Крюгер, пришедший уже затемно, открыл дверь и встал как вкопанный. Небольшие, «косметические» перемены были видны даже в полумраке. Эмма указала ему на тазик с водой.
Вымой, пожалуйста, руки и лицо.
Крюгер покорно выполнил указание и сел за стол.
Я вообще-то принес поесть
Давай поужинаем тем, что я приготовила, а это припасем, рассудила Эмма и разобрала пакет, принесенный Крюгером.
Крюгер с облегчением переключился на еду это позволило хоть немного оттянуть разговор, который Крюгер не знал, как начать. Но когда Крюгер поел, Эмма взяла все в свои руки.
Крюгер. Я хочу, чтоб ты вымылся.
Ну, ладно.
У Крюгера, у одного из немногих на острове, был заведен душ, пополняемый дождевой водой. Исполненный тревожного ожидания, Крюгер наскоро ополоснулся, накинул полотенце и вышел в комнату. Перед ним стояла обнаженная Эмма.
* * *Альваро звал Эмму, шедшую в прострации по улице, но, как мы знаем, так и не дозвался. В этот момент его, наконец, заприметила Данита, которая до этого битый час носилась по городу в поисках доктора. Данита отвела бывшего хирурга в убежище под антенной, где без сознания, в лихорадке метался Лон. Альваро отметил про себя, что Лон, скорее всего, не жилец, и молиться можно разве что об упокоении его души, однако признаться Даните не смог и заключил, что с божьей помощью шансы Лона не так уж и плохи. Сам же Альваро без лаборатории и анализа крови не мог определить то ли Лон подхватил какую-то респираторную инфекцию, что не критично, то ли из-за ранения начался худший процесс и инфицированы были ткани или органы. Альваро призвал Даниту не думать о том, сможет ли Лон когда-нибудь ходить, это и правда было второстепенно; гораздо важнее было победить инфекцию, а в этом могли помочь лекарства, питание, теплая одежда словом, всё то, что практически невозможно обеспечить на острове, в особенности когда ты в бегах и прячешься более-менее в норе. Этим Альваро завершил свой беглый осмотр, вдаваться в детали состояния Лона не имело смысла ввиду тяжести этого состояния. А еще Альваро торопился на берег.
Увидев сети, которые сушились на берегу, Альваро сбавил шаг и на всякий случай внимательно осмотрел каждую, стараясь отыскать вожделенных моллюсков. Но сети были пусты оставалось надеяться только на то, что Паскаль их уже перебрал и вытащил все ценное, но Альваро все равно успел расстроиться.
Альваро! Иди сюда! Уже четыре, и это я еще не все осмотрел! Паскаль кричал от радости.
Альваро подошел к ведру, наполненному водой, внутри правда четыре черных, страшных и ядовитых моллюска.
Живые?
В отличном состоянии! И, будем надеяться, они смогут размножаться. Ну, мы им устроим пятизвездочный отель.
Пятизвездочным отелем для морских гадов стал большой аквариум внутри него Паскаль что-то наколдовал с водорослями, какими-то камешками и чем-то вроде ила, который он достал с глубины. Со склада клана аграриев, конечно, в тайне, были утянуты лампы, фильтры, насос, обогреватель, термометр и прочее оборудование. Довольный океанолог утверждал, что для моллюска не найдется уголка в море, лучше этого дома. Альваро оценил оперативность и усердие Паскаля.
Как вам все это удалось? И не погибнут ли они? восторженно спросил врач.
О! Как удалось? Знаете, только один человек в мире сумел найти способ держать тропическую карликовую каракатицу в неволе так, чтобы она размножалась. Никто не смог этого повторить! На наше счастье, этим человеком был я.
Но океанолог знал, что это еще не все: чтобы прихотливые головоногие не передохли, понадобится регулярный химический анализ воды на добрый десяток параметров. А лабораторный выпариватель и другой набор реактивов потребуются, чтобы очистить токсин. Все это было расписано пошагово, и Паскаль взял на себя труд добыть элементы будущего производства. На Альваро была возложена дальнейшая рыбалка: предстояло наловить мелких рачков и мальков, чтобы обеспечить моллюскам питание.
Весь оставшийся день Альваро провел на берегу бродяг, разыскивая в сетях ракообразных, и сумел набрать, как ему показалось, достаточно. С ведерком, чуть ли не вприпрыжку, он отправился в контейнер Паскаля и нашел того суетливо бегающим от большого аквариума к мелким, стоящим вдоль стены.
Они начали есть друг друга! констатировал Паскаль, и Альваро бросился помогать. Моллюски в аквариуме делали агрессивные выпады друг на друга.
Они начали есть друг друга! констатировал Паскаль, и Альваро бросился помогать. Моллюски в аквариуме делали агрессивные выпады друг на друга.
Как только Альваро схватил второй сачок и принялся ловить моллюска, тот выпустил облако темной слизи. Паскаль подскочил к аквариуму и сачком захватил плотные чернила, достал и сцедил в кювету.
Альваро, ты вытаскивай их, а я буду собирать чернила.
Погиб только один из гадов; остальных удалось изолировать друг от друга и после накормить. Моллюски сильно проголодались и каждый набросился на свою порцию. В пробирке у Паскаля накопилось изрядное количество токсина. Океанолог с удовольствием рассматривал жидкость на просвет.
Можем приступать к эксперименту?
Этого хватит, с радостью ответил Альваро, а что с фильтрами и прочим?
Все будет сегодня же.
* * *Данита задержалась у Лона. Она ничего не могла поделать, и все же считала, что помогает хотя бы тем, что держит его голову у себя на коленях и молится. Жар не спадал, Лона лихорадило весь день, и пот лился градом. Данита поила полубессознательного Лона. Мальчишки главным образом Энрике, бегали за водой, а после, когда пошел ливень, достали где-то ведра и поставили во дворике у антенны. С наступлением темноты Данита услышала крик: «Атас!». Кто-то из ребят, стоявших во дворе, таким образом предупредил о приходе лишнего человека. В контейнер заглянул Пун, лицо которого горело:
Целый день тебя ищу.
А как ты смог найти?
Поймал одного из твоих мальчишек. Пойдем домой.
Я не могу Лону плохо.
Ты должна быть со мной, соседи спрашивают, где ты. Если они что-то заподозрят, нам обоим крышка.
Но
Никаких «но», Данита. Ты попадешь в бордель, а меня расстреляют.
Данита встала, аккуратно уложила голову Лона на тряпки.
Я приду к тебе утром, произнесла она, хотя Лон вряд ли мог ее услышать.
Глава 2
ДЕНЬ ПОХОРОН
В день похорон Ди проснулась в кресле. Спать в кровати, на которой перерезали горло ее новоявленному мужу, она не могла. Да и в кресле уснуть получилось только под утро, когда отяжелевшие веки сами собой сомкнулись, а в голове, превращаясь в кошмары, одержимо прокручивались воспоминания той трагичной ночи. Самый страшный сон, однако, был не про убийство, а про то, как Эмма нескончаемо, до потери рассудка соскребала с пола и мебели постоянно пребывающую, лезущую из каждой щели кровь. Бедняжка с трудом боролась с позывами рвоты. Сдерживала их банальная мысль, что если Эмма не возьмет себя в руки, то убирать придется не только эту невыносимую кровь, но и содержимое собственного желудка. Ночь продлила ей эту кровавую медитацию. Проснулась Ди от стука в дверь. Тут же, не дожидаясь ответа, в контейнер уверенно зашел Грателли с упакованным в пленку платьем. Траурные наряды, как и подвенечные, выдавались всего на день. Ди со смирением, близким к отупению, натянула на себя платье, приладила на голове шляпку, которая скорее нужна была как крепление для вуали, чем сама по себе; обулась в черные полусапожки на два размера больше, чем надо, и, в сопровождении Грателли и солдат, отправилась на церемонию прощания.
На острове не было принято устраивать похороны. Рядовых покойников просто отправляли в перемолку ровно так же, как и тела пассажиров «Линкольна». Правило было продиктовано не только экономией времени и сил, но и санитарией заводить холодильную установку для хранения тел представлялось непозволительной роскошью, а без нее покойники сразу начинали гнить, источать смрад и могли стать причиной инфекций. Хоронить в море (а больше негде) тоже было несподручно: для утопления тел требовался достаточный груз, а металл был гораздо нужнее в строительстве. И, главное, островитяне, пережившие несколько первых голодных лет, а время это было страшное, почитали за догму не пускать еду на ветер, пусть даже эта «еда» человеческое мясо. Поэтому процедура прощания даже для близких усопшего часто сводилась к последнему взгляду на тело, которое уносили ровно с того места, где перестало биться сердце.
Но для знати и выдающихся островитян все-таки устраивались полноценные панихиды. Грэм, как один из лучших футболистов, был любимчиком публики, и на следующее после разбирательства утро Судья принял решение организовать похороны так, чтобы попрощаться с чемпионом могли все желающие. Грэм был удостоен величайших из возможных почестей: его лицо загримировали, тело нарядили в элегантный, лишь немного потертый, классический костюм-тройку, с рубашкой. Покойника разместили в многоразовом гробу, который для таких случаев специально отлили из твердого пластика в мастерской. Ящик задумывался универсальным, подходящим под усопшего любых габаритов, и «маленькие» тела в нем смотрелись диковинно будто им для чего-то оставили много места.