Колония! хлопнул себя по лбу Рыков. Ну, как так
Дед встал, Виктор подскочил с дивана и помог ему снять халат.
Хорошо, что сходу не прооперировали. Плохо, что не додумали до конца. Если есть возможность в колонию сообщите. Пусть мужа обследуют, а то он до освобождения может и не дожить.
Рыков слушал как загипнотизированный. Он уже мысленно расписался в приказе с выговором за просмотренный туберкулёз. Дед похлопал его по плечу, кивнул внуку и вышел. Через пару минут за окном заревел движок «Жигулёнка», свистнули колёса.
Ты ему вчера про колонию говорил? посмотрел на Платонова Николай Иванович.
Говорил.
Начальник подошёл к окну, вытащил спрятанную между рам пепельницу, закурил. Виктор встал сбоку так, чтобы дым не попадал на него, и сказал:
Я понял, почему он так долго на неё смотрел, когда в палату вошёл. У неё же типичное лицо тяжелобольного человека, лицо туберкулёзника. Она просто красилась, словно сумасшедшая, после того, как ей подружки сказали, что выглядит не очень. А я вчера ей приказал, чтобы с утра никакой косметики. И сразу всё проступило.
Надо на женской палате объявление повесить. О запрете косметики в принципе, сурово сказал Рыков. Они нам всю клинику стирают своим модельным видом.
Виктор улыбнулся, понимая, что бороться с этим практически невозможно. Женщины всегда будут стараться выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. Но в словах начальника была здравая мысль только приказывать надо было не пациенткам, а им самим. Смотреть более внимательно, заставлять смывать румяна, тональный крем и прочие штуки, с помощью которых можно запросто обмануть самого внимательного врача.
В ста метрах от отделения грохнули ворота на КПП дед выехал за территорию. Рыков раздавил окурок в пепельнице и сел за стол. Надо было записать данные сегодняшнего осмотра в историю болезни.
Представляешь, Виктор Сергеевич, внезапно сказал он, мне стыдно это всё писать и свою подпись ставить. Как будто я сам всё понял. Нечестно как-то.
По-другому не получится, стоя у окна, ответил Платонов. Он же здесь был неофициально.
Рыков согласно покачал головой, потом взял ручку и написал в истории болезни заголовок «Обход с начальником отделения».
5
Да, да, понял начальник кривил рот, чтобы дым от сигареты не попадал ему в глаза, но вынимать её не хотел. Он, как Цезарь, делал всё одновременно курил, говорил по телефону и строчил дневники в истории болезни. Мы придём, да Сколько у нас времени есть? Вообще замечательно. Отвалите уже, господи.
Последнюю фразу он сказал, выключив телефон. Пепел упал одновременно с завершением разговора. Рыков, матерясь в голос, подскочил и принялся сдувать его с операционного костюма.
Николай Иванович, совсем вы себя не бережёте, с трудом сдерживая смех, прокомментировал Виктор. Могло ведь и в другое место упасть.
Могло, не поднимая головы, ответил Рыков. Но не упало же.
Он затушил окурок в пепельнице и внезапно спросил:
А почему я вместо тебя в кардиологию ходил, чтобы какую-то хрень им там написать про ангиосепсис? У меня что, старшие ординаторы кончились?
Платонов не ожидал вопроса, отвернулся на секунду, потом объяснил:
Я туда больше не ходок. Возможно, временно, хотя
Елену Ивановну не потянул?
Прямой вопрос, в лоб. У них друг от друга секретов не было.
Можно сказать и так, Виктор встал, подошёл поближе. Это всё Академия, будь она трижды проклята. Выпил, расслабился и проболтался. Выводы просты и очевидны.
Рыков ухмыльнулся.
Слушай, я тебя на десять с лишним лет старше но даже я бы не потянул. Ни в каком виде, он наклонился поближе к Платонову. Это был лишь вопрос времени. Причём уверен Мазур и сама это понимала. Просто случай хороший представился. И она им воспользовалась.
Виктор вспомнил, как собирал свои немногочисленные вещи в квартире Елены и вдруг, выйдя от неё с чемоданом, ощутил какую-то лёгкость и завершённость этого мероприятия. В такси он садился с чувством, словно сейчас поедет как минимум в аэропорт, откуда начнётся длинное и увлекательное путешествие в новую жизнь.
В общем, как бы то ни было увольте пока меня от визитов туда, попросил он. Может, через пару месяцев
Через один, пресёк попытку бунта начальник. Даю месяц. Потом уж извини, мы на работу не дружить ходим и не в любовь играть.
Платонов понуро кивнул.
Да, есть, так точно, сухо ответил он. А куда мы сейчас пойдём?
В реанимацию. И поверь тебе это будет как минимум интересно.
Почему?
Увидишь.
Медсестра нам нужна?
Если честно, понятия не имею. На месте разберёмся.
Дошли они быстро, Николай Иванович успел выкурить на ходу ещё одну сигарету.
В реанимации был какой-то аншлаг. Все четыре койки заняты; рентгенлаборант толкал перед собой через коридор передвижную установку, травматологи толклись у окна, разглядывая снимки, и было видно, что в зале у кого-то на дальней кровати, отгороженной ширмой, берут кровь.
Платонов зашёл следом за Рыковым, не претендуя быть первым номером. Подполковник Медведев, начальник этого хаоса, вышел к ним навстречу.
Принимайте в своё хозяйство, он махнул рукой в сторону той самой дальней койки. Электротравма. В сознании, можете поговорить. Повязок нет, всё видно замечательно. Задача наша простая определиться с уровнями ампутации. С тактикой на ближайшие несколько часов.
Заинтриговал, Палыч, Рыков приподнял брови.
У нас отделение такое, без каких-либо эмоций ответил Медведев. От нас вопросы, от вас ответы. Хотя почему-то чаще бывает наоборот.
Николай Иванович оглянулся на Виктора, сделал движение головой, приглашая за собой. Тот достал из кармана шапочку, надел. Они вошли, здороваясь на ходу с анестезистками, снующими между пациентами и полками с медикаментами. От нужной им кровати отошла лаборантка с пробирками, кивнула хирургам.
За ширмой не было видно человека целиком; только приблизившись к койке, Рыков с Платоновым смогли разглядеть, кто там лежит. Это был молодой парень с испуганным взглядом и он постоянно хотел посмотреть на свои руки.
А посмотреть там было на что.
Раздутые, как барабан, и одинаковые, словно отражения в зеркале, предплечья с лоснящейся белой кожей, которая ближе к кистям становилась серой, как если бы на них надели перчатки. Правая кисть будто выломана сбоку в суставе, в свете потолочных ламп поблёскивала поверхность лучевой кости. Пальцы совсем чёрные, даже ближе к багрово-фиолетовому; все суставы, за исключением мизинца, раскрыты словно консервным ножом, что напомнило Платонову руку киборга из второго «Терминатора».
Рыков остановился справа от пациента, хирург обошёл его и посмотрел, что с левой стороной. Там было чуть лучше с суставами, но по передней поверхности предплечья в глаза сразу бросался обугленный участок размером с детскую ладонь.
Просящий взгляд пациента говорил о многом. Их об этом всегда умоляли люди с подобными травмами но, к сожалению, законы физики таковы, что прохождение электрического тока через тело человека часто оставляет после себя вот такие разрушения. И сделать уже ничего нельзя.
Сколько времени прошло? спросил Рыков.
Я не помню, хриплым шёпотом ответил парень.
Два часа, сказала за него анестезистка, подошедшая, чтобы сделать инъекцию. Доставили сорок минут назад, сделали снимки, их травматологи разглядывают.
«Вот для чего тут передвижной рентгенаппарат», понял Виктор.
Двумя руками взялся?
Я не помню, тот же шёпот в ответ.
Руки болят? Ты их чувствуешь вообще?
В ответ пациент поднял руки над кроватью, покрутил ими в локтевых суставах, но ничего более добиться от своих конечностей он не смог.
Вы же не отрежете, нет? беспомощным взглядом уставился он на Рыкова. Тот хотел что-то ответить, но промолчал. Спустя несколько секунд он указал Платонову на дверь:
Пойдём поговорим со всеми сопричастными.
Они вышли, оставив мальчишку на кровати наедине с медсестрой, что работала с подключичным катетером, устанавливая капельницу. Виктор просто физически ощущал взгляд, которым парень прожигал им спины.
В кабинете у Медведева собрались к этому времени все, кто был нужен сам начальник реанимации, Манохин со своим ординатором и Рыков с Платоновым. Ведущий хирург не спешил с визитом, но мог прийти в любую минуту.
Итак, что мы имеем, начал Медведев. Электротравма, термические ожоги обеих верхних конечностей, открытые переломовывихи правого лучезапястного сустава и почти всех суставов пальцев правой кисти.
Слева повеселее, подал голос Рыков. Манохин молча кивнул, держа в руках снимки.
Согласен, кивнул Медведев. Я не веду речь об уровне ампутаций. Я пока в целом. Что касается его общего статуса могу сказать, что парень в рубашке родился, потому что мотор не пострадал особо, фибрилляция если и была, то он из неё выскочил самостоятельно. На ЭКГ есть незначительная экстрасистолия до тридцати или сорока в сутки. Я её всерьёз не рассматриваю. Мазур потом придёт перед операцией, благословит.