Пол завидовал способности Финнерти быть кем ему только заблагорассудится и при этом блестяще справляться с любой задачей. Каковы бы ни были требования времени, Финнерти всегда оказался бы среди лучших. Если бы это был век музыки, Финнерти мог бы быть, и был в действительности, выдающимся пианистом, с таким же успехом он мог бы стать архитектором, врачом или писателем. С нечеловеческой интуицией Финнерти способен был вникнуть в основы не только инженерного искусства, но буквально любой сферы человеческой деятельности.
Пол подумал, что сам он мог быть только тем, кто он есть. Вновь наполняя бокал, он понял, что только к этому и способен был прийти к этой комнате, к браку с Анитой.
Это была ужасная мысль быть настолько влитым в механизм общества и истории, способным передвигаться только в одном плане и только по одной линии. Приезд Финнерти встревожил его, всколыхнул сомнения в том, что жизнь на самом деле должна идти именно таким порядком. Пол уже подумывал было обратиться к психиатру, чтобы тот сделал его послушным, примирившимся со всем и терпимым ко всему. Но теперь здесь был Финнерти, толкающий его совсем в другую сторону. Финнерти, по всей вероятности, разглядел в Поле что-то, чего он не мог разглядеть в других, что-то, что ему понравилось, возможно, бунтарскую жилку, о существовании которой Пол только теперь начал догадываться. Была же какая-то причина, почему Финнерти сделал Пола своим единственным другом.
Вообще-то я предпочла бы, чтобы Финнерти выбрал для визита другой день, сказала Анита. А так возникает целый ряд проблем. Бэйер должен был сидеть слева от меня, Кронер справа; а теперь, когда вдруг неожиданно врывается член Национального Бюро Промышленного Планирования, я уже и сама толком не знаю, кого куда усаживать. Эд Финнерти по своему положению стоит выше Кронера и Бэйера? спросила она недоверчиво.
Если хочешь, посмотри «Организационный справочник», сказал Пол. Я думаю, что НБПП стоит выше региональных деятелей, но это скорее мозговой трест, чем чиновный. Финнерти все равно. Он может усесться и за стол с прислугой.
Если он хоть шаг сделает в сторону кухни, Бюро охраны здоровья упрячет его в тюрьму! Анита натянуто улыбнулась. Было совершенно очевидно, что ей очень трудно сохранить спокойный тон, говоря о Финнерти, и делать вид, что ее забавляют его эксцентрические выходки. Она переменила тему разговора.
Расскажи о сегодняшнем дне.
Ничего сегодня не было. Такой же день, как все остальные.
Ты достал виски?
Да. Ради этого мне пришлось перебираться на тот берег.
Разве это было таким уж тяжким испытанием? Анита никак не могла понять его нелюбви к поездкам в Усадьбу и поддразнивала его этим. Неужто это было так трудно? повторяла она таким тоном, будто он был ленивым маленьким мальчиком, которого уговаривали оказать небольшую услугу маме.
Да, трудно.
В самом деле? поразилась она. Надеюсь, тебе не грубили?
Нет. Все были очень вежливы. Один из пенсионеров, знавший меня в старое время, устроил импровизированный вечер в мою честь.
Ну что ж, недурно
Ты находишь? Его зовут Руди Гертц. И, не вдаваясь в описание своих чувств, Пол рассказал ей, что произошло. И вдруг поймал себя на том, что пристально следит за нею.
И это тебя расстроило? Она рассмеялась. Ну, знаешь, ты уж слишком чувствителен. Наговорил мне столько ужасов, а на самом деле ничего и не произошло.
Они ненавидят меня.
Они сами доказали, что любят тебя и восхищаются тобой. Чего ж тебе еще от них нужно?
Этот человек в очках с толстыми стеклами доказал мне, что по моей вине жизнь его сына превращается в бессмыслицу.
Ты преувеличиваешь. Неужели тебе доставляет удовольствие перевернуть все так, чтобы обязательно испытывать чувство вины? Если его сын не способен ни на что лучшее, чем Армия или КРР, в чем же твоя вина?
Я не виноват, но если бы не было таких, как я, он стоял бы себе за станком на заводе
Он что голодает?
Конечно, нет. Кто сейчас голодает!
У него есть жилье и теплые вещи. У него есть все, что он имел бы, если бы трудился в поте лица, кроя свой станок почем зря, совершая ошибки, бастуя каждый год, ведя борьбу с мастером, являясь на работу с похмелья.
Права, права! Сдаюсь! Пол поднял руки. Конечно же, ты права. Просто в чертовское время мы живем. Идиотская задача иметь дело с людьми, которым следовало бы приспособиться к новым идеям. А люди не приспосабливаются, в этом-то вся беда. Хотел бы я родиться через сто лет, когда уже все привыкнут к переменам.
Ты устал. Надо будет сказать Кронеру, что тебе нужен месяц отдыха.
Если понадобится, я и сам ему это скажу.
Я совсем не собиралась читать тебе наставления, милый. Но ты ведь никогда ни о чем не попросишь.
Если ты не возражаешь, со всеми просьбами обращаться буду я.
Не возражаю. И обещаю вообще не возражать.
Ты приготовила мои вещи?
Они на кровати, сказала Анита сухо. Она была уязвлена. Смокинг, рубашка, носки, запонки и новый галстук.
Новый галстук?
«Дюбонне».
«Дюбонне»! Господи помилуй!
Кронер и Бэйер носят галстуки «Дюбонне».
А мое нижнее белье такое же, как у них?
Этого я не заметила.
Я надеваю черный галстук.
Вспомни, милый, Питсбург. Ты сказал, что хочешь туда.
Надо же «Дюбонне»! Он зашагал по ступенькам, подымаясь в спальню и стаскивая по дороге пиджак и рубашку.
Эд!
На кровати Аниты растянулся Финнерти.
А, вот и ты, сказал Финнерти. Он указал на смокинг, разложенный на постели Пола. А я решил, что это ты. И проговорил с ним полчаса.
Анита сказала, что ты ушел в клуб.
Анита вышибла меня в парадную дверь, а я вернулся сюда через черный ход.
Я очень рад этому. Как дела?
Хуже, чем всегда, но есть надежда.
Чудесно, сказал Пол, неуверенно улыбаясь. Ты женился?
Упаси Бог. Закрой дверь.
Пол закрыл.
Как идет работа в Вашингтоне?
Я ушел.
Да? Метишь куда-нибудь еще повыше?
Иначе не ушел бы.
А куда?
Никуда. Никакого места, никакой работы вообще.
Что мало платили, устал, или в чем еще дело?
Мутит меня от всего этого, медленно проговорил Финнерти. Платят фантастические деньги, просто поразительно платят как телезвезде с сорокадюймовым бюстом. Но когда я получил на этот год приглашение на Лужок, знаешь, Пол, что-то сломалось. Я понял, что я не смогу пробыть там еще одно лето. И тогда я огляделся вокруг и понял, что вообще не могу вынести этой системы. Я вышел, и вот я здесь.
Присланный Полу пригласительный билет на Лужок был заботливо выставлен Анитой на зеркале в приемной для обозрения всем и каждому. Лужок плоский покрытый травой остров в устье реки Св. Лаврентия в бухте Чиппюа, где самые выдающиеся и самые многообещающие личности из Восточного и Средне-Западного районов («Те, чье развитие в рамках организации еще не полностью завершено», как сказано в «Справочнике») каждое лето проводят неделю в оргиях морального усовершенствования в атлетических командных соревнованиях, пении хоровых песен, с ракетами и фейерверками, заводя связи за бесплатным виски и сигарами; а также на спектаклях, поставленных профессиональными актерами, которые в приятной, но недвусмысленной форме разъясняют им природу хорошего поведения в рамках системы и контуры твердых решений, предназначенных для осуществления в грядущем году.
Финнерти вытащил из кармана смятую пачку сигарет и предложил одну Полу, согнув ее почти под прямым углом. Пол выпрямил ее чуть дрожащими пальцами.
У тебя мандраж? спросил Финнерти.
Я главный докладчик на сегодняшнем вечере.
О-о? Финнерти был разочарован. А по какому поводу доклад?
В этот день тринадцать лет назад Заводы Илиума были переданы под начало Национального Промышленного Совета.
Как и все остальные заводы страны.
Илиумские чуть раньше, чем остальные.
Объединение всех производственных возможностей страны под контролем единого совета произошло вскоре после того, как Финнерти, Пол и Шеферд поступили на работу в Илиум. Сделали это, исходя из потребностей военного времени. Аналогичные советы были созданы на транспорте, в сырьевой и пищевой промышленности, в связи, и все эти советы были объединены под началом отца Пола. Система эта настолько сократила непроизводительные затраты и дублирование, что ее сохранили и после войны и приводили в качестве примера немногих выгод, полученных в результате войны.
Разве все то, что произошло за эти тринадцать лет, сделало тебя счастливым?
Во всяком случае, здесь есть о чем поговорить. Я хочу построить свое выступление исключительно на фактах. Оно не должно походить на евангельские проповеди Кронера.
Финнерти промолчал, явно не желая поддерживать разговор на эту тему.
Забавно, отозвался он наконец. Я полагал, что ты должен был дойти до точки. Поэтому-то я и приехал.
Пол корчил гримасы, пытаясь застегнуть воротничок.