Пылающая лира. Стихи - Елена Сомова 4 стр.

Я верю Лорке: знает Федерико
О неземных охотниках  небесных,
О лебедях исполненных не света 
Прозрачных волн лучей и серебристых.

Я верю  в сердце камень дорожает,
Когда легко летишь за песней неба,
И женщина тогда легко рожает
Овидия, чтоб написал
            «Науку Любви», 
       меня тогда освобождает.

Равнодушные боги
пополняют запасы воды:
дождь застал на пороге
измененья культурной среды.
Водянистые гривы
переполнили времени бак,
и бесплатные силы
нарушают привычный бардак.

Звезд не видно, все скрыто
полноводными тучами дня 
слез дневное корыто 
в прошлом знании лица, двоя
геометрию зренья,
больно торкают, чтобы войти.
И молитва смиренья
Высылает очаг на пути.

Для мгновенья затишья
и небрежности всех надежд,
уходящих в причины
и безвременье, как падеж, 
безглагольная кривда
за нос водит, смывая с доски
перечеркнутых линий
разведенные колоски.

Я живу с твоим именем на устах,
И люблю с твоим именем, но устав
Предавать и себя и тебя  сущий божий страх 
Не иду тем путем, но запутываюсь на этом.

И витать в облаках с букетиком бересклета
мне приятней с тобой в дорогих душевных местах
на лесных лазейках в молодое тогда наше лето,
где звенел твой сын солнышком в волосах,
золотыми слитками мудрости не о счастье.
Растянулась межа  проклятая полоса,
отделяющая плевла от зерна,
и сердца на части
в искрометных замыслах отрывает,
прочь
разметает крылья бабочек с сердцевиной:
где брюшко, где усики это театра ночь
заменилась днем, когда видно не маски  лица
и бубенчатых крыльев пародийные ситцы
затмевают абсурдом, что расскажет вам дочь,
показав на руках твоего двойника  точь  вточь.

Грязно  серая пустошь мозгов
Однотонная свора двора.
По цветастым бульварам такие же куцые моськи
с отрубающей лексикой
манны ждут у киосков
в пьяно  жуйных соплях.
Дымодеятельность их с утра
Услаждает им эго,
Отравляя желание слов.
Многоточие  знак, выражающий прах.
На гнилушных отходах пульсируют свингом макаки
Почему  то в одеждах людей,
обсуждая свои зодиаки,
под которыми выгорели погремушки идей.

Дирижирует жир,
и отбросы в топтанье на флаге
Репетируют смерть в порошках своего мозгодрома.
Вынимайте скорее деньжищи на богато  поганые мнаки.
Пузо живо, а значит, и ваша основа.
И стоят к вам за косточкой одичалые люди  собаки.

Но плешивое зренье слоится мелочью пониманья 
Отслоили поэзию, заменили частушкой.
Пьяный славой оргкомитет  голодраные чушки 
Посылают талантов стада на закланье.
И глаголят Отчизну пескоструйные врушки.

Вместо рук плоскогубцы, клещи
Вас исправят без ложных затей.
Роботы из шкафа  просто вещи
без начинки, подоплеки 
в мир людей.
Вырвут зубы, выправят и кости,
Вместо ног  удобный самокат, 
С ним и в пир, и в мир, и просто в гости.
Крутят, изменяя циферблат.

Эта декупажная начинка 
Вместо усыпленных спесью душ.
Здесь рояль меняют на кабинку
И впускают в мир контрастный душ.
То  то крови льется по пенатам,
Словно изломался старый кран.
Вычистите всем пи эр квадраты,
Панацею получив от ран.
Вот план дудущего и определили,
И нашарили впотьмах ключи:
Птички заведенные добили
Весь спецплан  усохли калачи.
Склюнул  был таков.
Не надо шорох
Наводить, не думать напоказ 
перед камерой развеять слухи,
а любовь придет  позвать спецназ
Усыпить, пока не залетела
И не показала нрав крутой,
А потом и в загс протопать смело,
Зная, что надежный твой конвой:
Все печати намертво поставят
Прям на коже  вот весь интерес,
И мозги о дудущем пропарят 
Прихвати в свой рай их, добрый бес.
Чтоб не сник исправленный в долбилке,
Вставить штекер прям по «не хочу».
Так любили на Руси, и инки,
И чучмеки  прямо к палачу,
Чтоб задраил дыры и закрасил,
Краску «фара» положил в карман
И пошел на все четыре к Васе
Рассказать, что жизнь  туман  обман.

Приподнимешь свое созерцанье над уровнем сна,
и увидишь людской и грачиной возни копошенье.
Твоя поступь по этой земле грациозна, легка:
не возница, но царь, и весна  твое провозглашенье.
Занося выше взгляд над толпой, как топор,
не забудь о всемилости. Брезгуй и лучше не трогай.
Мягкость тленья кошачьего  дух  сирота над дорогой
посылает все дальше идти. Остановка  то вздор.

Жизнь  движение ввысь и вперед, разбегаясь, лети
над похабщиной сброда и смрада.
Отрази их для них же самих в мгле распада.
Дай им луч доброты и лучом этим просто свети,
Чтобы меньше споткнувшихся было. У прожитых лет
голосящие в нищенстве,
ждущие вечного чуда
и уставшие ждать на границе несчастий и бед 
это поле для действий твоих, ты дойдешь здесь до абсолюта.

Летняя Атлантида неба
                                весело и послушно
навевает блаженство
                               и раскованность в души!
Веселит сердце радость
                              и слияние с небом,
И покровочным ветром
                              бъет апрельски баклуши.

Выходной перед Пасхой
                               открывая глубины,
шлет зефирные ласки 
                              льнут к вискам торопливо.
От шелков длится вереск 
                             запах веером распят, 
пыл вражды в смех окрасил 
                             мчится в город Апрелевск!

Отойди, война,
не мешай мне жить и любить,
Жизнь победы полна, 
вьется птичий «твить  твить»!
В озаренье синичьим цветом
вербный длится покой,
И летит к весне за ответом
шмель, объят синевой.
И с ладоней снежинки
       утекли в золотой
           солнца свет,
    выбирая прожилки
     на траве молодой, 
        нежный плед.
Ласточки не черкали
Воздуха, но одной
Удалось облаками
Облететь дом родной
Милой сердцу России 
Попляши в синеве
В крыльях бережной чайки
На моей стороне.

Твоей душе напомнят обо мне
Изжитые подарки интернета.
Боль плавает, как устрица в вине,
Напоминая байки того света,
Где притяжение любви есть западня,
И надо мять, сжигать, а после  плакать
(а главное, что виноват не ты) 
Такие белые душевные цветы,
На вызревших плодах которых мякоть
                         признаний,
                               сердцевина божества,
связующего верхний мир и нижний,
богатый мир духовного родства
и тернии, колючки, камни выжиг,
что мне в лицо бросали и не раз
проклятия своих ужиных петель,
и выставлялись болью напоказ
в рекламе ненависти на узлищах сплетен.
Я через них шагала, и крепчал
                    мой мир,
      но кровь на камни все ж ложилась.
В начале всех губительных начал
Мишени обновлялись,  тесен тир, 
Как в нем рассчитывать на чью  то милость?

В костюме зебры, на сердцах  круги
и по сей день колбасятся девчонки,
а рядом  накаляют утюги,
проглаживая от подошв до челки, 
в шипении кровавых стратосфер
надежная медиатека,
и плещут ядом кобры змеи мер,
кующих нравы евроспара века.
И золотые длятся огоньки
Вдоль всех мостов на расписной планете.
Есть умные, больные, дураки,
Есть коротышки,  побеждают йети.

В числе неизреченных вслух побед
Стоят оплеванные и увенчанные рядом.
И эта чехарда по сотням лет
Приоритет меняет и наряды.
Во мгле растоптанных ты  виноград:
В давильне косточками брызжутся комбайны,
Но каждый соку несказанно рад
И гад, и друг,  и чей грядет парад 
По барабану сошкам в свете тайны.

Мне десять минут дается на звездный прах,
И эту сумятицу уличной карусели,
Когда отражается небо в оконных домах
и  свежий родник молока  чаши облачные просели, 

я пью их весеннюю младость, щемящий восторг
апрельской прохлады, и солнца кофейную чашу
раздаривает весенний и взбалмошный бог,
неся чушь поп  корна, орехов, медяшек
в фольге  шоколадных  и быстреньких крыльев для ног,
чтоб перебежать разноцветье  соцветье миров 
цветущих каштанов возникшие пирамиды
на площади Горького, где изощренные виды
в попутном блаженстве
навеивают образ снов.