашитой рукой снова сидела в своей комнате. Была уже глубокая ночь. Мать очнулась и под звон рюмок ворковала с Войцеховичем на кухне.