А до именин в романе «Татьяна Ларина» большая порция психологии. В исполнении того Пушкина, который наше всё: и Достоевский, и Гоголь, и даже Фрейд.
Как и положено богу, Пушкин вполне обходится тут и без ворожбы, и без прочих глупых суеверий. На что они? Он заглянет героине прямо в душу. Чего никак не стоит ждать от него по отношению к другим героям романа. («Сон Ленского» Не смешно.) Может быть, потому те двое так и не ожили настолько, насколько жива героиня. Жива и по сей день.
Нас, однако, интересуют не сны, какой бы великий мастер ни брался их толковать. Почва сия слишком зыбка для выбранной нами роли. Так что к действию! К поведению героев, а не к их снам. В данном случае к поведению героини. Здесь, на именинах, впервые появляется пока всего лишь слабой тенью Татьяна новая. Будущая. Та, кого Онегин встретит через два года в столице в образе идеально властвующей собою княгини. Именно эту тень ему и следовало бы заметить на именинах зарождающуюся сильную личность. Да вот беда: на именины-то приехал вовсе не тот Евгений, какого мы видели в его имении «святым». Творец оставил его и перед нами снова всего лишь человек тот самый, петербургский, со всеми его мелочными чертами. Без бога в душе. Иначе было нельзя: шоу должно продолжаться. Хорошего Онегина понемножку.
Да и Ленскому придется явить свою глупость во всей ее красе. Такого от него мог ожидать разве что Пушкин. Онегин же в своей упрощенно-светской ипостаси нет. Вот оба героя и загнали себя в колею. Точнее в ловушку, приготовленную им их творцом. Ибо колея там одна, общая. А движение встречное. «Да, да, ведь ревности припадки // Болезнь, так точно как чума, // Как черный сплин, как лихорадки» А нечего было вам двоим действовать сугубо рефлекторно ведь автор готов был дать вам свободу воли! А вы? Эх вы
Приношу извинения: приведу здесь целую строфу из шестой главы. Ее, как и предыдущую, ХV-ю, которую я только что цитировала, Пушкин исключил из окончательной редакции романа обе они доступны лишь в черновиках. Нам же с вами эти строфы придутся весьма кстати. Итак:
ХVI
Порою в рифмах столько прозы,
Что впору вовсе бросить их.
Где сладки грезы, там и слезы,
Увы, такой российский стих.
Да вот беда и в жизни то же:
С истертой рифмой больно схожи
Деянья наши всякий раз
Ну точно в строку ставят нас!
Как так? Да верно, право слово,
Привычка выберет сама,
Не надо сердца ни ума,
Чтоб повторить созвучье снова.
Однако к ревности ужель
Нет лучшей рифмы, чем дуэль?
***
Мы обещали быть честными: Ленского убил все же не совсем Онегин, а отчасти и тот, кто их обоих породил. И сотворил ту самую ситуацию-ловушку. Признаем и еще одно: убил правильно. Не «за дело», а именно правильно. И драматургически, и «по жизни». Ибо «Прошли бы юношества лета: // В нем пыл души бы охладел // счастлив и рогат» Что поделать, Пушкин знает Ольгу куда лучше, чем Владимир. А вот Онегин как раз точен с первого же взгляда. Опыт Потом он ее «верность» еще и проверил всего лишь одним пошлым мадригалом. А заодно и «ум» Ленского. (Вот вам и многочасовые высокоинтеллектуальные дискуссии о плодах наук, добре, зле и вековых предрассудках) Один укол ревности и воля волей, а против доминанты не попрешь.
Хоть автор и любит сердечно своего героя, но позволить ему долго оставаться, так сказать, хорошим не страдать и не заставлять страдать других не может. Ведь Пушкин все же не Бог, но лишь демиург. Да, гений, и да творец. Но творения его априори отягощены злом. Как и сам их творец когда он человек: «И средь детей ничтожных мира, // Быть может, всех ничтожней он».
***
Вот мы и добрались почти до самого что ни на есть несчастливого Конца? По сути, увы, да. Всё, что ждет двух героев после смерти третьего, это, как говорится, уже совсем другая история.
***
Разбирать психологию происшедшего на балу и после него нам не придется: за нас это сделал сам Пушкин честно, точно и без всякой романтики. «но Евгений // Наедине с своей душой [читай с А.С. Пушкиным. Я.Н.] // Был недоволен сам собой. // И поделом: в разборе строгом // На тайный суд себя призвав»
Что ж, вот они и встретились все трое: и оба Онегиных, и их творец (именуемый здесь для краткости «душа»). В такой-то троице ошибок быть не может, все характеристики абсолютно точны. Ленский дурачится: он пылкий мальчик, ему простительно. Онегин же должен быть не мячиком предубеждений то есть, тем первым, примитивным, но мужем с честью и умом. Вторым. С богом в душе. Всё названо своими именами. Честь и ум. Что еще нужно?
***
Разбирать психологию происшедшего на балу и после него нам не придется: за нас это сделал сам Пушкин честно, точно и без всякой романтики. «но Евгений // Наедине с своей душой [читай с А.С. Пушкиным. Я.Н.] // Был недоволен сам собой. // И поделом: в разборе строгом // На тайный суд себя призвав»
Что ж, вот они и встретились все трое: и оба Онегиных, и их творец (именуемый здесь для краткости «душа»). В такой-то троице ошибок быть не может, все характеристики абсолютно точны. Ленский дурачится: он пылкий мальчик, ему простительно. Онегин же должен быть не мячиком предубеждений то есть, тем первым, примитивным, но мужем с честью и умом. Вторым. С богом в душе. Всё названо своими именами. Честь и ум. Что еще нужно?
Увы, у того, «старого» Онегина ни того, ни другого, по сути, нет. Мы по-прежнему не знаем, откуда они взялись у Онегина обновленного. Но взялись и он обязан был ими воспользоваться. Он и сделал бы это будь с ним в тот решающий момент его творец. Увы, творец как раз тогда стоял в стороне и наблюдал. Отстраненно. Богу было интересно. Вмешайся он напрямую и роман пришлось бы попросту закончить. Так жалко же! Столько интересного еще можно посмотреть. И герои такие классные, и расставил он их так красиво
Да и чисто личный интерес тут налицо: без принесения в жертву агнца не состоится ритуальное прощание Пушкина с собственным юношескимпсевдоромантизмом его малый катарсис. Стоило ли так тщательно выращивать этого восторженного мальчика, чтобы позволить ему стать рогатым, скучать, толстеть и хиреть? Нет уж, позвольте, умерла так умерла!
О юность легкая моя!..
Благодарю тебя. Тобою
Среди тревог и в тишине
Я насладился и вполне,
Довольно! С ясною душою
Пускаюсь ныне в новый путь
Вперед, читатель! Без гибели романтического героя нет трагедии, а без трагедии и роман не роман.
***
«Где этот пасмурный чудак, // Убийца юного поэта?..» Положим, где настоящий убийца поэта, Пушкин мог бы и не спрашивать. Считая с ним, героев снова трое, так что правило треугольника соблюдено. Посмотрим, куда ревность (или, как он говорит сам, «ревнивая робость») главного из этих троих позволит зайти остальным двоим его невольным воплощениям. А куда не позволит. Как бы сердечно он их ни любил. В сердце отозвалось нечто похожее на угрызения совести и снова смолкло» («Пиковая дама»).
***
В нашей пьесе антракт. На много месяцев.
Героине эта, мягко говоря, пауза позволит какое-то время побыть вдумчивым психологом. Поздновато она взялась за анализ. Но, как говорится, лучше поздно.
«Везде Онегина душа [напоминаю имя этой «души». Я.Н.] себя невольно выражает» Да, Александр Сергеевич, все так: именно везде и именно невольно. Вы, как всегда, точны.
«Что ж он? Ужели подражанье? // Ничтожный призрак // Уж не пародия ли он? // Ужели слово найдено?»
До чего здорово, когда кроме поэтического таланта Бог дает человеку еще и острый ум, и способности психолога! Да, слово найдено, и Вы, Александр Сергеевич, сами его подсказали своей Татьяне, делая пометы на полях книг рукою Онегина. Уж Вы-то знали это слово с самого начала знали, что пишете именно пародию, в том числе, на самого себя. Но, конечно, не только. Ведь Вы наше всё. А с Вами и Ваш Онегин: «современный человек // с его безнравственной душой, // Себялюбивой и сухой, // Мечтанью преданной безмерно, // С его озлобленным умом, // Кипящем в действии пустом».
Была и другая пародия, попроще, но ее Вы уже вполне исчерпали и вывели из игры. Эту же, оставшуюся, Вы доведете до закономерного краха и оставите опустошенной и никому более не интересной.
Оба пародийных героя, как мы видели, прописаны более или менее схематично, даже с «ляпами». Прописаны ровно настолько, чтобы каждый из них мог достойно сыграть свою роль и сойти со сцены. И лишь один из трех героев романа (точнее, разумеется, героиня) не является схемой. Она живая итолько до конца, и она не пародия. Те двое в конечном итоге оказываются лишь фоном, почти статистами, несмотря на то, что один из них герой заглавный. Героиня же просто живет своей жизнью, не играя навязанной роли и не выполняя никаких «команд» автора. Ей одной Пушкин позволяет себя вести от начала до конца. Да и не дала бы она никому вмешиваться. Это вам не схема, это уже личность.