«Мне десять минут дается на звездный прах»
Мне десять минут дается на звездный прах,
И эту сумятицу уличной карусели,
Когда отражается небо в оконных домах
и свежий родник молока чаши облачные просели,
я пью их весеннюю младость, щемящий восторг
апрельской прохлады, и солнца кофейную чашу
раздаривает весенний и взбалмошный бог,
неся чушь поп корна, орехов, медяшек
в фольге шоколадных и быстреньких крыльев для ног,
чтоб перебежать разноцветье соцветье миров
цветущих каштанов возникшие пирамиды
на площади Горького, где изощренные виды
в попутном блаженстве
навеивают образ снов.
«Витражи зимы стаяли к весне»
Витражи зимы стаяли к весне,
Чайки разлетались над пропастью,
Размахнув в полокна извне
Длиннокрылые свои лопасти.
Бедный мальчуган изгулялся всласть
Самокат разлегся на площади.
В пьяной карусели двоясь,
Отчим рядом, спросит у лошади,
Как ее зовут. Беспощаден хмель,
Выжрал силы, рушит очаг родной.
Женщина в слезах, как ей быть теперь?
Мужа к очагу приведет конвой
В праздник Пасхи с кражей у пропасти.
Газовая камера городзападня,
Не прорваться в свет без отмычки.
В отравленье газом катится свинья
На карачках вниз, в зенки вставив спички,
Чтоб увидеть мир Господа святой,
Нежный в бирюзе апрель и восторги,
Чтобы пасынок не сказал: «Не мой
Ты отец! Прочь, вон!»
Подлая привычка
Жить не светски, без эстетики Ришелье,
Не сажая сад для потомков,
Не глотая вздох в вышине
по Семирамиде в обломках
совести, здоровья, души.
Безответственность «великое» дело
разложенья.
Выкрутасы лапши
Для скольженья вниз положенья.
И коптят по ямам своим
Пьяницы свой быт сиротливый,
И девчонки нравятся им,
Как поток отхожий, слезливый.
«Ночь отнимает свет»
Ночь отнимает свет
и длится панорамой неба,
исчерканного самолетами взахлеб
и темными прохлады облаками.
Что скажет ночь: засохни до утра
или дождись, как взмаха топора,
луча от лучника небес,
пересекающего крест.
Скажи, это всего игра?
Сейчас бы полдень, плавать в облаках
и слушать птиц.
Скандальный морок мира
гремит, и катится прибежище квартира,
как саркофаг, и длится ее шаг
по млечному пути длиннее не найти.
К чему искать?
Приплюснутая к стенке,
подтягиваю к животу коленки
и двигаю по млечному пути
фигуру шахмат. Млечность впереди,
и четкой поступью заводит разговор,
как дуло, взгляд, нацеленный в упор.
Луна цитирует фрагменты жизни
лет
шестнадцати назад, весь ужас жизни,
ингредиент которой слезы. Брызни,
луч света в царстве, где лишь гаснет свет
поддерживает факел сон в ответ
запросу от усталости. Здесь ад
сменил пластинку диссонанса насовсем,
и двигает оконный мой квадрат
к интриге света.
Замурованной в кисель,
мне дождь в суглинке промывает веки,
и закрывая двери дискотеки,
приподнимает занавес. Театр
за поворотом. Уходя, кошмар
раскидывает скатерти из карт
и ставит в центр березовый отвар,
переключает музыку на визг
и замолкает в круговерти брызг.
Я не приемлю жизни вразнобой
с молитвами о мире.
Царство крыс
в движении по кругу за хвостом
зачеркиванье дел моих под свист.
Уж лучше невниманье, чем любовь
врага, высасывающего все взасос:
и силы, и дела,
и новый кросс
в инстанциях, где льет за жизни кровь
и нет малейшей тени от добра.
День отменил органику ночных
иллюзий, раздевающих меня
до глубины души, где треск огня,
в сухой щепе отломлен старый стык.
«Как жалюзи из веточек березы»
Как жалюзи из веточек березы
мой выходной от смертных всех закрытый
Пережила несчастья, бури, грозы,
мой свет, водой природы перемытый!..
Глотает мир апрельские потемки
и ветки, словно плети балюстрады,
подстегивают выйти. Воздух теплый.
Нет драгоценнее такой награды:
перебежать на лебединый остров
по воздуху разутыми ногами
и увидать, как отступают годы
в движенье буратиньи кости остры,
и воры в гнезда прячутся до мора.
Крадут яйцо кукушье. И светает,
Береза воздух ветками листает,
И на работу уже очень скоро.
«Птица пролетела надо мной»
«Как жалюзи из веточек березы»
Как жалюзи из веточек березы
мой выходной от смертных всех закрытый
Пережила несчастья, бури, грозы,
мой свет, водой природы перемытый!..
Глотает мир апрельские потемки
и ветки, словно плети балюстрады,
подстегивают выйти. Воздух теплый.
Нет драгоценнее такой награды:
перебежать на лебединый остров
по воздуху разутыми ногами
и увидать, как отступают годы
в движенье буратиньи кости остры,
и воры в гнезда прячутся до мора.
Крадут яйцо кукушье. И светает,
Береза воздух ветками листает,
И на работу уже очень скоро.
«Птица пролетела надо мной»
Птица пролетела надо мной
Как душа убитого поэта
Долго же не видела я света
В суете о мире за стеной
из печали и работы. Знай,
птица, в чудо верю на заре я,
когда выйдет первый же трамвай,
и земля звучит, дрожа и прея.
«Что взять с собой? Беспутный этот мир»
Что взять с собой? Беспутный этот мир
с лихвой обворовал меня по схеме,
мошеннически ловко в этой теме
паразитирует среди картин
неядовитых угловых растений,
и вопреки, творит себе кумир,
и сетует: здесь были свиристели,
а на столе в тот миг стоял кефир,
но после птиц его коты доели.
И все мы исключительно за мир.
Не порти себе жизнь, не заводи интрижек
ДИАЛОГ ПАУКА и МУХИ
Муха:
Не порти себе жизнь, не заводи интрижек,
Видал ты этих бабок без коврижек
На главной площади в манере тусовской!
Живи, как Бог, или магнат простой,
и в бочке зрения соли свой сухостой.
А я уж как нибудь процокаю свой век,
Скребя опилки на дешевую кашицу,
Мне разговаривать с корытом в снег,
А по весне хлебать слезу водицу,
И летом не летать на юг,
И не владеть семейным замком. В коих
Веках ты так разбогател, паук,
Вампирские ампиры на загривках
Твоих владений. Докторов наук
Хватило не на капельку терпенья,
Чтоб не завзяточничать, раз разрешено
Официально взяточни чест во.
Но по иному названа теперь
Такая хватовская карусель.
Паук:
Оставлю твои вопли без ответа,
Мушильда, мать, но не моих детей.
Муха:
Твоих?!
То были бы мутанты. Их
Снесло бы время каменною лентой.
Подумай: как бы все они пришли
В дома погубленных цивилизаций,
И что бы обрели там? Тьму оваций
И ржанье сытобрюхих злых плешин.
Паук:
Что пауку осталось от тебя?
Одно названье «кровосос» и смерти
Багровый занавес. По что была
Ты так послушна предо мной, когда
Свирепствовала кровь моя?.. Любя,
Губил, не пригублял, уничтожая,
А пользуясь восторгом, размножал
Свои братоубийственные козни
В сто или двести, не считая жал.
И получал оплату в свои горсти.
Муха:
Наглец! Еще ты смеешь говорить,
Что так безвинна прыть твоя и нить,
Которой ты затягивал невинных?!
Прочь от меня, убийца! Не жалей
Окровавленных ног, ползи скорей,
А то узнаешь, где моя сноровка.
Благодаря тебе, ловка в издевке
Я улечу и этим растопчу!
И даже крылья претерпели ковку!
Паук:
Вот так меня ты любишь, старика!
Я беспокоился о твоем брюшке,
Лелеял лапами. Теперь ты далека
В полете не догнать и в снежной вьюшке
Не угадать твоих, Мушильда, глаз.
Дай в профиль на тебя смотреть, в анфас,
Подвинься ближе, моя полукровка
Муха:
Ан нет! Я поумнела! Моя бровка
Не на тебя направила стилет.
Моей кровинки для тебя, знай! Нет!!!
Паук:
Как ты меня не любишь, мне радей!
Не приголубишь моего всезнайства,
И не помашешь надо мной крылом.
Муха:
Еще чего! Забудь своих затей
Коварство. Я носила не детей
Мушат, а ты их крал, твоё опальство,
Не укушу спасибо и на том
Скажи мне. Убери скорее пальцы.
Паук:
Да уберу скорей
А скарабей?!
Как до тебя он домогался тоже,
Ты помнишь? Он наглец, но и вельможа,