По лестнице поднималась тонкая девушка со скрипичным футляром. Взойдя на пятый этаж, она оглядела Таню и обратилась к ней:
Добрый вечер. Вы кто?
Курьер из аптеки, сказала Таня, Крупнов Владимир Евгеньевич заказал лекарства. Но его, кажется, дома нет.
Скрипачка перевела большие внимательные глаза с Танечки на дверь, а затем обратно. У неё была чёлочка, нос с горбинкой, тонкий рисунок рта. Голову она держала чуть наклонённой. Ей было около тридцати. Приталенное пальто подчёркивало классичность её фигуры. Постучав по полу каблучками, чтобы с ботиночек окончательно слетел снег, скрипачка спросила:
А как вы отперли дверь?
С помощью отмычки, вздохнула Танечка, но, заметив, что музыкантша шутку не оценила, поторопилась прибавить, вы ненормальная? Повторяю вам, я курьер из аптеки! Зачем мне отпирать дверь в чужую квартиру? Кончиком пальца не прикасалась я к этой двери!
Я поняла. А что за лекарства вы ему привезли?
Танечка вновь вынула бланк заказа и прочитала названия. По лицу скрипачки было заметно, что ни о чём они ей не говорят.
Я живу вот здесь, тронула она противоположную дверь, Владимир Евгеньевич мне ни разу не говорил, что чем-то болеет.
Ну, это уж с его стороны просто запредельная степень наглости, начала терять терпение Танечка, я на вашем месте так разозлилась бы на него, что раз и навсегда перестала бы интересоваться его делами!
Можно взглянуть на то, что вы привезли?
Танечка сдержалась. Достав из сумки заказ, она показала его скрипачке.
Как вас зовут? поинтересовалась та.
Таня. Фамилия Шельгенгауэр.
Покажите бланк.
Эта просьба также была исполнена. Но скрипачка не успокоилась.
Вы звонили в дверь? спросила она.
Конечно. Три раза.
Откуда вы?
Таня растерялась.
В смысле откуда?
Что непонятного? Вы москвичка? Паспорт у вас с собой? Дайте-ка взглянуть!
Вот это уж было слишком. В двух словах описав въедливой зануде всю глубину её бесполезности, тошнотворности и маразма, Танечка вынула телефон с намерением сообщить в кол-центр о том, что заказ под номером 3317 доставить не удалось. Но въедливая особа вдруг повела себя крайне странно.
Давай войдём, сказала она и раскрыла дверь широко.
Танечка попятилась, прижимая сумку и телефон к груди. Хозяин квартиры а это был, несомненно, он, судя по пижаме и тапочкам, неподвижно лежал посреди прихожей. Под ним была огромная лужа крови. Носа у него почти не было.
Глава вторая
Без названия
Ого! Они на меня не смотрят! Причина этого смехотворна нас разделяет труп с отрезанным носом. Они уставились на него. Таращат глаза. Поднимите взгляды! Вы что, не видели мертвецов? Ведь сказано вам: "Пусть мёртвые погребают мёртвых!" Но нет, пустота опять заслонила главное. Как обычно. Найдётся ли, в конце концов, тот, кто пренебрежёт ею и разглядит за ней то, что просто не может быть не увидено? Сомневаюсь. Они боятся того, что совсем не страшно, радуются тому, что не должно радовать, и тоскуют из-за того, что вовсе не имеет значения. Оторвите взгляды от трупа и поднимите их на меня! Вы, может быть, после этого не останетесь живы, но что такое ваша почти уж тридцатилетняя жизнь в сравнении с тем, что сможете вы увидеть? Нет, закрывают дверь.
Глава третья
В которой Верке понятно всё, а Танечке ничего
Следующий поступок нудной скрипачки был уж не просто странным, а прямо-таки ошеломляющим. Очень тихо захлопнув дверь, она извлекла из кармана ключ, заперла её, и, взглянув на качающуюся Таню, взволнованно прошептала:
Я так и знала, что этим кончится, так и знала! Слушай меня! Никому ни слова о том, что ты здесь увидела, потому что иначе тебя обвинят в убийстве! В аптеке скажешь, что он тебе не открыл, и ты здесь задерживаться не стала. Всё поняла?
Надо вызвать Скорую помощь! на выдохе пропищала Таня, он, может быть, ещё жив! Нельзя его так оставить! Я не могу! Ведь я журналистка с "Лиха Москвы"!
Какое там жив! Ты видела, сколько крови? Весь коридор залит!
Танечка зашмыгала носом, не сводя глаз с музыкантши. Та, стараясь не грохотать, открыла мусоропровод и бросила в него ключ, сперва протерев последний перчаткой. Вынув другой, она отперла дверь своей квартиры и потянула Танечку за рукав.
Входи!
Танечка упёрлась.
Зачем? Откуда у тебя ключ от его квартиры? Кто ты такая?
Надо вызвать Скорую помощь! на выдохе пропищала Таня, он, может быть, ещё жив! Нельзя его так оставить! Я не могу! Ведь я журналистка с "Лиха Москвы"!
Какое там жив! Ты видела, сколько крови? Весь коридор залит!
Танечка зашмыгала носом, не сводя глаз с музыкантши. Та, стараясь не грохотать, открыла мусоропровод и бросила в него ключ, сперва протерев последний перчаткой. Вынув другой, она отперла дверь своей квартиры и потянула Танечку за рукав.
Входи!
Танечка упёрлась.
Зачем? Откуда у тебя ключ от его квартиры? Кто ты такая?
Я тут живу! Меня зовут Вера. Ты должна успокоиться, потому что иначе ты наломаешь дров! Там было убийство! Ясно тебе?
С этими словами скрипачка-таки втащила Таню в квартиру и очень тихо прикрыла дверь, которую после этого заперла на оба замка. Таня ничего не могла понять. Продолжая стискивать сумку и телефон, она опустилась на табуретку под вешалкой с двумя куртками. Её всю трясло. Скрипачка, тем временем, торопливо сняла пальто, затем обувь, и отнесла скрипку в комнату.
Раздевайся, сказала она, вернувшись.
Танечка подняла на неё глаза.
Не буду! Мне холодно!
Ну, как хочешь. Дай сюда телефон!
Телефон? Зачем?
Наберу Крупнову, чтоб в телефоне был зафиксирован исходящий звонок ему. Потом ты сама позвонишь на свою работу и скажешь, что он тебе не открыл и трубку не взял.
Для этого надо звонить в кол-центр, сказала Таня, отдав скрипачке мобильник.
Тебя там знают?
Нет, я ни разу там не была. И даже, по-моему, не звонила туда ни разу.
Отлично! Я позвоню сама. Дай мне бланк заказа.
Танечка отдала и бланк, и мобильник. Сделав звонок заказчику, на который тот, естественно, не ответил, Вера связалась с кол-центром фармацевтической фирмы, благо что номер был напечатан на бланке.
Здравствуйте. Говорит курьер. Заказ номер три тысячи триста семнадцать мной не доставлен, так как заказчик не открыл дверь и на связь не вышел. Нет, я еду домой. Спасибо. Спокойной ночи.
Убрав мобильник и бланк, Танечка закрыла лицо руками. Она не плакала. Ей хотелось просто сидеть ничего не видя, не слыша, и ни о чём не думая. Но скрипачка, сбегав куда-то и чем-то там погремев, совала ей что-то.
Выпей! Ты обязательно должна выпить.
Радиожурналистка нехотя опустила руки. Ей предлагали бокал вина. Она его медленно осушила, и ей в лицо ударила кровь.
Ой, как хорошо! А можно ещё?
Да, можно. Только давай на кухню пройдём. Тебе придётся снять обувь, я утром мыла полы.
Танечка сняла и пальто. Кухня оказалась просторной, но бедновато обставленной. Сев к окну, в которое ветер бился как дикий зверь о прутья решётки, корреспондентка бросила взгляд в темноту двора и остро почувствовала ответный пристальный взгляд. Он не был приятным, и Таня перевела глаза на скрипачку. Та, стоя перед столом, заставленным чашками, наполняла бокал вином. На ней были джинсы, свитер и вязаные носки. Её тонкий нос имел столь аристократичную форму, что газовая плита рядом с ним казалась камином, а холодильник ворчливым, толстым лакеем. Она не стала пить с гостьей. Осведомилась, не хочет ли та поужинать. Торопливо опорожнив бокал, Таня прошептала:
Спасибо, нет.
А вот я ужасно голодная! Пей ещё, если хочешь. Я чуть-чуть выпью, когда немножко поем.
Открыв холодильник, Вера достала эмалированную кастрюлю, и, водрузив её на плиту, зажгла под ней газ. По кухне растёкся запах борща. На другой конфорке скрипачка стала варить пельмени.
Ты мне когда-нибудь объяснишь, что произошло? пристала к ней Таня, выпив третий бокал. Скрипачка стояла к гостье спиной, помешивая пельмени.
Произошло убийство.
Это я знаю!
А что ещё ты хочешь узнать?
Да много чего! Во-первых, откуда у тебя ключ? Во-вторых, откуда спокойствие? В-третьих, ты ожидала, что он умрёт, не зная о том, что он чем-то болен! Как это объяснить? Наконец, в-четвёртых зачем ты стала меня спасать? Я тебе никто!
Потому, что ты ни при чём, ответила Вера, половником наливая в тарелку борщ, полгода назад Владимир Евгеньевич дал мне ключ от своей квартиры, сказав, что с ним может произойти несчастье, а у него никого нет ближе меня. Ты только не думай, что у нас были какие-то отношения, кроме чисто соседских! Мне двадцать девять, ему семьдесят четыре. Просто он был совсем одиноким, а мы с ним время от времени пили чай.
А он объяснил, какое несчастье может случиться?