Никифоров подумал было, где же они снаружи устроятся, но вышло по-простому на травке. Он познакомился, с каждым за руку, представляясь Никифоров, по фамилии, он считал, получается солиднее, взрослее, из ответных запомнил только Клаву, девушку из сельсовета. Ничего, не все сразу. По ходу дела сами запомнятся.
Я связывался с райкомом, Василь сразу перешел к делу, там инициативу поддержали. Вахта комсомольской памяти. Хоронить будем в четверг, торжественно, с митингом. Мы должны показать всем, что гибель нашего товарища делает нас еще сильнее, крепче.
А вахта это как? спросил худенький, с торчащими лопатками, паренек.
По очереди будем стоять, дежурить у тела Али. Каждый должен будет за время вахты написать воспоминания о ней, и Василь достал из планшета тетрадь в клеенчатой обложке.
О чем писать? опять спросил парнишка.
О ней писать, о нашем товарище, комсомолке Але. Какой она была, как жила, как верила в светлое будущее. Пишите, что считаете нужным, только помните вас будут читать.
Много Много писать? теперь подала голос Клава.
Пять страниц.
Они еще поговорили, о порядке вахты, о том, чем писать чернилами или карандашом, о новом приеме в комсомол (оказалось, трое не комсомольцы), о будущем субботнике. Последнее касалось и Никифорова субботник решено было провести в клубе, на оформительских работах.
Переоборудование клуба требует денег, а из каких сумм? Отчисления по самообложению небольшие, а раскошелиться единоличники не хотят. Вот создадим коммуну, тогда..
Немного поговорили и про коммуну, какая тогда жизнь хорошая настанет. Все сообща, и трудиться, и отдыхать, и жить, не то, что сейчас, каждый в своем углу норовит разбогатеть. А на что оно, богатство, когда все вместе? Говорили горячо, с верой, Василь, правда, помалкивал, давая простор мыслям и мечтам. Потом опять вернулись к текущему распределили вахты, две дневные, по шесть часов, и одна ночная.
Распустив комсу с наказом Еремке быть к закату (Еремка тот дотошный паренек, что спрашивал о вахте), Василь остался с Никифоровым.
Ребята простые, честные, побольше бы таких, Василь смотрел уходящим вслед, прищурясь и как бы с усмешкой. Не с усмешкой, а как бы. Потом повернулся к Никифорову:
Видишь, как все складывается. Давай так о практике твоей потом поговорим, после похорон. Сейчас, сам понимаешь Да она уже и началась, твоя практика. Какую бумагу написать нужно будет, отзыв, или что не сомневайся.
Я не сомневаюсь Только кем вы тут работаете? Должность какая?
Правильно мыслишь, в отца. Должность Должность моя простая инвалид гражданской войны. В партии с семнадцатого, как воевал, у отца своего спросишь. Стула подо мной нет, но сделать могу все. Увидишь.
Я не к тому
Напрасно. Ладно. Накормили тебя?
Накормили, спасибо.
Ты пока вот что Можешь написать заметку в газету? Большую, с чувством, по-городскому? Так мол, и так, от вражьей руки на боевом посту пала комсомолка, в общем, как полагается? А то наши ребята, боюсь, не справятся.
Написать могу, только не знал ведь я ее
А тут ребята тебе помогут, не зря я им задание дал воспоминание. Заодно с ними и сойдешься покрепче. А что не так, поправим.
Напишу, согласился Никифоров. Какое-то дело, занятие. Лучше праздности. В стенную газету он писал регулярно и считал себя способным на большее.
Тогда пошли, пройдемся и мы.
Вечерело, и село сразу стало люднее. Хозяйки перекрикивались со двора на двор, а то и просто гостили друг у друга, сидели вокруг самоваров и пили чай с прихлюпом, разносившимся далеко, от кого добрым людям таиться. Дымок вился над самоварными трубами, прихотливо, извилисто выползал на дорогу, дразня Никифорова. Хотелось сесть рядом, налить в блюдце чаю и пить, включась в общий хор.
Словно угадав его настроение, Василь предложил:
Зайдем, почаевничаем, и, не дожидаясь согласия, пошел на запах можжевельника. Прямо к избе с петухами.
Вечер добрый, хозяева! Как свадьбу гуляли?
Присаживайтесь, предложил Костюхин, пожилой мужик с запорожскими усами. Давай, мать, блюдца неси, видишь, гости!
Женщина пошла под навес, в летнюю кухоньку. Видно было, что не больно-то им рады, но гнать нельзя, не по-людски. Деревня.
Свадьбу гуляли мы хорошо, дождавшись, пока гости отопьют чаю, ответил хозяин. А вот что дома нас встретило, то плохо. Неладно.
Свадьбу гуляли мы хорошо, дождавшись, пока гости отопьют чаю, ответил хозяин. А вот что дома нас встретило, то плохо. Неладно.
Ну, тебя-то никто ни в чем не винит, Михайло, успокоил хозяина Василь. Ты здесь совсем в стороне.
Получается, спасибо брату. Кабы не свадьба, мне бы сейчас перед тобой оправдываться.
Да в чем оправдываться? Не повезло просто. Не на твоем, так на другом винограднике случиться могло. Вот, знакомься, сын моего боевого командира, Никифоров. Из города к нам приехал, клубное дело ставить. Надо бы нашим селянам, особенно, кто позажиточнее, деньжат для этого дела подкинуть.
Деньжат подкинуть дело нехитрое. Да только что за клуб в церкви? Мы ведь соглашались поставить красную избу, обществом. Почто церковь было портить?
Ты, брат, того Не нами решалось, сам знаешь. А для клуба мы ее и не портили, напротив. Забыл разве, какой она стала? А ребятишки наши прибрали ее, сколько выгребли всего, побелили
Самовар сопел, не обращая внимание на чаевничающих.
Подумаем. Осенью. Сейчас не до того, ответил, отметая назойливых мух.
Осенью, то само собой. Сейчас бы для начала хоть трошки литературу, книг приобрести, всякую мелочь.
Хозяин сделал вид, что не слышит.
Чай вот добрый, Никитинский. Из города куплен. Пейте, пейте, и сахару не забывайте, сахар был вприкуску. Сколы, белые, хрупкие, лежали в сахарнице. Голубая, тонкого фарфора, сахарница меж грубой фаянсовой посуды казалась институткой на трудовой повинности.
Благодарствуем. Пора нам, и Василь откланялся. То есть, он не кланялся, просто встал, повел неопределенно рукой и все.
Спасибо, Никифоров поставил недопитое блюдце на стол. Уходить не хотелось, но он здесь не главный.
Я не копейки просить зашел, объяснял Василь, когда они отошли подальше. Прощупывал. Как он чувствует себя.
Зачем?
Убили-то на его земле. Любой бы волновался. А он спокойствие выпячивает, не причем-де я.
Ведь Костюхин на свадьбе был.
Так-то оно так, а все же Ничего, пусть знает, что мы не простачки, поволнуется. Чай Никитинский пьет, подумать
А богатое у вас село, переменил тему Никифоров. Дома какие
Немалые, охотно согласился Василь. Что дома, дома это снаружи. Подвалы под ними поболее будут.
Подвалы?
Конечно. Вино где хранить? От века село виноделием промышляет. Бочки на заказ, стоведерные встречаются. Думаешь, по земле идешь, а под тобой винища море разливанное. Правда, ненадежный нынче промысел.
Отчего же?
Вино, особенно дорогое, оно для дворцов, а у нас дворцам война. Нэпманов поприжмут, кто ж станет по червонцу за бутылку платить? Рабочему человеку водочка милее, она без обману хлопнешь стопку, и тепло, и весело. Ты как, употребляешь?
Иногда, вчерашняя отвальная выглядела сейчас иначе, но повторять все еще не хотелось.
Отец твой меру знал. А вот здесь товарищ Купа живет. И я с ним, по-родственному.
Дом был не менее других, но несвежий, неряшливый, дом на время. Дырявая плетеная корзина, валявшаяся на земле, вольный бурьян у загороди, беспрестанно трепыхавшиеся на веревке тряпки, повешенные, верно, для просушки и забытые до нужды в них.
Василь приоткрыл калитку, скрипнувшую на сухих петлях.
Тебя не зову. Товарищу Купе, сам понимаешь, не до гостей.
Понимаю, понимаю, забормотал Никифоров.
Теперь, ежели что, знаешь, где меня найти. Погуляй, а мне пора.
Никифорову гулять не хотелось. Да и вечереет. Он повернул назад, к знакомым местам. Потихоньку, не разом все село в друзьях станет. А молодежи много. Он видел, как бойко бегала детвора, а те, кто постарше, переговаривались, поглядывая в его, Никифорова, сторону.
К церкви он поднялся, когда солнце стало большим и красным. Красивое время.
Внутри было, как в паровозной топке, огненно. Просто пожар. Но на пожаре жарко, а здесь огонь холодный, бабий. Он передернул плечами, больше от нервов, не замерз же он, в самом деле, не так уж тут и зябко. Прохладно, вот верное слово: прохладно. Градусов восемнадцать, девятнадцать. Ну, а снаружи все тридцать, оттого и кажется мороз. Никифоров окинул взглядом стены, вверх, до купола. Пришлось потрудиться не на шутку забелить все. Леса, должно быть, ставили, иначе не достать ведь. Впрочем, работа спешная, неважнец.
Он заторопился в свою келью студента, так назвал он каморку, в которой предстояло провести лето. Сейчас Никифоров жалел, что не знает архитектуры. Нефы, порталы, алтарь, хоры, притвор вертелись в голове названия, вычитанные из книг, рыцарских романов. В них, правда, про другие церкви писали, католические. А кельи это в монастырях, кажется. Пусть.