А кто такой цекубу спросил Сашка более для поддержания беседы, поскольку ему лично все эти жалобы на отсутствие света казались смешными. Люди больше боятся, когда свет включают значит, в квартале проводятся обыски и реквизиции.
Цекубу? Центральная комиссия по улучшению быта ученых, Арехин отложил газету, взглянул на большие напольные часы:
Приват-доцент Христофор Теодорович Пеев к этому времени обещал вернуться с похорон и ждать нас.
Пеев? Это который сегодня был на поминках?
Именно. И вчера в квартире вместе с сестрою убитой тоже. Впрочем, вчера вас, Александр, там не было.
Да я С устатку
Пять минут на сборы, и едем к приват-доценту. Поговорить по душам, объяснения Сашки мало интересовали Арехина.
Поговорить Сашка был не против, только ведь опять говорить будет не он, он будет слушать. Весь день только слушать утомительно. Когда ж бандитов ловить станем, убийцу этого?
Приват-доцент работал в небольшом госпитале на Каретной, и жил тут же, во флигеле, в маленькой, но отдельной комнатке.
Встретил он Арехина с Сашкой без страха, даже с облегчением:
Я, признаюсь, ждал вас раньше.
Раньше? Арехин достал из кармашка часы, золотые, с музычкой. Но мы договаривались на девятнадцать тридцать, не так ли?
Да, да, вы совершенно правы. Раньше я подразумевал неделю назад, или месяц. Тогда бы и Лизавета, быть может, была бы жива.
Кто ж вам мешал поговорить?
Всякие обстоятельства. Боязнь, прежде всего.
Боязнь чего?
Разве мало причин?
Причину всегда найти можно, согласился Арехин, но если доцент не идет к МУСу, МУС идет к доценту. Вот и пришел. Сидит. Слушает.
Вы кого-нибудь подозреваете? спросил Пеев.
Я пока собираю факты, ответил Арехин. Собираю, взвешиваю, делаю выводы.
А я подозреваю, но Впрочем, сначала я должен показать вам кое-что.
Пеев открыл книжный шкаф. Шкаф был поменьше, чем у Арехина, да и книгам отводилась только казовая, верхняя часть. Нижняя, закрытая, оказалось пустой. Не совсем пустой там стояла коробка, дешевая картонка.
Пеев достал ее, переложил на стол, открыл. В ней были бумажные завертки, много, с дюжину. Пеев выбрал крайнюю, развернул.
Под бумагой оказался стеклянный сосуд, на шкалик, стекло толстое, крышка широкая, особенная, из-под нее капли не прольется.
А внутри склянки в прозрачной жидкости плавал глаз.
Человеческий? спросил Сашка.
Вполне, приват-доцент по очереди освободил и другие склянки. В каждой плавало по одному глазу.
Все это, показал рукой на коробку приват-доцент, я получил не разом. Поштучно, так сказать.
Сразу после убийств? спросил Арехин.
Нет, спустя неделю, а то и больше.
Каким путем?
Приносили посыльные, обычные уличные мальчишки. Ставили на крыльцо, звонили и убегали.
А вы не договорив, Арехин вопросительно посмотрел на Пеева.
А я прятал их в шкаф. Наверное, мне стоило пойти в полицию.
Полицию?
Первую посылку я получил в декабре 1916 года. Хотел сразу же в полицию, но меня отговорили. Да я и не упорствовал, признаюсь. У меня по-прежнему болгарское подданство. Сейчас это мало кого волнует, а тогда Все-таки моя страна воевала против России. Еще не известно, стали бы искать преступника, или схватили бы меня, поминай, как звали.
6
Иностранцы любят украшать язык пословицами и поговорками, подумал Арехин.
Значит, в полицию не пошли, уточнил он очевидное.
Не пошел, подтвердил Пеев.
А следующая посылка
У меня все записано, и он протянул Арехину листок. Писалось в разное время, по мере пребывания даров, тому свидетельством были и разные чернила, карандашные записи, наконец, незначительные, но все-таки заметные различия почерка: пишущий волновался всегда, но волновался каждый раз по-другому.
Посылок было больше, чем убийств, известных уголовному сыску. Но те, о которых сыск все-таки знал, пожалуй, попали в список Пеева: тот получал страшные посылки от пяти до десяти дней спустя.
Почему же убийца посылает их именно вам, Христофор Теодорович?
Полагаю, этим он хочет меня наказать.
За что?
Я не знаю.
Но догадываетесь?
Пеев замялся. Потом сказал:
История, вообще-то, долгая
Ничего, вы рассказывайте. Даже роман Вальтера Скотта, если убрать страницы о красотах природы, можно пересказать довольно быстро.
Почему же убийца посылает их именно вам, Христофор Теодорович?
Полагаю, этим он хочет меня наказать.
За что?
Я не знаю.
Но догадываетесь?
Пеев замялся. Потом сказал:
История, вообще-то, долгая
Ничего, вы рассказывайте. Даже роман Вальтера Скотта, если убрать страницы о красотах природы, можно пересказать довольно быстро.
Я Я единственный ученик профессора Бахметьева. Вы о нем, конечно, слышали?
Если вы имеете в виду Порфирия Ивановича Бахметьева, то слышал.
Да, именно Порфирия Ивановича. Он преподавал у нас в Софийском университете. Студенты его боготворили, начальство недолюбливало: слишком уж необычные идеи выдвигал профессор. Среди них теория анабиоза, состояния, при котором организм не стареет, а, напротив, омолаживается.
Это как? не выдержав, перебил тезка Он.
Сродни медведям, впадающим в зимнюю спячку, только спячка та куда глубже. Порфирий Иванович считал, что шестидесятилетний человек может уснуть лет на сто и проснуться, биологически соответствуя сорокалетнему возрасту, если не моложе.
Вот так прямо взять и уснуть? не поверил Сашка.
Сон этот холодный. При отрицательной температуре. Минус пятнадцать по Реомюру. Разумеется, если человека просто взять да и заморозить, он умрет: вода превратится в лед и безнадежно разрушит структуру любой ткани. Но определенные субстанции, вырабатываемые организмом, переводят воду в переохлажденное состояние. Ее температура отрицательная, а она, вода, все равно жидкая.
Если эту субстанцию ввести в организм человека, то он перенесет минус пятнадцать безо всякого вреда для себя, напротив, те изменения, что накапливаются в тканях с возрастом, могут исправиться. Должен сказать, что насчет омоложения профессор не был решительно уверен, но в достижимости долгой и безвредной спячки не сомневался
И ему это удалось?
Отчасти. Он погрузил в анабиоз при минус десяти градусах летучую мышь, и продержал ее в таком состоянии месяц, после чего вернул ее к полноценному существованию.
Летучие мыши, как известно, и сами впадают в спячку.
Именно поэтому с нее и начал Порфирий Иванович. Но затем он повторил опыт с кошкой, существом совершенно иной организации. Десять дней при минус десяти градусах и та ожила, да еще как ожила! Убежала из лаборатории!
Вы говорите о минус десяти, а вначале упоминали о минус пятнадцати.
Ведь это только опыты. Для ста лет минус десять градусов мало, а для месяца достаточно. Есть сложности с аппаратурой. И главное, профессора Бахметьева начала преследовать некая секта. Он получал письма с угрозами.
Откуда вы знаете?
Я уже сказал я был его единственным учеником. Порфирий Иванович считал, что и я подвергаюсь опасности.
Но была ли эта опасность реальна?
Была, коротко ответил Пеев.
Хорошо, допустим. Но полиция
Болгарская полиция, вернее, один умный полицейский, хорошо относящийся к профессору, сказал, что реально защитить полиция не может никого, даже царя.
Что ж, Сараевское дело, да и другие показали, это он был прав, ваш полицейский.
Обстоятельства сложились так, что профессору пришлось покинуть Софию и вернуться на родину, в Россию. Вместе с ним приехал сюда и я. Профессора пригласили в народный университет Шанявского, он возобновил научно-практическую работу, но в декабре 1913 года скоропостижно скончался. Меня не было в Москве, по просьбе профессора я совершал поездку в Румынию, потому утверждать, что смерть профессора вызвана внешними причинами, не могу, хотя сомнения у меня есть: Порфирий Иванович здоровьем обладал отменным, вредных привычек не имел, его образ жизни любой физиолог назвал бы идеальным, да и шел ему всего пятьдесят четвертый год.
После смерти профессора я, в меру своих скромных сил, продолжил работу учителя. Война, конечно, вредила и здесь: стало трудно заказывать оборудование, которое мы обыкновенно покупали в Германии. Трудно было и с деньгами, впрочем, Институт Экспериментальной Медицины проявил большой интерес к моей работе и финансировал ее довольно-таки щедро, применительно к военному времени.
Но здесь моя несчастная родина вступила в войну на стороне противников России! Я испугался, что меня интернируют и поспешил поспешил с экспериментом. Я решил погрузить в анабиоз человека. Один из студентов ассистировал мне при синтезе жидкости Ку так я назвал временно состав, открытый профессором Бахметьевым, состав, предотвращающий образование льда в тканях. Так вот, этот студент пришел с войны, на которой получил ранение довольно неприятное ранение. И он настаивал, чтобы именно ему выпала честь стать первым человеком, испытавшим анабиоз.