И откель такие богатства? интересовалась я. Я же дала тебе только на колу.
Завтра отдашь или послезавтра. Все знают, что мы живем у Дафны и Стелиоса.
Счет я потом оплатила. Но не все относились к нам с таким доверием. Тогда ходили драхмы (помните эти большие купюры?). Греки гордились своей валютой, ведь это самые старые деньги на земле, дожившие до наших дней.
И мы пошли в обменный пункт менять наши новые-новехонькие доллары, а как все русские, мы владели лишь стодолларовыми купюрами. В офисе банка долго смотрели на купюру, я поняла, что они видят ее впервые (у нас они тоже появились месяц назад). Потом нас спросили, где мы живем. Мы ответили у Дафны. Потом нам предложили кофе и спрайт. Они тянули время, я стала волноваться, что-то не так. Они (я подсмотрела) засунули мою денежку в факс и отправили куда-то ее изображение. И спокойно вздохнули, увидев ответ, что да-да, именно так сейчас выглядят сто долларов. Я получила огромную пачку драхм и уже собиралась покинуть этот замечательный офис, но они все же решились и спросили:
А вы откуда?
Россия, Москва.
Молодой клерк обрадовался:
Москва. Ред Платц. Я читал такой детектив.
А я нет, удивила я его.
Другой замечательный грек постарше сообщил, что «Горький Парк» Смита ему очень понравился. Эту книжечку я пролистала. Но моего немецкого при их знании английского никак не хватало для обсуждения английской вещицы.
Мы решили сменить офис банка. Но в следующем, а их всего в нашем поселке было два, нас сразу узнали по долларам. Так и сказали:
О! Москва. Горьки Парк. Доллары!
Типа того (это не переводимо ни на греческий, ни на английский, которого я все равно не знаю).
С той поры мы и проходили под кодовым именем Москва, Горьки Парк.
Но в городишке нас полюбили, почему-то. Сама не знаю, почему. Может, Стелиос свою лайф-рекламу развернул.
Критянин Стелиос.
Стелиос был невероятный хвастун. Хвастовство отличительная черта греков. У них все самое лучшее оливковое масло, остров, сын, пляж, поселок, апельсины, внуки, пирог, испеченный женой (вас, конечно же, угостят), сорт инжира, оливковое масло, которое делают родственники в деревне, вино, которое производит брат, сад, дизайн апартаментов и прочее. Хотите или не хотите, но вам расскажут и объяснят. Светловолосый высокий критянин Стелиос не был исключением. Он выращивал самые вкусные апельсины на острове самого редкого сорта, который нигде не растет, кроме как на самом лучшем острове, да и на острове не всюду приживается.
А еще он был совсем не последним парнем в Агиа Галини. И это правда. Он знал всех хозяев ресторанчиков. И по его рассказам получалось, что там его сват или брат, или какой еще родственник.
Стелиос был младшим сыном в семье, потому к семейному бизнесу по производству критских апельсинов и какао-бобов его не привлекали, и даже позволили учиться на философском факультете Афинского университета, все равно, что от него, что от философии никто проку не ждет. Надежды возлагали на его старшего брата.
Старший брат погиб в 1973 во время восстания в Афинском политехническом университете. (Это я потом узнала про восстание в Афинском Политехе, где началась революция, свергнувшая режим черных полковников. И так до сих пор никто и не знает, сколько молодых горячих голов там полегло, называют цифры от 24 до 1000, этим отважным молодым людям поставили памятник).
Так Стелиос стал старшим, а значит, должен был наследовать семейный бизнес. И пришлось ему выращивать и поставлять в Европу какао-бобы и апельсины, которые растут только на Крите, потому что Крит это Крит, это даже не Греция, это круче. Мы как-то даже ездили на поля Стелиоса, где работали два трактора Беларусь, ими Стелиос гордился. Там мы совершенно ошалели, я никогда не ела такого вкусного горячего апельсина, только что сорванного с дерева. А дочь удивилась стручкам фасоли, что висят на дереве. Это было не шоколадное дерево, как говорил Стелиос, а рожковое. Но Стелиос настаивал, что из этой древесной фасоли получается отличный шоколад. Еще Стелиос утверждал, что настоящие греки родом с Крита. Что такие апельсины, как здесь, больше нигде не растут. И даже пальмы, что мы увидим в Мони Превели, не приживаются на другой земле. Пробовали, не получилось. И рыба у них особая плавает, только здесь и нигде больше. Словом, рай земной и золотой Иерусалим на Крите, все остальное сомнительно. Спорить с ним невозможно. И потому я кивала головой. И мне уже самой так казалось. Так и есть.
К нам он как-то привязался. Узнав, сколько мы заплатили за поездку в Кноссос и Фестос, он принял решение. В шесть утра он бибикал под балконом и предлагал поехать с ним в Плакиас, Превели или еще куда. Он по делам, а мы гуляем, а потом он нас везет обратно. Стелиос никогда не видел русских туристов (Дафна не в счет, она же гречанка, хоть и из Тбилиси). Он был поклонником России и коммунизма. Так и говорил:
Я коммунист.
С чего вдруг? веселилась я, Ты же землей владеешь на Крите.
Я работаю на своей земле. Я труженик. Но я против транснациональных компаний. Они разрушают нашу ментальность.
Интересная разновидность коммунизма.
Да! горячо говорил не грек, но критянин Стелиос, Я мечтаю поехать в Москву, пойти к Ленину в мавзолей. И трахнуть на снегу русскую проститутку.
Дафна, поворачивалась я к его жене, Скажи ему, что у него отвалится после столь экзотического секса.
Дафна переводила что-то свое. Мол, холодно зимой. Но Стелиос был отважным парнем.
Я не боюсь мороза. Я зимой хожу в горы, без шарфа и перчаток. А в январе там до минус двух бывает.
Круто! восхищалась я.
Дафна смеялась. Они были влюблены. И потому вечно подначивали друг друга.
Как-то Стелиос предложил мне поехать в Ханью (ого-го, как далеко).
Но без Лизы, хитро подмигнул он.
Почему?
Ну знаешь, у меня вот немка была, француженка была, хорватка была, норвежка была
А русской не было, оборвала я его.
Не было, вздохнул он.
А я при чем?
Ну больше русских нет в поселке, только украинки полы моют.
Не могу тебе ничем помочь, сказала я миролюбиво.
Стелиос не обиделся, но речь не закончил:
Знаешь, ты, когда куда-то едешь, к русским и белорусам в машину не садись (как он их отличает?). Это для грека охи значит охи. А у вас не так. У вас охи это может быть. Это флирт.
Он уехал в свою Ханью, а мы остались с Дафной. Она почему-то знала, что ее муж делал мне пикантное предложение.
Да, созналась я. Так и было. Но охи значит охи.
Мы с ней в тот вечер отлично посидели, обсуждая мужчин. А утром вернувшийся из Ханьи Стелиос потребовал меня к ответу:
Что там Дафна говорит? Что она придумала? он злился и заводился, а потом выдал, Знаешь, я в этом мире люблю только три вещи море, солнце и Дафну.
Дафна не вещь, парировала я, так и не признавшись, о чем мы говорили ночью. Словарного запаса русского и немецкого Стелиоса не хватило выпытать у меня правду.
Мы говорили на странной смеси русского, английского, немецкого с вкраплениями греческого (когда Стелиоса переполняли чувства, он переходил на родной язык). В тот день чувства его просто распирали. И он заявил, что наш пляж это и не пляж вовсе, а так фигня для туристов. И сегодня же мы едем на настоящий пляж. И я увижу настоящий Крит.
Мою дочь и маленькую Антонину запихнули в кабину старенького грузовичка форд, выдали им по апельсину, мы с Дафной забрались в кузов (добрый Стелиос даже растянул над нашими головами брезент), нам тоже дали по апельсину, Дафна предусмотрительно взяла домашнее вино, и мы отлично расположились в кузове. Тронулись по каким-то дорогам без асфальта, через оливковые рощи.
Через час добрались до пустынного пляжа. В море торчали две скалы. Стелиос объяснил, что это спорные острова. Спорили, само собой, с Турцией. Потому там никто не живет. Это был чудесный день. Песок и пустынный пляж.
И день еще не кончился, над пляжем проживали в одиноком доме друзья Стелиоса, и мы пошли к ним обедать. Деревянный стол и лавки во дворе. На столе жареная рыбешка в сковороде, огромная миска правильного деревенского салата (в правильном помидоры и огурцы нарезаны крупно, фета одним ломтем сверху, а оливки обязательно с косточками, иначе это греческий салат для туристов), фета, сковорода почти в метр с яичницей на помидорах. Ну и волшебный греческий хлеб. А еще вино. А еще черешня, персики и арбуз толстыми ломтями. Словом, бесконечно вкусный греческий минимализм. Мы лениво беседовали, наслаждаясь теплым вечером, шумом моря и едой. Даже дети притихли.
Стелиос хвалился тем, что мы русские и живем у него. Я рассыпала комплименты волшебной рыбке, которую можно есть с костями и головой.
И тут с горы спустились или свалились два туриста с рюкзаками в мощных армейских почти по колено ботинках. Они хотели есть, мы подвинулись на лавках и они присоединились к нашей трапезе. Ребята оказались американцами из Айовы. Они путешествовали автостопом по Криту. А тут заплутали, и такое счастье, что им подвернулась таверна. Я не поняла, почему все сотрапезники странно переглянулись. И американцы тоже не поняли. Они провозгласили тост за Грецию, которая объединила за одним столом греков, русских и американцев. Это были правильные слова. Внизу шуршало море и стояли спорные острова. Как-то появилась еще одна сковородка с жареной мелкой рыбкой. И все разомлели, не хотелось вставать из-за стола. Но солнце заходило и нам было пора возвращаться, тем более, что малышка Тоня уже заснула на лужайке, рядом с ней уселся кот.