И вот, Роман, представляете, что творилось в тот день там, на вокзале. Страх холодный по спине течёт. Где свои, где гитлеровцы? Страшно было случайно своего застрелить. И тогда на вокзал чекисты местные примчались. Мы видели, как они наводили порядок. Отцепляли горящие вагоны, отправляли составы и в это же время отстреливались от бандитов. Они смогли собрать силы и первым отправить состав с ранеными. Затем ещё один и ещё. Чекистов было пятеро и они все погибли в том бою. Диверсанты отступили и бросили силы на захват моста. Порядок был наведён на то короткое время, чтобы понять, что произошло и перегруппироваться. Мы закончили минирование, и нам пришёл срочный приказ двигаться дальше, к следующим объектам. Наша группа уходила с вокзала, и я видел погибших чекистов. Рядом с одним валялась на земле его красно-синяя фуражка, пропитанная кровью, и в вытянутой руке он сжимал пистолет, словно собирал силы для последнего выстрела. Сколько я потом видел погибших товарищей, но этот чекист запомнился мне на всю жизнь. Это был один из тех, пяти ростовских героев. На железнодорожном вокзале города Ростов-на-Дону есть мемориальная доска с именами героев. Обратите внимание, когда там будете.
Вы не устали, Роман? А то, я так разговорился, внезапно прервал сам себя Жуков. По нему было видно, что он вновь оказался в ноябре сорок первого, там, в бою на железнодорожном вокзале Ростова.
Нет, нет, вы что, Георгий Константинович! Я только сейчас понимаю, что мало знаю о вашей войне. У вас каждое слово, как отпечаток в памяти. У меня только книги и фильмы о великой войне, а у вас такая боль в каждом слове. Вы участник, вы герой!
Ой, Роман. Я не герой. Я вот сейчас еду к другу своему. К Мише Гончакову еду. Он под Курском живёт. Вот он герой! Да! Он свои обе ноги, там же, под Курском, и потерял. Пограничником был Миша. Нас всех тогда собрали в особую 70-ю армию. И чекисты, и артиллеристы, и пограничники вместе воевали. Тогда под Курском, немецкий снаряд прямо в окоп к Мише прилетел. Взрывом ноги ему и оторвало. Так он без ног, посечённый, связь со штабом держал ещё несколько часов, пока наши в атаку не пошли. Как услышал раскатистое «Ура-а-а», тогда отключился. Он знал, что умирать нельзя, что связь нужна для наступления и терпел. Так вот он, безногий, двух детей после войны на ноги поставил! Двух сирот из детского дома взял и воспитал. Друг наш был, вместе в училище учились, Гриша Василенко. Он под Ростовом погиб, а семью под Киевом убило при налёте жену и родителей старых. Дети только случайно спаслись, в пионерском лагере были. Так они из лагеря этого два месяца по лесам выбирались, чтобы немцу не попасться. Вывела их тогда женщина одна. Тысячу ребятишек спасла. Детей до дома довезли, а дома больше и нет у них. Их в детский дом и определили. А потом в эвакуацию отправили. Так Миша за ними, после госпиталя, на колесиках деревянных приехал. К себе забрал и отцом стал им на всю жизнь.
Вот он герой! Миша герой!
Я то что, у меня руки и ноги на месте. Я когда к нему приезжаю, то перед ним на колени встаю, потому, что он заслужил. Так мы на одних коленях и стоим на двоих, обнимаемся. Мы радуемся так друг другу. И что живые до сих пор, радуемся.
Тогда, под Ростовом, почти весь наш батальон остался лежать. Потом живые жалели, что не погибли вместе с другими. Мы узнали, что в уличных боях было утеряно Красное Знамя нашего батальона. Как это произошло, до сих пор никто не знает. Это моё самое страшное воспоминание о той войне. Моя незаживающая рана. Осколок в ноге не мешает мне так жить, как эта боль. Почему так случилось?
Знамя пропало во время боя, Гришка был последний, кто держал знамя в руках. А дальше атака немцев, мы прикрывали его, когда он уходил по склону. Я был там после войны, на том месте сейчас в Ростове Гвардейская площадь. Когда через неделю мы освободили Ростов, то нашли Гришу мёртвым. Он взорвал себя и окруживших его немцев последней гранатой. Но при нём ничего не было. Сначала думали, что знамя захватили немцы. Оказалось, нет. Мы утеряли наше Красное Знамя. Много раз после войны я посещал могилу Гриши. Стою и смотрю на его фотографию, и спрашиваю: Гриша, дружок мой, что случилось в тот день?
А он смотрит на меня и словно отвечает: Жора, мне бы тогда ещё десяток патронов, по-другому всё было бы. Во сне приходил ко мне несколько раз. Постоит, издалека посмотрит и не подходит. Как будто что-то сказать хочет.
А он смотрит на меня и словно отвечает: Жора, мне бы тогда ещё десяток патронов, по-другому всё было бы. Во сне приходил ко мне несколько раз. Постоит, издалека посмотрит и не подходит. Как будто что-то сказать хочет.
Много сил у меня ушло, чтобы узнать правду. Напрасно. Вот тебе, Роман, рассказал и чуть легче снова стало. Я верю, что когда-нибудь, правда откроется другим людям. Может тебе и откроется там, в Ростове. Только знай, что мы дрались с врагом и никогда не сдавались. Мы чекисты, стальные люди.
Дед посмотрел на меня, и мне стало не по себе. Он смотрел страшно, в упор. Прямо в глаза. Словно искал оправдания, возможного участия.
Георгий Константинович, так ведь война была. Вы победили.
Да. Страшная война. Но моя война продолжается. Я ищу, рассказываю, я всё помню. И ты запомни, Роман. Главное это память. Память народа, связь поколений. Мы победили, да, победа одна на всех. Но главное, это то, что мы, ветераны, хотим, чтобы вы и последующие поколения знали, что если мы смогли выстоять, то и вы сможете. Если мы нашли силы сохранить Родину, то и вы сможете.
Батальон наш тогда расформировали. Так как Знамя не было захвачено врагом, а было утеряно в боях, то нас просто раскидали по другим частям. И сегодня я точно знаю, что я Жуков Георгий Константинович последний живой солдат 61-го батальона особого назначения НКВД СССР. Последний.
Ветеран посмотрел на часы. Четыре утра.
Вы извините, Роман. Я прилягу. Бодрюсь, конечно, напускаю важность, но я не могу победить возраст. Но это мне и ни к чему. Это мои годы, моя жизнь. И я их никому не отдам. Спокойной ночи. Завтра у нас с вами целый день. Я вам обещаю, что завтра расскажу ещё много. Я должен успеть рассказать. Чтобы другие помнили. Это всеобщая народная память.
Спокойной ночи, Георгий Константинович!
Я лёг на своё место и под мерный стук колёс поезда пытался понять, что на самом деле произошло. Мне будто разрешили коснуться святого и родного чувства. Через десятки лет человек рассказывает о том, что было, что он видел и чувствовал. Я хотел запомнить каждое слово, каждую буковку.
Закрыл глаза и снова оказался там, в памирских горах
Я здесь, на нашей стороне.
Тогда это были наши рубежи и наша граница.
За речкой идёт снег, который падает и сразу тает.
Падает и тает.
И вроде зима, холодно, а снега нет.
Вершины и перевалы завалены снегом, а здесь нет.
Странно так. Затишье такое.
А потом пошли другие воспоминания.
Тот апрель, когда духи попёрли со всех сторон. Наш пост, мои пацаны из группы. Эти три дня, что сидели в полном окружении. Головы не поднять, у духов и артиллерия и миномёты работают. Терпим. Только отбежали прямое попадание в наш БТР, башню как консервным ножом вскрыло. А мы терпим. Когда они пошли прямой атакой на нас, уже понятно было, что уничтожить пост хотят непременно. Сломать хотят, силу дурную показать. Авиации нет, ну не могли парни к нам прилететь, А мы терпим. Да хрен вам. Мы же пограничники стальные люди.
Я сразу вспомнил, что так же дед говорил про чекистов. Всё правильно. Мы, ветераны, из одного железа сделаны. Война у всех одинаковая будь она неладна. Почему я не сказал деду, что тоже ветеран? Молодой ветеран, как в его молодости было. Мы тоже защищали свою страну, своих детей и своё будущее. И мы, ветераны боевых действий, знаем, за что шли в бой за правду, что мы есть, за боевое братство, за жизнь друга.
Я вспомнил, как мой друг лежал рядом, а я сквозь зубы цедил: Ты не бойся, я тебя им не отдам. Я отвезу тебя домой. А он уже несколько часов ничего не боялся. Он погиб с оружием в руках и это была наша с ним общая правда. Проваливаясь в сон, я снова оказался в блиндаже, где мы отчаянно пытались по рации вызвать огонь на себя.
А в ответ только: «Помощь идёт к вам. Помощь рядом. Ждите»
На следующий день всю дорогу я слушал ветерана.
Как же это было интересно! Его взгляды, устремления, рассказы про героические дни и ночи, которые прожил этот достойный человек. Про верность солдатской присяге и боевых товарищах.
На одной из коротких остановок на боковые места, рядом с нами, подсела пара, молодая девушка и парень. Ехать им было, видимо недалеко, что они даже не стали брать постельное. Как только поезд двинулся дальше, они сразу же раскрыли сумки, и, не здороваясь ни со мной, ни с дедом, достали несколько пластиковых бутылок, разложили на столе рыбу, и стали жадно наливать и пить пиво. Дед неодобрительно посмотрел на новых попутчиков, и, видимо, хотел что-то сказать, но незаметно махнул рукой. Он тоже был настолько увлечён нашим разговором, что не стал тратить драгоценные минуты.