Беру в руки вторую свою книгу, третью. «А еще, говорю, отрывки из моей повести напечатали в одном из выпусков парижского альманаха "Глаголъ"».
Да, повезло! Его редактором был тогда Виталий Амурский, личность известная, человек эрудированный, умнейший. Он печатался в газетах «Русская мысль» в Париже, «Новое русское слово» в Нью-Йорке, работал в русской редакции Международного французского радио вёл в прямом эфире репортажи, а еще еженедельную авторскую программу «Литературный перекрёсток».
Когда я предложила ему для альманаха несколько глав своей повести, где речь идет о Париже, подумала: сейчас будет шквал исправлений, замечаний! К моему безграничному изумлению, пятнадцать страниц текста были напечатаны в первозданном виде. А потом мне, как одному из авторов, привезли из Парижа два экземпляра альманаха «Глаголъ» низкий поклон Виталию Амурскому
Ну, что же, давайте обсуждать, бесстрастно произносит Леонидыч. Кто начнет?
По давней журналистской привычке открываю блокнот, беру авторучку, готовясь коротко записывать то, что станут говорить обо мне писатели и пииты. К тому же так проще снизить внутренний накал, убрать волнение: я слушаю, наблюдаю, фиксирую.
Вот и первый желающий поднимается со своего места Валерий Садовников. В футболке и ярких «велосипедках» обтягивающих ноги спортивных штанишках он словно собирался на тренировку, а пришел на собрание писателей. Бодр и неуемен, энергичен и растрепан, очень напоминает Владимира Ленина, только волосы вокруг лысины торчат в разные стороны, а за правым ухом карандаш. Валеру бы переодеть, например, в смокинг, сообразно обстоятельствам или месту этому огромному торжественному залу. Нет, со смокингом идея плохая! А если в костюм? Однажды я видела его в костюме, тогда он еще больше напоминал Ильича, но только что вставшего с постели в своем шалаше, наспех одевшегося и срочно приехавшего выступать на завод.
Я скажу правду, хотя многие после моих слов обижаются и не здороваются со мной! фальцетом начинает он, и слова эти не сулят ничего хорошего.
«Какую "правду"? думаю я. Просто выразишь свое мнение, скажешь, как считаешь именно ты. Но ведь сие не означает, будто другой "правды" не существует».
Стихи Татьяны меня совсем не задели, повести тоже. Вера, покаяние, церковь, зачем всё это?
Неужели Валера из компании наших убежденных атеистов? Похоже, так. Везет мне сегодня на них! В памяти всплывает фраза, произнесенная-пропетая возле церкви: «Эх, да разгулялись бесы на Страстной седмице!»
В повестях постоянно встречаются ненужные детали, забирается ввысь Валерин голос, например, зачем в одной из глав на столе появляется бутылка виски?
Что, потянуло? тихо шепчет писатель, сидящий неподалеку от меня. Вероятно, намекает на то, что Валерий «злоупотреблял», а потом «завязал» и сейчас всячески проповедует спорт, здоровье, мир, дружбу Нет, мир и дружбу, похоже, не проповедует!
И вообще, продолжает вкручиваться в мой висок фальцет, то, что нужно, автор нам не сообщает: я не понял, где и кем работает главная героиня повести «Искушение»!
Какая разница, где она работает? Это реплика с другой стороны стола. Повесть не об этом! Тебе легче будет, если ты узнаешь, что она учетчица на заводе или библиотекарь?
Но Валерий гнет свое:
Или вот сцена, где героиню повести избивают на улице, для чего она? Какие выводы? Я думал, будет продолжение. У Татьяны ни одна сюжетная линия не доведена до конца!
«Интересное заявление! проносится у меня в голове. Надо очень постараться, чтобы ни одну сюжетную линию до конца не довести». Начинают раздражать и странные придирки. «Неужели писатель должен всё разжевывать? Он не ментор, если объяснять каждую деталь, это занудство, думаю я. Скажи что-то по существу, допустим, неясен замысел повести или ясен, но не доказан».
Валера уже в ударе:
В повестях автор выделяет некоторые слова, пишет их заглавными буквами. Зачем? Этого не нужно делать! В общем, подвожу итог: я считаю, что Татьяну нельзя принимать в Союз! взвивается тонким свистом кнута заключительная фраза.
Можно мне? спрашивает дама, нет, скорее женщина член Союза писателей из какого-то района нашей области. Честно, мы не знакомы, и с моего места её практически не видно. Зато слышно:
Я прочла повесть Татьяны Соловьевой «Искушение»! Но, товарищи, это же ужас, нельзя так: у неё героиня встречается с женатым мужчиной! делая акцент на слове «женатый» негодует она. Зачем вообще такое писать?
Наверное, район, в котором она живет, уж очень отдаленный, девственно-прекрасный, и там, в принципе, невозможен адюльтер! Это во-первых. А во-вторых, женщина-писатель подменяет понятия, ведь речь на собрании идет о творчестве, о моих книгах, а не о моральных устоях героев. Я стараюсь сдержать улыбку и еще ещё мне очень хочется записать в блокноте: «Нужно как-то довести до сведения Льва Николаевича Толстого, что негоже создавать произведение, где замужняя женщина Анна заводит роман на стороне и изменяет мужу (караул!) с любовником, Вронским».
А мне повесть «Искушение» понравилась! встает с места прозаик, Сергей Викторович и, прищурившись, обводит твердым взглядом зал. Я её прочел с удовольствием! Был очень занят, поэтому читал постепенно, частями. Книга втягивает в себя, прямо сам перепроживаешь судьбы героев. Жизненно так получилось! И темы соединены неожиданно: любовница и церковь с её канонами интересно раскрыто. От того, что прочел, я в восторге! Стихи отлично раскрывают смысл переживаний героини, на текст ложатся легко. Все выверено, характеры героев раскрыты, есть развитие сюжета и этих самых характеров. Концовка изящная!
Только две минутки успеваю я радостно вздохнуть и мысленно поблагодарить Сергея Викторовича, а странный спектакль разворачивается дальше.
Да-а-авайте я выступлю! сиропным голосом тянет Валентина Чертанова. Меня ничуть не обманывает делано благожелательный тон, словно добрая тетушка собирается напутствовать непутевую племянницу:
Татьяна пишет примити-и-ивно, на уровне ученицы десятого класса! с наслаждением произносит Валя. Человек не дает себе труда подумать, у неё, грубо говоря, нет никаких рассуждений, глубины нет во-о-обще! растягивает она.
Круглые заготовленные слова, как гласные «о» падают мячиками на стол, на пол и, подпрыгивая, разлетаются во все стороны
Вадим Леонидович вдруг перебивает Чертанову:
Валя, ты же в отзыве написала, что у Татьяны уровень ученицы восьмого класса! Ты её уже «повысила» на целых два пункта?
От неожиданности я вздрагиваю, меня глубоко поражает, что Руководитель позволяет себе подобные замечания. Юмор юмором, но лучше бы понимать, насколько и где он уместен, тем более когда говорит человек, который возглавляет писательскую организацию. Валентина расплывается в улыбке:
Когда я писала, злая была, уж не помню, отчего! Ну, так вот, продолжаю свою мысль о книгах Татьяны: допустим, я умею нарисовать до-о-омик и дерево рядом, но это не значит, что я худо-о-ожник! добавляет Чертанова нотки благородного возмущения. Считаю, что Татьяне, если можно так выразиться, рано в Союз писателей, ра-а-ано! И она же пишет неплохие стихи, вступала бы как поэт!
Саму Валентину долго не принимали в Союз, к тому же некоторые её сторонились, уж больно характер крут, норовит сцепиться с каждым, кто хоть слово скажет поперек; были и претензии к её виршам. Вот и «мурыжили», но потом каким-то чудом проголосовали «за». Точнее, так: «за» были восемь человек, «против» семь, ещё семь воздержались У меня теплилась наивная надежда, что женщина, прошедшая столь трудный путь, поддержит другую женщину меня. Размечталась!
Закончив свой спич, Чертанова, не выходя из роли доброй тетушки, обращается к Леонидычу:
Можно я па-а-айду? Я сегодня, грубо говоря, ответственный дежурный в библиотеке!
Конечно, идите! бросает тот.
Валя собирает вещички и чинно направляется к лестнице, благо, спускаться проще.
Зачем она вообще приходила? Могла бы объяснить Руководителю, что сегодня занята, работает и что при голосовании просит засчитать свой голос против моей кандидатуры. Но как отказать себе в удовольствии «повозить кого-то физиономией по столу»?
«Интересно, что будет дальше?» думаю я. Хотя не ожидала столь явного неприятия со стороны некоторых людей, меня не очень задели слова Валеры и Валентины. Почему? О, это отдельная история «школа» была хорошая.
Глава 3
Неукротимая Анжелика
Долгое время мне везло на начальство! В газете «Наша правда», где я когда-то начинала работать корреспондентом, редактором был милейший человек. Умница, профессионал. Он и ответственный секретарь Владимир Александрович учили меня, каждый по-своему: первый пряником, второй «кнутом» своих замечаний, резковатых, но всегда по делу! Редактор мягко говорил мне: «Сходите на это совещание (мероприятие, собрание)! Украсьте его своим присутствием!» Я краснела, понимая: пока только и могу, что «посидеть» на совещании. А опыт приходил с годами И вот уже наш строгий ответсек хвалит меня за большую статью, которую я написала, приехав из командировки из дальнего села. Как сейчас помню заголовок «Светлое завтра для Кристины и Алёнушки».