Надя очень стыдилась пьяной матери, и ребята уже знали надо уйти. Надя постоянно жила в этом страшном мире алкоголя, брани и рукоприкладства. Она знала все мелочи этого ужаса, но привыкнуть так и не смогла. И каждый раз слезы предательски текли по щекам, пока она выносила за мамой грязное белье, слушала бредни и оскорбления, и, гладя вонючее тело, укладывала спать. Ее душа от этого не очерствела. Она болела до кровавых ран, выплескивая боль слезами.
Максим, ну как жить дальше? Как? Катерину трясло от негодования и злости.
Годик еще. Один годик потерпеть. А там школу закончит и в общагу. Ну не в детский же дом!
По дороге домой Катя со всей силы сжимала руку Максима. Она злилась. Парень знал свою подругу. Ей нужно было выговориться
Какая она после этого мать? Мегера. Она же никого не любит. Ей лечиться надо, Катя ругалась, Максим слушал.
Надя проводила взглядом друзей и, вытирая слезы, села с мамой. Она взяла ее руку с облупленными ногтями и начала гладить. Мама расслабилась и засопела. Странный мужичок по имени Толик сидел на краешке кресла, прижимая пакет. Надюша, не обращая внимания на этого человека, молча прошла в свою комнату. Она ненавидела маминых новых ухажеров. Слишком часто менялись их лица, и Надя даже не пыталась их запомнить. Ей было и без того горько. Радуга над их домом не появлялась уже много лет.
Надя знала, что слова «он будет жить с нами» пустые, и не принимала их всерьез. После шумной попойки и веселой ночи мужики обычно не возвращались. Вот и сейчас Надя спокойно ушла, закрыла за собой дверь и начала рисовать: это ее отвлекало и успокаивало. Пусть делают, что хотят, лишь бы ее не трогали. Она давно привыкла спать под громкую музыку, звон стопок и веселые тосты, под ритмичное поскрипывание кровати и ночные хождения, под шумные драки и крики. Жила так давно, с тех пор как умер папа, и научилась приспосабливаться. Ей некуда было деваться.
Но в этот раз все сложилось по-другому.
Толик уснул в кресле, свернувшись калачиком. А на утро Надю разбудил аромат жареной яичницы.
Кушать подано, на кухне суетился мужичок в нелепой футболке.
Надя была удивлена. Она молча прошла мимо, взяла сумку и закрыла за собой дверь.
Кать, этот тип с большими усами никуда не ушел, делилась впечатлением от гостя с подругой Надюша, он на почтальона Печкина похож. Заметила?
Еще как заметила. Странный. Но, кажется, безобидный. Надь, а может маме лечиться? Она ж раньше другая была.
Но Надя промолчала. Она не любила разговоров о маме. Мама у нее одна. Хорошая ли, плохая она одна. И Надя ее любила. И боялась. Это несовместимые чувства. Маму нельзя не любить она мама. Но в порыве пьяного угара мама становилась зверем. Надя старалась угодить и не трогать. Знала поорет, побьет посуду и успокоится. Она каждый раз старалась верить в чудо. Но чудо обходило детскую веру стороной.
Вечером Надю снова ждал сюрприз. Аромат жареной картошки разносился по всему подъезду, и у Нади в пустом желудке заурчало. На удивление, пахло из ее квартиры. Это снова был мужичок по имени Толик. Он сновал по кухне и мыл посуду. Мама, уткнувшись лицом в подушку, громко сопела она снова была пьяна. Надя вошла на кухню, голодный желудок сам привел ее туда. Толик наложил полную тарелку горячей картошки, поставил на стол перед Надей и по-свойски сказал:
Кушай, девонька. Худая-то какая. Мамка что, не кормит совсем?
Он глянул в сторону Галины Борисовны и осекся на полуслове. Толик был новым человеком в этой обители пьянства и разврата, и не знал ее тонкостей и пакостей.
Как тебя зовут? Я вчера не расслышал, мужичок оказался на редкость общительным.
Надя, Надюша ответила из вежливости, ей не хотелось поддерживать этот разговор.
Картошка выглядела аппетитно, и Надюша начала есть. Ей было вкусно. Свежая, еще горячая картошечка, для девочки это был предел мечтаниям. Она и не помнила, когда ее ждал горячий завтрак или ужин дома. В школе ее кормили бесплатно, как малообеспеченную. Галина Борисовна всегда приносила нужные справки, подтверждающие льготы, хоть за это ей спасибо. Наде давали горячий обед и булочку, которую она забирала с собой, аккуратно завернув в салфетку. Это был ее ужин. Одноклассники смотрели на нее косо, как на нищенку. Надя стеснялась. Но есть хотелось, и она пересиливала стыд. Школьникам было не понять, что такое семья, где пьет мама, и где на ужин только булочка из школьной столовой.
Да ты не думай про мамку плохо, она просто устала, Толик не знал, чем ещё оправдать пьяный храп на весь дом.
Ага, уже шесть лет как устала, не доев, Надя положила вилку и вышла из-за стола.
Толик в растерянности ковырял вилкой в тарелке. От него тоже пахло перегаром, и ему стало стыдно перед этой девочкой. Но идти ему было некуда, совсем некуда, и Толик остался здесь. Не от большой любви к Галине Борисовне, а от острой необходимости в жилье, хоть какой-то семье и в попытке убежать от одиночества.
Рыжая
Катя долго не могла уснуть. В окно навязчиво светила луна. Было душно и жарко. Катерина открыла окно, и свежий ветерок подул ей в лицо. Хорошо. Тишина убаюкивала, но нервное напряжение давало о себе знать. Сердце стучало громко, и в этом безмолвии можно было различить четкое «тук-тук». Она написала в телефоне: «Надюша, давай завтра у меня ночевать. А то уеду и буду скучать», добавила грустные смайлики и нажала «отправить».
Катерина закрыла глаза и вспомнила, как в первый раз увидела Надюшу: та пришла в их школу в пятом классе, как раз перед новым годом.
Рыжая, рыжая! Смотрите какая рыжая! кричали одноклассники, тыкая пальцем в новенькую девочку.
Она и вправду была рыжая. Но это ее не портило, наоборот, добавляло какой-то необъяснимой красоты. Ее длинные волосы явно кудрявились, но девочка спрятала пышную шевелюру в косу.
Катя, Катерина протянула девочке руку, сядешь со мной?
Девочка неуверенно кивнула. Положила школьную сумку на стул и не знала, что делать дальше. Место рядом с Катей было занято. На столе лежали тетрадки, учебники и дневник. Заметив это, Катерина все аккуратно сложила в стопочку и переложила на заднюю парту.
Садись, не бойся, разрешила она Надины сомнения.
В класс вошел долговязый пацан с большими карими глазами, осмотрел парты, нашел свои учебники и сел туда, где они лежали. На уроке Катерина получила суровую записку «После школы разберемся», с нарисованным на ней черепом с пиратского флага. Катя обернулась к парню, кивнула и задумчиво начала писать.
После уроков на школьном дворе двое пятиклассников устроили разборки:
Ну и что, что новенькая. Это мое место уже пять лет. Предательница! кричал пацан.
Это не предательство. Я хочу ей помочь. Видел, как они ее обзывают? Она ж не виновата, что рыжая, настаивала на своем девочка
Я что ли виноват, что она рыжая. Гони ее, иначе мы больше не друзья, не унимался парень.
Девочка не уступала.
Рыжая, рыжая, бей ее! Сильнее кидай! они услышали крики возле школы и оба бросились туда.
Парень закрыл своим телом новенькую, которая стряхивала снег с куртки и плакала. Ее школьная сумка валялась в сугробе, книжки выпали, ручки разлетелись в разные стороны. Катя схватила огромную палку и кинулась на обидчиков.
Уроды, убью.
Страшное зрелище: девчонка с палкой наперевес гнала толпу одноклассников.
Дикая, бешеная, да ну их, летело из толпы.
Катерина вытерла пот и подошла к Наде. Они вместе собрали школьные принадлежности и пошли прочь от школы, стряхивая снег с одежды.
Парень смотрел со стороны. Он ревновал свою подругу к рыжей. Максим сидел с Катей с первого класса. С первого учебного дня, когда эта мелкая девица под песню «Учат в школе» завела его за руку в класс. И он взрослый, на год старше остальных, пошел за беззубой девочкой с двумя огромными бантами. Пошел, да так и остался рядом. Их судьбы тогда оказались связаны какой-то невидимой нитью.
В чем пойдешь на новый год, поинтересовалась Катя, я вот снежной королевой буду.
Пока не знаю, мы только переехали, грустно ответила новая подруга, а этот парень он твой жених? Кажется, я ему не нравлюсь
Да брось ты! То же мне жених! расхохоталась девочка. Друг он, теперь, похоже, уже бывший. Ну я ему покажу «предательницу»!
Девочка с косичками погрозила пальцем в сторону школы. Рыжая улыбнулась. Они договорились встретиться завтра утром на этом же месте, и обе, каждая в своих мыслях, пошли по домам.
Надька, что такая мокрая? В снегу валялась что ли? поинтересовалась Надина мама.
Галка, да брось ты ее. Взрослая уже, сама разберется. Жрать давай. И стопки поставь, проворчал мужик, которого мама почему-то заставляла называть папой.
Но папа у Нади был один. И его уже не было в живых.