Раздался щелчок и резкий визг Вовы, которого отец наградил подзатыльником.
Что это?
Теперь этот вопрос, как рык льва, был обращен только ко мне. И тут же я взвизгнул еще громче брата от полученного тяжелого удара.
Мы больше не будем! вытирая слезы, шмурыгали мы носами.
Но отец обжег Вове пальцы рук, приговаривая:
Я вас отучу!
Руки брата тряслись, нежная детская кожа волдырилась от огня!
Папа! Папочка, не надо, пожалуйста, мы больше так не будем!
Убирайте за собой! Сволочата! прорычал с таким гневом и такой злостью, будто мы были не его дети, а ненавистные подкидыши.
Трясущими руками мы подбирали спрятанные ранее под половиком листочки календаря, что скручивали в трубочку, поджигали и курили, копируя отца, когда он дымил сигаретой около печки.
Вспомнив это, переглянулись и поняли, что впереди еще более жестокое наказание! Так и оказалось! Отец это делал изощренно и каждый раз со все большей жестокостью!
Волдыри от ожогов зажили, а вот душевные рубцы до сих пор кровоточат памятью
Милиция разочаровала
Приехали милиционеры и вели длительную беседу с отцом! Высокие мужчины в форме, серьезные лица все это пугало и настораживало! Причины того визита мы не знали, побежали к прабабушке Лене, что жила с нами в доме на два хозяина, а двор разделен забором.
Брат Вова, Дима и я
Ну-кась зайдите немедля! бабушка нас завела к себе в дом. Но мы вновь хотели побежать во двор.
Не пущу. Если отец вас слышал, он всыпет вам щертей!
Минутами ранее мы с братом не по-детски радовались:
Ура! Папку в тюрьму посадят! Ура! Папку в тюрьму посадят!
Дуэтом мы даже не кричали с Вовой, а пропевали эти слова.
Но как оказалось потом, отец был свидетелем какого-то преступления, а душевную нашу песню он не оценил!
Дом пыток
Мы заслуживали порки, отрицать не буду, но не издевательства, которым подвергал нас отец.
Он бил всем, что попадало под руку: ремнями, шлангами, плетками
Убью! Выродки!..
Мне не забыть его озлобленных глаз, прикуса губ, и того, как замыкался с нами в комнате!
Бил с такой силой, как бьют не всякого взрослого: все тело горело, а он продолжал бить и орать:
Не тряситесь! Что вы, как бабы!..
Орал так, что от каждого его слова нас действительно начинало трясти.
Мама рвалась в комнату, но он угрожал:
Если не прекратишь ломиться, я их убью! Позовешь кого-нибудь убью!..
Было слышно, как она плакала и уговаривала его:
Юра, прекрати! Открой дверь! Выпусти детей!
Дергала дверную ручку, обморочно сползала по двери, замолкала, а потом опять плакала и уговаривала его остановиться!
Мамино сердце кровоточило от того, что слышала за закрытой дверью. А мы рыдали взахлеб, то и дело выкрикивая:
Папа, не надо, пожалуйста!!!
Но он лишь зверел! Бил и заставлял заткнуться и не ныть, а иначе еще хуже будет! Было страшно вдвойне от того, что ждали спасения от мамы и знали: когда откроется дверь, то и ее он будет бить тоже. Так и было открывал дверь и избивал маму, чтобы не жалела нас! Бил кулаками, таскал за волосы, она падала, а он бил ногами
Мы с Вовой, крепко обнявшись, истошно кричали, но зверь был глух и слеп!
Попытки помочь маме оборачивались ударами и ором, что пугал до ужаса!
Те минуты длились часами, а часы годами. В наших детских глазах стояли слезы. В них отражались мамины мучения, которые она переносила молча, удерживая крики боли, чтобы не напугать нас.
Этот ужас продолжался долгих двенадцать лет ровно столько продлился брак родителей, ставший настоящим адом для мамы и нас с братом.
Открытый перелом логики
Кроме издевательств отец заставлял нас выполнять тяжелую работу. Вспоминается в связи с этим лютая зима, что завалила все вокруг снегом, на две зимы вперед!
Я буду чистить дорожки от снега, грузить в тачку, а вы будете вывозить вон туда, сказал отец, показав за двор, где была свалка.
Отец посмотрел так, что все вопросы отпали, за исключением еще одного:
Пап, а зачем снег вывозить за двор?
Везите молча! грозно рявкнул он.
Два маленьких ребенка (6 8 лет), по колено в снегу, как бурлаки на Волге тащили «баржу» со снегом Щеки горели от обжигающего морозного ветра, а руки сводило от холода. Отец курил, пока мы вывозили снег. От страха мы не жаловались, что замерзли. Знали, что было бы хуже, скажи мы это!
Мало того, что нагружал работой, да еще такой, которая не поддается простой человеческой логике! Зачем, к примеру, снег вывозить за двор?!
Хорошо еще, что дождь тазиком ловить не заставлял!
No comments
Помню, как однажды отец разбудил нас с Вовой, полностью раздел и выгнал на улицу, а была зима! Замкнулся в доме, где не утихали грохот, его крики и мамин плачь. Он бил ее так сильно, а она рвалась к нам
Крики и грохот сводили с ума! Знали, что происходило по ту сторону двери, но помочь не могли и не знали, что будет дальше!..
Не забыть ее криков от боли и о помощи!..
Мы ревели, что было сил, а Вова трясущейся рукой пытался вытереть мои слезы. Зуб на зуб не попадал от леденящего холода, трудно было пошевелиться, колики по всему телу бегали подобно разряду тока.
Время тянулось бесконечно долго, а ожидание отчаливало от берега надежды.
Вова растирал себя и меня руками, а затем мы обнялись и грелись друг о друга. Наконец, открывалась дверь, и мама, шатаясь от бессилия, забрала нас в дом, где вместо теплого чая нас ждал крепкий отцовский ремень!..
До сих пор эти воспоминания выворачивают душу. Это так страшно, когда видишь, как страдает мама, и не можешь за нее заступиться. Страх парализует, лишает сил и воли. Наступает тупая безысходность.
Ночь, ты приютила нас опять
Летом так же выполняли тяжелую работу не по годам, а играть хотелось, ведь мы же дети! Отец не отпускал нас, пока не доделаем то, что он приказал (крепостное право не везде отменили)!
Иногда мы рисковали убегали без спроса, а обратно идти было страшно!
В тоненьких майках и шортиках ночевали, где придется: в кустах, в стогах, где никто не ходил
Павлик, пойдем «Спокойной ночи малыши» смотреть? иногда предлагал Вова.
К Ивановым?
Да!
Перелазили через забор, подходили к незашторенному окну той комнаты, где был включен телевизор. Становились на носочки, украдкой без звука смотрели «Спокойной ночи малыши»А взгляд невольно переключался на то, в каком уюте смотрели ту же передачу наши одногодки. Два мальчишки, избалованные родителями, кушали пирожки, по дому ходил улыбчивый папа, даже синие софиты телевизора обнимали их!
Завидовали ли им? Нет! Если бы мы познали отцовскую любовь, затем ее лишились по каким-то причинам, то увидев, как ребят лелеет отец, наверное, позавидовали бы! Но любви отцовской не знали! Просто застыл в глазах вопрос непонимания: а разве такое бывает?
После «закрытого сеанса», шли куда-нибудь спать, но прежде подзывали или ловили кошек, прижимали к себе и гладили всю ночь грелись. Мне не забыть то сладкое мурлыкание и то тепло, что отдавала кошка! Маленькое кошачье сердечко было в сотни раз объемнее и человечнее, чем у отца!
Ненавидел те двоякие ощущения, когда мама нас искала, а мы прятались в кустах:
Павлик, Вова! повторяла она с такой надеждой и любовью в голосе, что хотелось броситься ей на шею, с криком:
Мамочка, мы здесь! Забери нас!
Хотелось обнять ее и не отпускать, но страх перед отцом заставлял молчать.
Лежали и смотрели, как мама проходила мимо, а затем, ее облик поглощала ночь, а зов становился все тише и тише. Наконец, наступала тишина и опустошала все внутри: надежду и веру в чудо! Вова крепко сжимал мою руку, давая понять, что в этот миг мы не одиноки есть друг у друга!
Спустя некоторое время, мамин голос вновь становился громче, из темноты выступали ее очертания, но мы не отзывались, и она проходила мимо, а вслед за ней бежали наши души
Две мальчугана, прижавшись друг к другу, смотрели на звездное небо и видели огромные просторы вселенной и ее свободу! В такие минуты слабости и мы были свободны от оков боли и решеток отчаяния! Тогда, наверное, и влюбились в ночь. Ее безликость тем и прекрасна, что художником являешься ты сам!..
Под утро были синими от холода и стучали зубами, да еще и посмеивались друг над другом, но тот смех был скорее психологической защитой, чем весельем. Ведь мы знали, что нужно идти домой и что нас там ждет!
Почти весь день без еды, ночь и холод были веским поводом возвращения домой. Но не «блудных сыновей» встречал любящий отец, а озверевший тиран, импровизирующий все более изощренные наказания провинившимся сыновьям и плачущей от собственного бессилия маме.
Проходило несколько дней, и мы вновь убегали и ночевали в объятиях темноты и «свободы». И так несколько лет.