Проходило несколько дней, и мы вновь убегали и ночевали в объятиях темноты и «свободы». И так несколько лет.
Помню, как прабабушка Лена жарила семечки, угощала нас, а ночью мы заглушали ими голод! Иногда запасались и корочкой хлеба на двоих и тогда горстка жареных семечек с хлебушком вприкуску становились для нас ни с чем несравнимым лакомством!..
Бить или бить?
Сладкий детский сон, где свободный полет обеспечивал физиологический рост, был нарушен так внезапно, как когда-то Юрский период потревожил метеорит! Теплое одеяло было сорвано подобно тому, как фокусник, дернул за край скатерти, что, молниеносно скользнула по столу, и оказалось в руках умельца
Еще не успели с братом понять, в чем дело, как услышали крики отца:
Выродки! Кто из вас украл?
Что украл? потирая сонные глаза, пытались уточнить мы с братом.
Но отец объяснил по пальцам, заставив вытянуть руки. И начал бить по кистям ремнем (иногда бляшкой), прикладывая всю силу своего гнева.
Вибрации его голоса пронизывали каждую клеточку, наполняя первобытным страхом организм в целом!
Не убирайте руки! Не нойте, как бабы! Ну-ка, цыц!..
Колени тряслись так, что было слышно, как чашечки стучали друг о друга! Скулы сводило судорогой, глаза были открыты настолько сильно, что поток слез не успевал их смачивать, а моргать не могли не выпускали из виду ремень и отца, что бил уже куда попало!
Выродки! Твари! Кто из вас украл зажигалку?
Мы не брали!
Не врите!
Удар за ударом! Удар за ударом!..
На крики прибежала мама и тоже попала под раздачу! В порыве гнева отец извергал такие слова и выражения, что они казались блевотиной, которая прорывается из гнилостного нутра.
Эти выродки не от меня! Ты нагуляла
Женский протест был, как всегда, бессилен перед жестокостью домашнего деспота. Прикрывала собой детей, подобно крыльям Ангела! Своих детей, которые внешне переняли черты отца и были неопровержимым доказательством обратного.
Удар за ударом, удар за ударом пока «воспитатель» не устал махать ремнем и не вышел на улицу перекурить Мама нас прижимала к себе и гладила, успокаивала, как могла
Через несколько минут открылась уличная дверь в дом, производя на нас тот же эффект, что и кинематография жанров ужаса. Каждую деталь звука анализировал слух: поворот ручки, едва уловимый скрип ставней и топот идущего человека! Это был звук шагов обладателя переполненного злостью злодея. И эта злоба по дороге расплескивалась под давлением тяжелых ног на пол, делая звуки громче и громче! Казалось, накаленный страшными эмоциями воздух коснулся тела и возглавлял отряд мурашек, что особым строем маршировали по коже! Чем ближе был слышен топот, тем сильнее прижимала к себе нас мама! И вот открылась дверь, где сидели мы тесным комочком! Крепко зажмурив глаза, пытался мыслями очутиться где угодно, но только не в той комнате! Но даже с закрытыми глазами ощутил на себе взгляд, что чуть не проломил спину своим гнетом! Уже морально подготавливал тело к ударам, примерно зная, куда они прилетят, крепко сжимая руки мамы и брата, когда услышал фразу:
Нашел! Оказывается, зажигалку в машине оставил! Извините!..
Предыстория: отцу подарили красивую зажигалку, он проснулся и пошел покурить, но рядом с пачкой сигарет ее не оказалось Мысли тут же направились к сыновьям и обвинили их в пропаже. Остальное уже известно из повествования.
Слово «Извините!», прозвучавшее после обнаружения жестокой ошибки, подразумевало угрызение совести и искреннее осознание содеянного. Но интонация, с которой было это слово произнесено, убеждала в другом: тиран извинялся за пустяк, и этим должны были довольствоваться избитые ни за что дети и жена.
С тех самых пор, когда в фильмах показывают момент, где папа заходит в детскую комнату, целуют ребенка и желает спокойной ночи, меня посещает мысль: где же его зажигалка? Или он не курит?
Кого спрятал, тот и виноват
Справедливости ради скажу, что отец порой замечал, что мы дети, и даже играл с нами, а любимой игрой были прятки!
Вова! звала мама.
Водик! искал брата и я.
Вова, внучок! подключалась и прабабушка Лена.
Но в ответ тишина! Поиски затянулись на часы, а уже стемнело!
Вова! звала, не на шутку растревожившись, мама.
Водик! со слезами на глазах, кричал и я.
Вова, внучок! подключалась и прабабушка Лена.
Но в ответ тишина! Поиски затянулись на часы, а уже стемнело!
Вова! звала, не на шутку растревожившись, мама.
Водик! со слезами на глазах, кричал и я.
Вова, внучок! дрожащим голосом вторила прабабушка Лена.
А отец, знавший, где спрятан сын, спокойно смотрел телевизор
Через несколько часов прабабушка Лена нашла Вову, выражение лица которого не отражало детского восторга оттого, что его нашли.
А вот и Вова! Ага, нашелся?!
И последующая реакция облегченный смех искавших, не знавших, что в детскую игру отцом были внесены изменения правил:
Сиди тут, сученок! Попробуй только пискни, а то я тебя
Дальше следовали слова, что вгрызались во все каналы детского восприятия, а предыдущие отголоски горького опыта напоминали о воплощении обещанного! С этими словами закрылась крышка бункера накопителя под зерно, где лучик солнышка едва проникал через маленькое окошечко и напоминал о том, что по ту сторону стен еще есть тепло! Соблазн отозваться на крики искренне желающих его найти, подавлялись страшным предупреждением отца: «Сиди здесь и молчи ты наказан!»
Спасение было всего в нескольких шагах, но звать на помощь запрещено, да и страшно! Быть изолированным от жизни, находиться в неведении, что происходит за «броней» бункера, испытывать голод и тревогу все это, вместе взятое, пугало меньше, чем наказание телесного характера!
Такое «воспитание» проявлялось и в сарае, где с братом вели себя тише, чем сама тишина, дабы не ослушаться отца!..
Это ломало детскую психику, но не останавливало его!
Глава IV Большие чувства маленьких сердечек
На щеках костры стеснений,
А в глазах искринки счастья!
На листках слова мгновений,
Что тогда казались сказкой.
Волнительный почерк
Анна Васильевна, моя первая учительница, с первых дней учебы возложила на меня лавр вундеркинда! Придя в школу, я уже хорошо читал и писал. Вот тогда-то ко мне неожиданно пришла первая любовь. Ее звали Лиля. А моя детская влюбленность проявлялась с обнаженной искренностью и не была прикрыта нормами и стереотипами. При этом я совершал, как мне кажется, вполне взрослые поступки, ухаживая за ней, серьезно обдумывая подарки, мечтая в будущем о свадьбе и детях. В общем Лилю я со всей своей ответственностью семилетнего мужчины мог назвать: «Моя невеста». Я заходил за ней по пути в школу, мы шли под ручку, а после выполненных уроков вместе играли.
Помню первые поцелуи в щечку, что окрыляли и уносили до небес, а иногда и выше! Мне нравилось делать щедрые жесты, когда друзей угощал карамельками, а ее шоколадными конфетами. Я нарочно поддавался ей, когда играли в прятки, жмурки, догонялки. Катал на санках по снегу и по льду, что блестел скользкой гладью около ее двора. А в школе писали друг другу записки.
Помню, как ждал ответа с замиранием сердца, наблюдая, как Лиля выводила буквы и слова, предназначенные мне. Интрига, а что же в письме, дразнила, окрыляла, дарила радужные надежды. Наконец, получал аккуратно сложенный листочек, где таился целый кладезь чувств «моей невесты».
Это были трогательные детские истории, но сердце, казалось, билось по-взрослому! Приходил домой, вновь и вновь перечитывая записки, целовал глазами строки, а эмоции собирались в звёздную пыльцу и кружили вальс в моей душе!
Письма от Лили будоражили чувства и мотивировали ходить в школу! Домой приносили оба пачками, а после сделанных уроков вместе играли.
И это были незабываемые моменты моего детства.
«Дождалась дембеля»
Записки записками, но как быть с первым поцелуем в губки?
Лиля стеснялась, да и мера моей воспитанности держала дистанцию! В то время началась в Чечне война. «А при чем тут эти страшные события?» спросит любопытный читатель. Да вот при чем. Написал послание своей возлюбленной:
Лиля, если на перемене не придешь в спортзал и не позволишь поцеловать себя в губы, я уеду воевать в Чечню!
Как только раздался звонок, я пошел в спортзал, сел на маты и стал ждать.