У него мои интонации. И от этого то, что он говорит, кажется насмешкой. Но я все-таки открываю глаза.
У я-третьего в руке действительно склянка с чем-то золотистым и светящимся. Пожалуй, если бы меня попросили вообразить эликсир здоровья, я бы как раз такую картинку и представил.
Что никак, в общем-то, не мешает этому золотистому оказаться инструментом новой пытки. Но я позволяю влить его в себя. Потому что если я-третьему очень захочется он же все равно вольет. Может быть, выбив предварительно зубы.
Что бы там ни было в воображаемой склянке оно сработало. Я снова могу двигаться. Могу даже сесть. Пошевелить ногами. Одежда так и остается разрезанной, но кожа на месте. Вся.
Я смотрю на двойника. Он очень знакомо пожимает плечами.
Слушай, а ты кто? Или что?
Серьезно? Мог бы и сам дотумкать.
Я молчу, настаивая на вопросе.
Ну ладно Допустим, так: я запаска, которая случайно нашлась у твоего сознания. Вероятность. Возможность. Версия развития. Такая, знаешь, «еслибыдакабыль».
Он усмехается. Любитель диких словечек.
Как и я.
Похож, очень похож. Даже волосы так же пропускает между пальцами, когда говорит.
И одновременно другой. Будто его рыцуцик покусал.
А этот тогда?.. я киваю в сторону лежащего тела.
А вот это как раз основная версия. Это ты, Эф_Имер. Лет семь спустя. Или пять. А может, еще меньше. Как пойдет.
У него получается так произнести мое наше второе имя, что оно звучит почти оскорбительно.
Не правда. Я никогда Да, я, конечно, издеваюсь немного над слизняками. Но нельзя же сравнивать Это не одно и то же. Я никогда не переступаю черту.
Двойник снова знакомо пожимает плечами.
Смотря где она у тебя проходит, эта черта. Которую ты никогда не переступаешь. Помнится, Тимофею Инхо ты ребра сломал.
Случайно!
Но вспоминаешь с удовольствием.
Приходит моя очередь пожимать плечами.
Кстати. Об Инхо, мой странный собеседник знакомо вздергивает краешек рта. Значит, дальше будет что-то неприятное. Во всяком случае, для меня. Я ведь о нем и хотел поговорить. Насколько я понимаю или ты понимаешь Л-л-лысый мантикор со всеми этими нюансами! В общем, Инхо и его друзья ищут Стрелка. Не точно, но скорее всего. И тебе стоит навязать им свою помощь, когда придешь в себя.
То есть, я приду? И буду нормальным?
А ради чего еще я тут, по-твоему?
Это приятные новости. Но в компанию к рыцуцикам? Зачем? Да и пошлют они меня лысых мантикоров пасти.
Серое небо несется у нас над головами точно так же, как и в самом начале. Но странный двойник косится на него озабоченно. Еще раз пропускает между пальцами медно-рыжую прядь и снова пожимает плечами:
Не исключено. Все-таки, это основная линия, как я уже говорил. Та, что приводит к нему, он кивает в ту сторону, где валяется я-второй.
Не убедил.
А я тебя и не убеждаю. Ты мне вообще не очень-то инте
В этот момент я-третьего смахивает черно-бурым хвостом тумана.
Когда я прихожу в себя в стандартной палате эс-комплекса, мысли поначалу опять ломаются. Потом прекращают. Но все же остается некая путаница. Я чувствую, что подо мной простыня вкуса тонких галет с тмином. Когда я провожу рукой по распущенным волосам, мне кажется, что одновременно я облизываю ржавую железку. От подушки отчетливо пахнет минорным скрипичным аккордом. А от мехимерки-диагноста, которая обнимает мою шею, так сильно несет губной гармошкой, что меня начинает мутить. Эскулапы пытаются общаться со мной то темно-синим, то канареечно-желтым, но периодически проскакивает и тревожный бордовый.
И только спустя примерно полторы субъективных вечности от подушки начинает пахнуть чем-то цитрусовым, а волосы становятся просто сальными на ощупь. И я осознаю наконец, что эскулапы чуть из форменных штанов не выпрыгивают от радости, что я не ору, не бьюсь в припадках и не ссусь на простыни с ботаническим узором.
Впрочем, какого лысого мантикора я снова впускаю в свой внутренний монолог чужие фантазии? Простыни мне не дал бы испортить катетер, который хоть и бережет государственное имущество от порчи, но мне счастья не добавляет. Так что день освобождения от него я готов считать праздничным. Тем более, что одновременно с этим мне разрешают помыться, удалить щетину, обновить защитную пленку на зубах и собрать волосы в привычный хвост.
Потом пару дней возле меня квохчет отец. А следующую пару вздыхает мамхен. Затем снова отец, уже до самой выписки.
Потом пару дней возле меня квохчет отец. А следующую пару вздыхает мамхен. Затем снова отец, уже до самой выписки.
Не то чтобы мамхен хотела побыстрее уехать. По крайней мере, я надеюсь, что не хотела бы. Но она у меня тоже из эсков, работает в полном контакте с кардиохирургической мехимерой. Вечно кого-то спасает или хотя бы пытается. Поэтому пара дней возле моей койки все, что она может себе позволить.
Ну а папаня миколог в грибных теплицах, так что может скучать тут, сколько захочет.
Самому мне поскучать особо не дают бесконечные анализы, тесты, долгие беседы сначала с эсками, потом с пиджаками. В основном заходит моя старая знакомая Марфа Лионэ. Вертит в руках кубик, смотрит ржавыми глазами то в душу, то в окно. Хотя, по-моему, и тот и другой виды ей не очень-то нравятся. Спрашивает об одном и том же разными словами. Наверное, их так учат. Наверное, она все делает правильно. Но у меня нет настроения разнообразить для нее свои ответы. Я и с первого раза рассказал все, что посчитал важным.
Например, про наномехимер. Насколько я помню, лет семь назад Совет Голосов запретил их создание. Но всегда найдется тот, кого запреты только раззадоривают, и с чьей помощью прогресс в очередной раз выползет из-под пятки осторожности. Чтобы укусить за эту самую пятку.
Получив информацию про наномехов, пиджаки заметно оживились.
В отличие от эскулапов, которые, наоборот, приуныли.
Еще бы. Нейротоксин можно хотя бы попробовать нейтрализовать. А наномехи это что-то из области фантастики. Тут ищи не ищи лекарство мантикора лысого найдешь.
Трижды мне устраивают свидание с гармоником. В расчете, видимо, на то, что я проведу ему экскурсию по внутреннему миру с обязательной демонстрацией болевых точек. А он мне в ответ целительный мур-мур. И я, значит, выхожу из эс-комплекса бодрым солнечным болванчиком.
Но такая метаморфоза не входит в мои планы.
А кроме того о я-втором нельзя просто поговорить и забыть. О нем даже с самим собой невозможно. Поэтому никому из своих собеседников хоть в халатах, хоть в пиджаках, хоть в модных шелухаях я всю историю так и не рассказываю. Делаю вид, что не помню.
Но я помню. Память периодически зашвыривает меня под стремительно несущееся серое небо. Под безупречно острую улыбку, которая занимает половину этого неба. Под маленький неторопливый нож.
Но эскулапы об этом не знают. Выгляжу я бодро, анализы у меня почти идеальные, так что держать меня в эс-комплексе они больше не видят смысла. Отец, поквохтав еще немного на прощание, возвращается домой, в Певну. А я, как и положено любой уважающей себя бесчувственной скотине, счастлив, что удалось отвертеться от прощальных посиделок с ним в орфейне.
И, как положено человеку, чью и без того иллюзорную свободу ограничивали, я счастлив получить свою иллюзию обратно. Она даже кажется мне симпатичнее, чем обычно. Хотя бы потому, что позволяет больше не смотреть на арт-панели, бесконечно льющие с потолка мягкий свет и пасторальные пейзажи.
Наконец-то можно вернуться в Песочницу, к бодрящей неприязни студентов и менторов. К недописанному Луу. К лекциям Павлы Имберис. И к сотне других возможностей отвлечься от серого неба и неторопливого ножа
Периодически в мысли лазутчиком пробирается совет я-третьего навязать свое общество Инхо и его компании. Но обосноваться в голове я ему не даю. Если бы кто-нибудь предложил мне выбор между вечным разглядыванием пастельных арт-панелей и общением с рыцуциками, я бы, возможно, выбрал арт-панели. Поэтому ну их, эти сомнительные рекомендации сомнительных двойников. И то, что он говорил насчет моего будущего неубедительно. Я не живодер и не маньяк. И не стану таким, сколько бы лет ни прошло.
А вот Стрелка вычислить, пожалуй, хочется. Раз уж он дал мне повод.
Первые дни после возвращения в Песочницу я чувствую себя магнитом, который таскают по коридорам, усыпанным железной стружкой. Глазеют все. Большинство украдкой, но некоторые и в открытую. Как-никак, все десять дней, что я провел в эс-комплексе, моя история держалась в самых верхних слоях Ноо.
Я загадка. Счастливчик. Феномен. Единственная жертва Стрелка, которой действительно удалось выкрутиться. Тот сбрендивший кондитер не в счет.
Каждый ментор находит повод полюбопытствовать в интересах своей науки, угу, разумеется, только в них. Проскользнуть по узкой дорожке между этичностью и желанием пощекотать нервишки.