Вы совершенно правы, органическая химия один из моих профильных предметов. А вот групповое дуракаваляние нет. Но я все равно вас внимательно слушаю. Считаю, сколько раз прозвучит слово «теоретически». Пока двадцать три, но я немного отвлекся в начале, так что мог пропустить разок-другой.
Лионэ чуть наклоняет голову.
Почему именно это слово?
Я пожимаю плечами:
Оно лишает веса все остальные. Теоретически возможно слишком многое. Что ни возьми все теоретически возможно. Спросите меня, например: «Можно ли создать мехимеру, которая будет погружать человека в состояние как там эски говорят? Близкое к коме. Теоретически?»
И вы ответите?..
А вы не догадываетесь? Что теоретически возможно. Но преступно и неэтично, разумеется.
Я вижу, как напрягаются мышцы вокруг ее рта.
Возможно в принципе? Или возможно для вас? Теоретически.
Вы что, заподозрили меня в гениальности? Приятно. Но нет, у меня пока не было шанса проверить, насколько я новатор в мехимерике. Так что возможно в принципе. И теоретически. А еще, кстати, теоретически возможно, что в одно прекрасное утро на подоконнике вашего кабинета найдется забытое Стрелком «жало». Заряженное, для вашего удобства, тем самым нейротоксином. Или чем-то другим. Туда вполне можно запихнуть тех же мехимер, если придумать, как уменьшить их до уровня микроорганизмов. Теоретически.
Ясно. Жаль, что мне пришло в голову нарушить ваше молчание. Боюсь, время, потраченное на этот диалог, было потрачено не слишком продуктивно.
Я широко улыбаюсь джазовой пиджачке, демонстрируя, как мало меня волнует ее раздражение.
После этого беседа еще какое-то время скачет по кочкам зрения, периодически скатываясь в ямы прискорбного невежества. Я слушаю не очень внимательно, потому что диалог с Лионэ заставляет меня вспомнить о Большом Луу мехимере, которую я пишу. И которую должен вырастить к концу пятого курса, чтобы получить разрешение на работу. У меня вспыхивает сразу несколько любопытных идей насчет ее внешнего вида, с которыми хочется поиграть немедленно.
Но приходится ждать, пока день кривоватым вихляющим колесом докатится до вечера.
Через историю искусств, которую в нужных местах обнажает для нас Павла И́мберис. Эта пожилая тетка, состоящая, по-моему, наполовину из ртути и ржавой проволоки, а наполовину из поэзии мертвых цивилизаций единственный ментор Песочницы, которого я по-настоящему уважаю. Правда, безо всякой взаимности.
Через марш-бросок сквозь октябрь в мастерскую Домны Кар_Вай и обратно.
Через обед, съеденный в приятном одиночестве.
Через час внутренней тишины, положенный каждому студенту.
Через неординарную математику.
И, наконец, через музыкальный час, на котором нас мучают каким-то ископаемым хоралом.
Когда же я добираюсь до мастерской и устраиваюсь за рабочим кубом, выясняется, что за день утренние идеи успели выцвести и подрастерять свое обаяние. Но уходить из-за этого я, конечно, не собираюсь. Повозиться с Большим Луу, даже без конкретных задач все равно удовольствие. Персональный кубик проигрывает что-то из рабочего плейлиста, но я почти не слышу музыку. Слишком увлечен.
В шею болезненно тюкает. Я машинально дотрагиваюсь до этого места. Нащупываю что-то маленькое, гладкое и прохладное. Уже проваливаясь в хищный черно-бурый туман, я все-таки успеваю повернуться к двери в мастерскую. Ничего толком не вижу. Одни плавающие цветные пятна да смазанный силуэт среди них. Кажется, невысокий.
Жаль, никому уже не рассказать
В этой части истории я веду себя очень смирно. Но это мне не помогает.
Вытаиваю. Из черно-бурого. Медленно.
Неподъемные веки.
Хрупкие мысли.
Все, что длиннее нескольких слов разва
Нет запахов. Звуки? Непонятно.
Но жестко. Неравномерно. Прохладно кажется.
Ладони оттаяли. Под ними трава. Кажется.
В сущности, все кажется.
Потому что во мне
Ломаются и тают. Мысли. Думаю снова.
Был выстрел. Потом туман. Но я понял, успел
Ломаются. Опять.
Еще раз думаю.
Я мехимера. Нет, не то.
Я мехимерник.
Да. Но тоже не то.
Я мехимерник. Во мне мехимеры.
Маленькие. Очень
Как это называется?..
Нано кажется. Да.
Стрелок гений.
А я Еще в мастерской.
Или уже в эс-комплексе.
Но еще я здесь.
Где здесь?
Здесь есть трава. Нет запахов.
И мехимер нет. Но это кажется.
И мехимер нет. Но это кажется.
Ведь они есть в моей крови. В моей голове.
Поэтому я здесь.
Могу поднять веки. Наконец-то. Впрочем
Много серого наверху. Двигается.
Я люблю серый кажется.
Серый наверху двигается быстро. Как будто его двигает
Все еще ломаются.
Ломкие мысли. Раздражают.
Стрелок мехимерник. А пиджаки не знают.
Ха. Или не ха.
Наоборот. Жаль.
А я ведь сказал им.
Почти сказал. Смешно?
Нет. Не смешно.
Неуютно и некрасиво.
Сверху серое. Небо? Да кажется.
И быстрые облака. Сильный ветер.
Все это кажется. Но я чувствую, что жестко. Что прохладно.
Что по руке кто-то ползет.
Могу повернуть голову и посмотреть. Муравей. Могу стряхнуть.
Могу приподняться на локтях и оглядеться.
Могу думать. Наконец-то.
Зрелище унылое. Дурная бесконечность, заросшая короткой бурой травой. На горизонте пятнышко. И вроде бы, оно двигается.
А вот я нет.
Потому что приподняться-то я могу, а встать не получается.
Надеюсь, что только пока. Потому что пятнышко на горизонте все-таки двигается. И может оказаться чем угодно.
Может быть прекрасной девой, например. Но я не наскребу в себе достаточно оптимизма, чтобы предположить это всерьез.
Ведь тот бедолага кондитер очнулся чокнутым. Я слышал кусочек разговора в коридоре. Про то, что он постоянно орет и ссытся. Хотя какое там ссытся катетер же Напридумывают страшилок и сами себя пугают.
Но на прекрасную деву рассчитывать все же не стоит.
И было бы неплохо встать на ноги. Хотя бы.
Однако тот, кто впустил в мою голову этот пейзаж, мало интересовался моими желаниями. Поэтому я все еще лежу, приподнявшись на локтях, когда пятнышко превращается в фигурку. В фигуру. В знакомую фигуру.
В меня.
Вроде бы все родное: худощавое и вполне удобное для жизни тело, крупноватый нос, скулы, достаточно острые, чтобы резать ими девичьи сердца.
Но почему я раньше никогда не замечал, что у меня глаза настолько светлые, а взгляд такой рептильный?
Я-второй присаживается рядом со мной на корточки и улыбается.
Меня как будто окунают в ванну, полную ледяных муравьев.
Никогда, ни разу в жизни мне не было так страшно. Я дергаюсь, пытаюсь отползти на локтях. Хотя бы на несколько сантиметров. Но не могу.
Я-второй, кажется, знает об этом. Во всяком случае, он никуда не торопится. Совершенно.
Деловито поправляет медно-рыжий хвост. Шарит по карманам.
Эй
Страх съел все мои ораторские способности. Всю уверенность, наглость и кураж. Я-второй молча смотрит. Я пробую еще раз.
Эй, что ты делаешь?
На самом деле стоило бы спросить: «Что ты собираешься делать со мной?».
Но не выговаривается.
Да если бы и выговорилось, толку-то он явно не собирается отвечать. Во всяком случае, словами. Просто улыбается еще раз и продолжает шарить по карманам.
Почему собственное ожившее отражение пугает меня так сильно? Настолько, что я предпочел бы видеть рядом какое-нибудь чудовище, с головы до ног утыканное окровавленными зубами?
Не могу понять. Но и перестать бояться тоже не могу.
Я-второй тем временем находит то, что искал. Ножик. Небольшой, аккуратный, с лаконичной серой рукояткой.
Я бы выбрал именно такой.
Все так же никуда не торопясь, я-второй разрезает штанину на моей левой ноге и принимается снимать с нее кожу. Тонкими полосками. Будто чистит яблоко.
Руки снова примерзают к траве. Я не могу дернуться. Вывернуться. Ударить.
Зато могу кричать.
Довольно долго могу.
А потом больше не могу.
Тоже довольно долго.
А еще потом появляется третий.
Второй его не видит. Он очень сосредоточен на своем занятии. И даже, наверное, не успевает ничего понять, когда третий одним резким движением сворачивает ему шею.
Бояться уже не получается. Хотя, может, и стоило бы.
Зачем-то закрываю глаза. Но все равно слышу, как я-третий оттаскивает я-второго подальше. Садится рядом. Устраивается поудобнее. Сухая бурая трава исправно похрустывает, сообщая мне о его передвижениях.
Эй?..
Я бы усмехнулся, если бы помнил как.
Что ж, этот хотя бы говорит.
Открываю глаза. Третий смотрит с жалостью. Но такой брезгливой что ли. Потом начинает шарить по карманам.
Снова закрываю глаза.
Эй, посмотри на меня.
Смотреть не хочется.
Ну, или хотя бы рот открой.
Этого не хочется тем более.
Да ладно, все страшное уже закончилось. Мне просто нужно сказать тебе кое-что. И чтобы ты был в состоянии меня понять. Поэтому давай ты сейчас выпьешь вот этот ну как будто бы эликсир здоровья. Обманем по-быстренькому твой, то есть, наш мозг. Хотя нет, почему обманем? Договоримся. Это не больно, это даже наоборот.