Николай Иванович, глядя ему в глаза, молча кивнул.
Надо же что-то подписать, сказал Пётр Афанасьевич. Давайте, я подпишу
Рыков взял протянутый Медведевым лист согласия на операцию, быстро внёс туда её название «Ампутация правого предплечья на уровне средней трети под общей анестезией» и протянул отцу Терентьева.
Просто впишите свои данные вот в эти строчки Рыков показал, куда. Пётр Афанасьевич обречённо подсел к столу, взял ручку, медленно и аккуратно написал то, что от него требовалось, поставив внизу небольшую незамысловатую подпись.
Я могу с ним поговорить? спросил он.
В настоящий момент он находится не совсем в подходящем для беседы состоянии, ответил Медведев. Мы его немного заседатировали, потому что руки свои он видел, к сожалению. И неизбежность происходящего осознаёт. Но подойти к нему не запрещается. Вот халат, он достал из шкафа одноразовую голубую накидку, стульчик там поставим рядом. Но недолго, пожалуйста, начинается предоперационная подготовка.
Пётр Афанасьевич кивнул, накинул халат и вошёл в зал. Рыков и Платонов встали в дверях. Санитарка поставила табуретку, Терентьев-старший опустился на неё, а потом увидел руки сына. Несколько секунд он рассматривал их широко распахнутыми глазами, и у Николая Ивановича возникла мысль о том, что они только что застали самое начало инфаркта, но потом отец выдохнул, задышал ровнее, медленно прикоснулся к левой руке Михаила и погладил её немного выше отёка.
Не могу на это смотреть, сказал начальник, отворачиваясь. Ненавижу калечащие операции.
А кто ж их любит, угрюмо ответил на это замечание Платонов. Помните офицера с отморожениями, которому мы из двадцати пальцев восемнадцать убрали? Одномоментно причём. Я ж помню зашли в операционную, руки разложили на столики в разные стороны, присели и начали пилить и строгать. Вы ему на правой руке сохранили первый и второй пальцы, он хоть штаны в туалете снимает сам
Помню, конечно, стоя спиной к залу, ответил Рыков. На ногах тоже всё тогда убрали. Стоит признать, Виктор Сергеевич, что за все годы службы я не встречал ни одного человека с ожогами или отморожениями по какой-то серьёзной причине Ну, например, в карауле стоял. Или людей из пожара вытаскивал. Только по дури. Только по глупости. И почти всегда по пьяни.
Давайте операционников известим, прервал эту философию Платонов. Я думаю, через час возьмём на стол.
Рыков посмотрел куда-то в пол, потом вынул пачку сигарет и молча пошёл на улицу.
То есть я буду звонить, кивнул сам себе Виктор. Ну, тогда я сам и сделаю всё.
Через пару часов с небольшим всё было закончено. Ломать не строить тут этот девиз подходил просто идеально. Правую руку убрали, положили в таз, завернув в полотенце. На левой сделали три послабляющих разреза благодарные освобождённые мышцы тут же вылезли и взбухли в них, как красное тесто.
Руку никуда не деваем, уточнил Платонов. Упаковать для судебников. После операции опишу макропрепарат, и отнесёте в лабораторию. Лично передадите, объяснил он операционной санитарке. Я помню, как вы в прошлом году ампутированную ногу в окровавленной простыне к стене прислонили у входной двери нашей патанатомии, потому что вам вовремя не открыли. А если бы её собаки съели как бы мы потом доказали, что она вообще была?
Да что ж вы мне тот случай всё время вспоминаете? сокрушалась санитарка. Холодно тогда было, зима, я в одном халате выскочила. Не повторится больше, тыщу раз уж сказала.
Сколько надо будет, столько и вспомню, Виктор самостоятельно накладывал повязку на левую руку и временами оглядывался на собеседницу. Вы мне передачки носить не станете.
Санитарка вздохнула, взяла руку в полотенце и вышла с ней в предоперационную. Там стоял готовый бикс для транспортировки оставалось только положить в него направление и описание. Платонов услышал, как она нарочито громко щёлкает застёжками и что-то бубнит себе под нос, посмотрел на Рыкова, стоящего напротив, и улыбнулся под маской.
Когда они сняли стерильные халаты и вышли из операционной, Пётр Афанасьевич сидел у дверей ординаторской. Увидев их, он молча встал, глядя на врачей с надеждой.
Всё сделали, коротко сказал Николай Иванович, доставая из заднего кармана ключ. Ничего сверх того, о чём говорили.
Он открыл дверь, жестом предложил отцу зайти, в кабинете указал на диван.
Сегодня его заберут в реанимацию, где он пробудет, я думаю, ещё пару дней, открыв окно, повернулся к Петру Афанасьевичу начальник. Надо подстраховаться всё-таки, кроме ожога кистей, он ещё получил общую электротравму. Понаблюдаем.
Пётр Афанасьевич кивал чуть ли не каждому слову Рыкова, словно в них была какая-то стихотворная размерность.
Лечить вашего сына в дальнейшем будет капитан Платонов, Николай Иванович указал на Виктора. Не смотрите, что молодой. Операцию выполнял именно он. И идея сохранить левую руку принадлежит тоже ему.
Терентьев встал с дивана и подошёл к Виктору.
Спасибо вам, он пожал доктору руку, хотя тот даже не успел её поднять навстречу. Спасибо.
Платонов молча кивнул и немного отстранился он не любил бесед на таком близком расстоянии.
Когда я смогу с ним поговорить?
Завтра, Хирург хотел освободить свою руку, но Пётр Афанасьевич не понимал этого и продолжал сжимать пальцы Виктора. Пусть отдохнёт после операции. В реанимацию вас пропустят, мы договоримся.
Наконец, ему удалось вырвать сжатую ладонь, и он отступил ещё на шаг, после чего сел за свой стол, закрывшись от Терентьева монитором компьютера хотя бы частично.
Пётр Афанасьевич вздохнул, потом вынул из кармана мятый листочек бумаги и положил рядом с Платоновым.
Это мой телефон Если что. Завтра я приду, конечно.
Он помолчал, сделал пару шагов к двери, но потом снова повернулся и спросил куда-то в стену:
А что теперь будет с его делом? Ну, за ту драку.
Рыков поднёс ко рту сигарету, остановился на секунду, но всё-таки щёлкнул зажигалкой, затянулся и только потом ответил:
Отсутствие руки не позволяет служить в армии. А вот сидеть в тюрьме Драка, потом побег. Сейчас будет, как в «Джентльменах удачи»: «За побег ещё три припаяют».
Терентьев-старший невесело усмехнулся, а потом вдруг спросил:
Может, вам денег дать? У меня есть. Немного, но есть. Вы ж его всё-таки
Что мы?! швырнув в окно едва начатую сигарету, вдруг взвился Рыков. Мы ему руку нахрен отрезали! Какие деньги? Кому? За что?
Я не знаю, отступил на шаг Терентьев. Я подумал, что вы
Завтра приходите, отрезал Николай Иванович. В реанимацию. После семнадцати ноль-ноль. Деньги у него есть, ну надо же!..
Пётр Афанасьевич зачем-то поклонился немножко совсем, после чего, пятясь, вышел и аккуратно притворил дверь.
Да что ж за день такой сегодня? Рыков сел с размаху в своё кресло, немного прокатившись по полу. Ладно, ты мне лучше скажи придумал, что с левой рукой делать будешь?
Платонов отрицательно покачал головой.
А что ж ты тогда за неё так боролся?
Чтобы хоть чем-то от медпункта отличаться, ответил Виктор. А иначе зачем мы здесь вообще?
Начальник посмотрел на Платонова, потом на часы и сказал:
Значит, так. Я домой. Ты за старшего. Операцию запишешь, ведущему доложишь. Чтобы не зря ты здесь, как говорится, вообще. Пишите письма, шлите переводы.
Он на скорую руку переоделся в офицерскую форму, стукнул дверцей шкафа и ушёл. Виктор посидел немного в тишине, прислушался к своим ощущениям, потом собрался с мыслями и начал печатать ход операции.
Внизу хлопнула дверь санитарной машины. Сержанта забрали в реанимацию.
6
Дед положил перед Виктором на стол несколько учебников.
Вот почитай про итальянскую пластику.
Прямо-таки итальянскую? усмехнулся Платонов. Я только итальянское диско знаю.
Не паясничай, сурово сказал дед. Плохо, что ты в ожоговом отделении работаешь, а про такое ни сном, ни духом. Итальянские врачи ещё в пятнадцатом веке этим занимались, между прочим. С руки на нос лоскуты пересаживали.
Виктор, конечно, несколько грешил против истины, говоря, что не слышал о таком конечно, слышал. Название, суть, какие-то случаи из чужой практики. Сам никогда не делал. Да и знаком был с пластикой больше по работам хирургов девятнадцатого века и позже. В эпоху Возрождения для приобретения опыта он точно не заглядывал.
Речь об этом зашла спустя десять дней после ампутации у Терентьева. К тому времени культя прекрасно зажила, а вот на левой руке начал формироваться просто огромный дефект тканей с локтевой стороны. Виктор сделал одну некрэктомию и убедился окончательно, что кисть жива и неплохо питается из бассейна лучевой артерии но получившаяся яма недалеко от сустава не давала ему покоя.