Мисс Розенберг? у него был бархатный голос, но она совершенно не видела его лица и даже очертаний его фигуры. Элизабет лишь крепко держала ручку двери, пытаясь понять, почему его голос кажется ей знакомым.
Кто вы? спросила она осторожно, вглядываясь в темноту. И что вы делаете в помещении для персонала? Я не думаю, что вы работаете здесь.
Я, должно быть, напугал Вас, она улыбнулась, кивая головой. И всё же ей не нравилось, что в данном диалоге она не видела своего собеседника. Прошу прощения, если это так, я неспециально.
Так что Вы хотели? она взглянула на часы. Через пару минут будет мой выход, мне нужно готовиться. Не тяните время, она слегка кашлянула, на секунду ей показалось, что последняя её фраза прозвучала как грубость, но затем она выбросила эту мысль из головы.
Я лишь хотел сказать, что Вы прекрасно танцуете, Элизабет замешкалась, а облегчение тёплой волной нахлынуло на неё. Она отпустила ручку двери.
Мне мне очень приятно, спасибо. Но вы могли бы зайти после выступления, сейчас не самое подходящее время, я могла даже не открыть вам дверь.
После Вашего выступления будут подавать десерт, и мне крайне сложно отказаться от него. Вы наверняка пробовали пирог «Баноффи»? Он просто великолепен, особенно хорошо его готовят на этой кухне.
Вы абсолютно правы. У нас превосходная кухня, она вновь взглянула на часы. Я должна идти, а Вам пора бы занять своё место.
Конечно. Хорошего Вам выступления, мисс Розенберг, пусть она не видела его, но по голосу могла сказать точно, что он улыбался. Поэтому, кивнув ему в ответ, Элизабет закрыла перед ним дверь.
Он не ушёл. Когда темнота узкого коридора поглотила его полностью, не оставив и частички света, улыбка испарилась с его лица. Он поправил галстук, пригладил светлые волосы и большими глазами уставился в верхний правый угол над её дверью, где была одна из камер видеонаблюдения.
***
Зал аплодировал, когда она высокими чёрными каблуками ступала на сцену, и аплодировал ещё больше, с некой грустью, когда она покидала её. Лиза осмотрелась вокруг, пока яркий прожектор освещал высокую женскую фигуру. Ни единого свободного места. Кто-то сидел за барной стойкой, кто-то стоял, склонившись над чужими столами, и дикими глазами наблюдал за происходящим. Кто-то свистел, а кто-то равнодушно пил бурбон в конце зала, опираясь спиной о стену. Это было большое помещение, разделённое на два зала. В первом был ресторан. Именно там стояла большая сцена, на которой она выступала, на которой выступали бездарные певицы и под которой сидели музыканты и играли классическую музыку. Иногда джаз или рок-н-ролл, но чаще это был Франц Шуберт или Антонио Вивальди. А второй зал был слегка поменьше, огорожен тонкой стенкой и содержал в себе несколько покерных столов и игровых автоматов.
Пару лет назад несколько пуль были вогнаны в эти стены. Когда здесь правил стиль барокко и, куда ни глянь, на глаза попадалось золото, например большие картины в золочёных рамах, или стулья и столы, украшенные резьбой и инкрустацией. Хрустальные люстры и ковры. В тот день ничего из этого не стало. Люстры были разбиты, картины злобно затоптаны ногами, а стулья летали по воздуху, разбивая окна. Эти молодые люди проиграли много денег в тот день и, слегка перебрав в баре, устроили здесь погром. Они ушли победителями, потому что тот старик, которому достались все лавры, был ими застрелен, и его выигрышные деньги они забрали с собой, как и деньги всех остальных посетителей и персонала. В тот день Элизабет заперлась в своей гримёрной и с диким страхом слушала чужие крики, боясь подняться наверх. Свист пуль, громкие выстрелы. Это долго снилось в её кошмарах.
Ресторан понёс большие потери, кто-то даже уволился, не в силах вернуться туда, где уже был готов попрощаться с жизнью, кто-то больше не видел перспективы, чтобы работать здесь. Мол, кто будет ходить в место с подорванной репутацией? Но Лиза не оставила свою сцену, потому что танцы значили для неё всё. Это единственное тёплое воспоминание о нём, которое даже спустя столько лет хранилось в памяти. И именно после этого ужасного инцидента владелец ресторана сменил стиль барокко на ренессанс. Но мало кто из посетителей заметил разницу.
Элизабет уходила домой, когда из-за гор всходило солнце и освещало весь горизонт и крыши высоких домов, местами увитые девичьим виноградом. Улица выглядела живой, настоящей и красочной лишь утром, когда отдохнувшие посетители выходили из высоких дверей ресторана. Они были пьяны и разговорчивы. На головах некоторых дам красовались большие шляпки, а мужчины смеялись и дымили дорогими сигарами. Люди, не обладающие достаточными средствами, не могли позволить себе такую роскошь, как отдых в «Брюм».
Ресторан понёс большие потери, кто-то даже уволился, не в силах вернуться туда, где уже был готов попрощаться с жизнью, кто-то больше не видел перспективы, чтобы работать здесь. Мол, кто будет ходить в место с подорванной репутацией? Но Лиза не оставила свою сцену, потому что танцы значили для неё всё. Это единственное тёплое воспоминание о нём, которое даже спустя столько лет хранилось в памяти. И именно после этого ужасного инцидента владелец ресторана сменил стиль барокко на ренессанс. Но мало кто из посетителей заметил разницу.
Элизабет уходила домой, когда из-за гор всходило солнце и освещало весь горизонт и крыши высоких домов, местами увитые девичьим виноградом. Улица выглядела живой, настоящей и красочной лишь утром, когда отдохнувшие посетители выходили из высоких дверей ресторана. Они были пьяны и разговорчивы. На головах некоторых дам красовались большие шляпки, а мужчины смеялись и дымили дорогими сигарами. Люди, не обладающие достаточными средствами, не могли позволить себе такую роскошь, как отдых в «Брюм».
Вдоль улицы шли небольшие антикварные магазины, напротив стояла старая библиотека. Элизабет никогда не могла взглянуть на неё без подступающих к глазам слёз. Она всей душой любила книги. И видеть, как загнивает это здание, было превыше её сил. С тех пор, как оно закрылось, прошёл год. Раньше она проводила там всё своё время. Бродила меж высоких книжных полок, касаясь пальцами книжных переплётов. Вдыхала запах пыли, типографской краски, бумаги и слушала шелест страниц и завывание ветра в щелях деревянных окон. Особенно ей нравилось сидеть там в рождественские вечера, когда, читая какой-нибудь роман, краем уха она слышала звонкий хор детей, переодетых в эльфов.
Элизабет натягивала чёрные бархатные перчатки на свои тонкие пальцы и смотрела в эти старые окна, пока юный аристократ Джордж Гримм, не веря своему счастью, постоянно заглядывал в свой портфель, любуясь на аккуратно сложенные зелёные стопки денег. Он выиграл и, кажется, рассказал об этом всей округе, даже похвастался своему личному водителю, а затем с улыбкой Чеширского Кота распрощался со своим соперником, пожав ему руку. Он уехал, но его силуэт ещё долго стоял перед глазами раздосадованного мужчины.
Элизабет просочилась сквозь толпу, сливаясь с женщинами в леопардовых пальто. На улице стоял утренний туман, а солнце скрывалось за тяжёлыми дождевыми тучами, оставляя небо таким белым, как первый выпавший снег. Деревья на бледных газонах начинали терять свои листья, окрашивающиеся в яркие краски. И если бы не они и не красная вывеска «Брюм», то Элизабет могла бы вполне предположить, что живёт в чёрно-белом кино.
Она обошла дамочек в пальто, остановившись на светофоре. По дороге проехала пара-тройка машин. Девушка затянула свой пояс, чувствуя, как прохлада сочится по её коже, начало осени выдалось холодным. Что может быть лучше, чем прийти домой, приготовить завтрак, принять пенную ванну и лечь спать, закутавшись в пуховое одеяло кассетного пошива? Правильно, лишь пирог «Баноффи». Чёрт, она так и не попробовала ни кусочка В голове Элизабет играла последняя мелодия, под которую она танцевала этой ночью, и под чувством временной лёгкости девушка перебирала пальцами в воздухе в такт скрипке, пока её плеча не коснулась чья-то рука.
Женщина лет сорока, на голову ниже Элизабет. На ней был тёмно-синий плащ, а волосы, кажется, с проседью, прикрывала чёрная узорчатая косынка. Большая потёртая сумка, купленная около семи нет Лиза пригляделась около восьми лет назад. Неухоженная, грязная обувь и пустой, глупый взгляд. Элизабет точно не видела её раньше и уж тем более не была с ней знакома.
Я видела Ваше выступление, начала она разговор, а девушка молилась лишь о том, чтобы на светофоре скорее загорелся зелёный свет.
Надеюсь, оно оставило хорошее впечатление.
Ещё бы. Элизабет Розенберг? спросила она, словно зная ответ, и зелёный свет загорелся. Машины остановились, а Лиза быстро пошла вперёд, оставляя свою «спутницу» позади.
Вы правы, равнодушно сказала она, надеясь, что когда повернёт голову, то не увидит никого, но «чёрная косынка» бежала за ней следом, запыхиваясь, стуча невысокими каблуками. Вы, что-то хотели? она резко остановилась, заставляя женщину чуть ли не уткнуться длинным острым носом в её спину. Не хочу показаться грубой, но я очень спешу, она повернулась к ней лицом, ожидая скорейшего ответа, а в голове мечтая лишь о том, как кусочек мягкого пирога на серебряной узорчатой ложечке приближается к её рту. Всё ближе и ближе Последний раз она обедала вчера в первой половине дня. Подобные мысли были вполне объяснимы.