Отчаянно не хотелось уходить, но все поняли, что пора. Наши американские друзья (поверьте, мы за три часа стали друзьями) полезли за бумажниками, чтобы достать драхмы. И тут выяснилось, что они попали не в таверну, а в гости. И как же не накормить путника, если он голоден. Хозяева что-то шумно говорили по-гречески, Дафна переводила на английский, и все более удивленными становились лица наших случайных сотрапезников. Словом, им донесли, что с гостей денег не берут. И тогда наши свежеобретенные друзья стали потрошить свои рюкзаки: мне и Стелиосу досталось по пачке настоящего американского «Мальборо», Антонине гора леденцов, а хозяевам горячие объятия.
На этом наши приключения не закончились. Стелиос повез нас в гости к своему университетскому приятелю. Этот чудак, по словам Стелиоса, владел огромным количеством земли на Крите, так сложилась жизнь, он был убежденным коммунистом (и так бывает). На земле возделывали апельсины и стручковое дерево, за этим приглядывал управляющий, а сам хозяин жил в шалаше, сам доил коз и сам делал сыр, питался овощами со своего огорода, яйцами своих кур и рыбой, выловленной в море. Он жил отшельником и читал Маркса. Стелиос привозил ему колониальные товары чай, кофе. Сахар заменял мед. Греческая земля этого не производила. Хотя почему греческая? Это же Крит. Это особый мир.
Оставив нас в машине, Стелиос один пошел к другу. Он может и не пустить к себе, объяснила мне Дафна, он странный.
Чем?
Если пустит, поймешь. А нет, так и незачем говорить.
Узнав, что мы россияне, хозяин милостиво согласился нас пустить. И даже вышел нам навстречу. Это было настоящее шоу: он был одет в жилетку из козьих шкур и домотканые штаны, загадочной конструкции сандалии (он сшил их сам). Это было его кредо: жить только своим трудом. За ним, как собачки, шли две козы. Мы пили чай у костра самый вкусный чай из горных трав и говорили о коммунизме. Он утверждал, что он истинный коммунист. Но мне подумалось, что он истинный киник, последователь Антисфена и Диогена, кто призывали к минимализму в потреблении, независимости от общественного мнения и общества, абсолютной личной свободе. Я не стала ему сообщать о своем открытии. Чтобы не нарушать личного пространства абсолютно свободной личности. Мы просто сидели у костра.
Дочь-подросток позже вынесла вердикт: он сумасшедший. Но я не согласилась. А в тот вечер я не помню, как мы вернулись. Домашнее вино имеет свою силу. Особенно летним вечером на Крите. Я была счастлива домой нас все равно довезут, что же волноваться, когда можно наслаждаться этим днем. Но он еще не кончился.
Стелиос был не остановим. Он хотел показать сразу весь Крит. И потому тормознул свой фордовский грузовичок над обрывом и выскочил собирать сорняки. Букет он вручил мне и стал горячо объяснять, что это отличная критская хорта (по-русски трава). Я опознала в букете только цикорий с синими цветочками. Это вкусно, убеждал меня Стелиос. Но мне пробовать не хотелось. Стелиос расстроился, стал ощипывать листочки и жевать их. Хотя ему тоже было невкусно.
Дафна сердито забрала мой букет, велела заходить к ней завтра вечером. И вечером действительно была изумительная хорта (пюре из трав), томленная в оливковом масле с лимоном. А к ней виноградные улитки. Целая сковорода. Дочь испугалась вида этих почерневших при готовке слизняков. И ей сварили обычные немецкие сосиски, щедро сдобрив их кетчупом. Кажется, все были довольны этой трапезой. А маленькая Антонина сидя на полу радостно ела руками и улиток, и сосиску.
Стелиос стал моим греком Зорба, хотя тогда я еще не видела этот пронзительный фильм с Энтони Куином в главной роли, но всем советую его посмотреть. Стелиос заставил меня влюбиться в Крит и Грецию, хотя по его мнению Крит это совсем отдельное место, само собой, лучше материка, какое может быть сравнение! Там же совершенно нечего делать.
Одна беда была в нашей стихийной дружбе. Мне никак не удавалось купить сувениры для московских друзей. Стелиос врывался вслед за мной в лавку, кричал на хозяина, я даже уже начала понимать, что ему кажется, что нельзя втюхивать наивным туристам эту фигню, за такие деньги. В итоге блюдо или чашка возвращались на полку, а меня за руку выводили на улицу. Попытка сменить маршрут прогулок не удалась, Стелиос был вездесущ. И только хитроумный старик в черных одеждах с маленькой лохматой белой собачкой преуспел. Он играл на губной гармошке, сидя перед своей лавкой, а собачка танцевала на задних лапах перед временными жителями Агиа Галини. Пройти мимо цирковых трюков песика было невозможно, а по ходу ты покупал у старика открытки, фенечки, неизменный фестосский диск на кожаном шнурке. И наконец этот хитрован пригласил меня к себе в лавку и даже дальше лавки, мы очутились в мастерской, где шили сандалии в греческом стиле и ремни. Для ремня можно было выбрать любую пряжку Дольче Габана, Монтана, Ливайс, Дизель и далее. Через полчаса ты получал отличный ремень из свиной кожи самой модной марки. Понятно, что я купила и ремень и сандалии, которые правда, развалились у меня в Москве тем же летом (но все же мне удалось пощеголять в них целые три недели по возвращении). Стелиос искренне сокрушался, что я покупаю китайскую фигню, на которой красуется громкое имя Крит.
Одна беда была в нашей стихийной дружбе. Мне никак не удавалось купить сувениры для московских друзей. Стелиос врывался вслед за мной в лавку, кричал на хозяина, я даже уже начала понимать, что ему кажется, что нельзя втюхивать наивным туристам эту фигню, за такие деньги. В итоге блюдо или чашка возвращались на полку, а меня за руку выводили на улицу. Попытка сменить маршрут прогулок не удалась, Стелиос был вездесущ. И только хитроумный старик в черных одеждах с маленькой лохматой белой собачкой преуспел. Он играл на губной гармошке, сидя перед своей лавкой, а собачка танцевала на задних лапах перед временными жителями Агиа Галини. Пройти мимо цирковых трюков песика было невозможно, а по ходу ты покупал у старика открытки, фенечки, неизменный фестосский диск на кожаном шнурке. И наконец этот хитрован пригласил меня к себе в лавку и даже дальше лавки, мы очутились в мастерской, где шили сандалии в греческом стиле и ремни. Для ремня можно было выбрать любую пряжку Дольче Габана, Монтана, Ливайс, Дизель и далее. Через полчаса ты получал отличный ремень из свиной кожи самой модной марки. Понятно, что я купила и ремень и сандалии, которые правда, развалились у меня в Москве тем же летом (но все же мне удалось пощеголять в них целые три недели по возвращении). Стелиос искренне сокрушался, что я покупаю китайскую фигню, на которой красуется громкое имя Крит.
Такой он греческий отель.
И еще немного про Дафну. Отель она открыла, но была совершенно обычным московским разгильдяем. Я даже не знаю, убирали у нас в номере или нет, песок во всяком случае на четвертый день пребывания лежал толстым слоем. Иногда меняли постельное белье, но нечасто и хаотично. И наконец, случилось страшное у нас перегорела лампочка в ванной. Я сообщила об этом Дафне. И ничего не изменилось, за пять дней не изменилось. Лампочка все еще не горела.
Дочь, дитя нового поколения, считающего, что за свои деньги вы вправе получить услугу и дружба в товарно-денежных отношениях ни при чем, сказала, что надо просто заявить Дафне о своих правах и потребовать исполнения обязательств. И я робко попросила вновь. Дафна ответила:
Слушай, там у меня в цокольном этаже все есть полотенца, лампочки, простыни, мыло. Бери, что тебе надо. Только сама. Что меня по ерунде дергать?!
Дафна, но я не дотягиваюсь до лампочки даже со стула.
А! Что ж ты сразу не сказала! Стелиос зайдет.
Лампочку поменяли, но Дафна задумалась.
Слушай, сказала она мне, когда мы тайно курили у меня на балконе. У меня там в подвале есть еще и стиральные машины. А ты не стираешь
А я в раковине всякую мелочь, остальное в Москве буду стирать.
Так ты ко мне домой заходи. В моей машинке стирай, заодно кофе попьем.
Дафна снова задумалась:
Может тебе завтрак нужен? Но сразу говорю, это будет дрянь тосты, масло, джем, два яйца вкрутую. Ты хочешь?
Нет, мы уже нашли утреннюю кафешку. Там все очень вкусно и работает она с семи утра.
Вот и я так думаю. А вот французы вредные подавай им эту фигню, в смысле континентальный завтрак. Зачем? В кафе же лучше.
Французы у Дафны не останавливались. Только британцы. И мы. С одиноким британцем, соседом по балкону, у нас установились английские отношения. Если его полотенце, сорванное ветром, оказывалось у меня на балконе, то я его просто перебрасывала. Так же он мне однажды вернул купальник. Мы даже не здоровались, а только кивали друг другу. Он не первый раз жил у Дафны. С ней он тоже не очень-то был откровенен. Сообщал, когда приедет и что хотел бы все тот же номер. Ничего не требовал, ни на что не жаловался, хотя сервис у него был такой же разгильдяйский, как и у нас.
Но Дафна явно что-то пыталась понять в гостиничном бизнесе.
Слушай, а может, тебе телевизор нужен? спросила она как-то, Только он весь на греческом. Хотя всякие фильмы про Рембо понятны. Ты как? Надо тащить?
Дафи, ну на фиг мне телевизор!
И верно, согласилась она, Ты заходи ко мне, если что. И просто так заходи.
Ее разгильдяйство было объяснимо по-русски: отель, магазин, маленький ребенок, многочисленная тбилисская родня, приехавшая к ней на лето. Но разве это должен понимать турист?! Только если русский
А я ее поняла. Кандидат исторических наук оказался в городишке, где всего 700 жителей (хотя летом здесь население превышает семь тысяч). Это после Тбилиси и Москвы. Но все же рядом любимый мужчина и дочь. И тут ей свалилась я, тоже с Московским университетом за плечами.