И тайну сердца своего,
Заветный клад и слез и счастья,
Хранит безмолвно между тем
И им не делитсяни с кем.
За весь роман Пушкин не сказал за Татьяну пока ни единого слова. Только написал. В эпистолярном жанре можно, там голоса сливаются, и различить их нелегко.
Вот поэтому я и продолжаю настаивать: поэма А.С. Пушкина «Евгений Онегин» с некоторого момента перестает быть таковой и становится романом «Татьяна Ларина».
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с нейОнегин в смутном сне
Явилися впервые мне.
* * *
Что же осталось нашему зануде-рационалисту для анализа? Почти тридцатилетний и вновь преобразившийся Онегин встречает Татьяну. Как ему, верхогляду, кажется, изменившуюся даже больше, чем он сам.
О том, как они жили «в антракте», мы знаем немного, потому и судить об истоках превращения можем лишь с осторожностью. И все же рискнем. Раз творец привел героев к этой встрече, следует там побывать и нам. Ради полноты картины. Даже если нам и так уже все ясно.
Вот и подведем итог. Для этой самой ясности.
Зачем Пушкин заставляет заглавного героя так сильно и так унизительно-беспомощно влюбиться в княгиню Татьяну?..
И похож ли подобный, совсем не мужской образ Онегина хоть на один из его прошлых, знакомых нам образов? Ответ на второй вопрос: безоговорочно нет! Откуда Пушкин вытащил этого раба мелкого чувства такого слабого и жалкого третьего Онегина? Увы, сколько-нибудь убедительного ответа на этот вопрос нет, похоже, и у самого Пушкина. Ведь восьмая глава вовсе не восьмая. Слишком многое случилось и с автором, и с его романом, и с Россией между отданной в конце восьмой главы «честью классицизму» (вполне достойным завершением поэмы «Евгений Онегин») и окончанием романа «Татьяна Ларина». Романа, в котором нет места уже полностью отыгравшему свою роль и классически сошедшему со сцены герою поэмы. Оттого-то ни мы, ни сам автор не узнаем его: «Зачем он здесь? Кто он таков?» честно признается Пушкин в своем неузнавании. И все же приводит Онегина в свет. Ибо «зачем он здесь» Пушкин как раз знает: ему нужен статист. Увы, безбожно наигрывающий и вызывающий этим лишь недоумение и жалость и у нас, и у предмета его любви. Не говоря о полной потере самокритики у этого схематического до прозрачности эгоцентрика. Посмотрите, что