В госпиталь, произнёс Виктор. Машина тронулась. Что с собой несёшь?
Не спеши, дед не повернул головы. Всему своё время. Твоя машина где?
Не спрашивай, расстроенно ответил Платонов. К Академии готовился. Продал
Дед поймал его взгляд в зеркале заднего вида, на секунду нахмурил брови, но ничего не сказал.
Доехали они быстро. Виктор сбегал на проходную, договорился с дежурным по части ворота медленно отъехали в сторону, и таксист прополз мимо шлагбаумов и бетонных блоков на территорию. Дежурный офицер вышел из своего «скворечника», приблизился к автомобилю и, словно гаишник на обочине, отдал воинское приветствие и попросил открыть окно.
По территории части скорость не больше пяти километров в час, сурово сказал он таксисту. И не по центральной аллее, а вокруг объедете, он махнул рукой в сторону, очерчивая маршрут. Потом наклонился, чтобы посмотреть на пассажиров, увидел деда, заулыбался и попытался в такой согнутой позе встать по стойке «смирно». Вышло глупо и смешно, но он, тем не менее, громко произнёс:
Здравия желаю, товарищ полковник!
Таксист скосил глаза на деда, поняв, что привёз какую-то важную шишку, и вжался спиной в сиденье.
Спасибо, дед кивнул в ответ. Давайте мы поедем, а то стоим тут перед штабом
Конечно, Владимир Николаевич, радостно ответил дежурный офицер. Проезжайте.
Таксист отпустил тормоз, и машина медленно покатилась по аллее.
Это кто был? спросил дед, когда они отъехали метров на пятьдесят.
Баканин, майор с рентгенпередвижки, напомнил Виктор. Ты с ним ещё постоянно ругался по поводу описаний плоскостопия и сколиоза, помнишь?
Я смотрю, личность знакомая, задумчиво ответил дед. И как он, лучше стал углы измерять?
А хрен его знает, пожал плечами Виктор. Но судя по тому, с каким энтузиазмом он тебя встретил, ваши беседы пошли ему на пользу.
Он хорошо помнил, какие баталии разворачивались порой в кабинете начальника отделения лучевой диагностики, когда к ним в гости приходил дед. Ему всегда выделяли лучшее место за столом, он раскладывал перед собой несколько историй болезни с накопившимися вопросами и начиналось.
«Вот тут я с вами категорически не согласен Контур же вот где проходит, а не там, где вы его якобы увидели Это не костно-травматические изменения, а послеоперационные, а вы их в отрицательную динамику записываете Вот эти углы на позвоночнике кто рисовал? Вы, товарищ капитан? Вас на уроках геометрии в школе не научили транспортиром пользоваться?»
Начальник рентгенотделения Ковалёв в такие минуты стоял обычно навытяжку рядом с дедом и смотрел не в снимки, а на лица своих подчинённых и метал в них молнии. А сами врачи покорно слушали, сидя за столом с длинным рядом негатоскопов, и вглядывались в снимки, пытаясь понять, где же проходит граница между их пониманием лучевой диагностики и опытом Владимира Николаевича.
Один раз Ковалёв попытался заступиться за своих специалистов и начал это со слов: «Товарищ полковник, вы работаете столько лет, сколько мы тут все вместе даже не живём ещё», но продолжение фразы булькнуло и застряло где-то в трахее после того, как дед поднял на него свой суровый взгляд.
Умный врач всегда найдёт время для самообразования, медленно сказал он начальнику отделения. Положите пару учебников в туалете и курилке ведь вы там большую часть своей жизни проводите. Возможно, это принесёт свои плоды. А пока эти три заключения перепишите вы же знаете, что ваши неправильно описанные снимки чьи-то судьбы могут поломать.
Беседы Озерова с врачами быстро становились достоянием общественности практически дословно. Спустя день доктора приходили к Ковалёву в гости, чтобы убедиться, что в курилке теперь есть справочники по рентгендиагностике.
И что интересно они там действительно лежали
Такси остановилось у входа в отделение. Дед медленно выбрался из машины; Виктор заметил, что сегодня он как-то по-особенному бережёт спину.
Вы во-он там под деревом встаньте, а мы минут тридцать, не меньше, а потом назад, распорядился Виктор, подошёл к деду и спросил:
Спина шалит?
Нормально, услышал в ответ. Пару дней в корсете похожу, диклофенак уколю. Пакет возьми, пригодится сегодня.
Виктор взял протянутый свёрток и понял, что угадал внутри была книга, тяжёлая, толстая. Заглядывать сразу он не стал раз дед не обозначил сам, что там, значит, есть тут какая-то интрига.
Поднимался дед на второй этаж долго, но без остановок, держась за перила. Виктор шёл сзади и не видел его лица, но очень чётко представлял себе, насколько он сейчас сосредоточен и внимателен к своим ногам. Наверху, на площадке возле ординаторской, уже стоял Рыков.
Увидел машину в окно, Владимир Николаевич, радостно и громогласно заявил он, когда деду до него осталось несколько ступенек. Спуститься не успел, уж извините.
Дед на последней ступеньке остановился, поднял голову и совершенно не запыхавшимся, безо всякой одышки голосом сказал:
Что ж ты не успел? Курил, небось, у окна, когда машину увидел?
Каюсь, Владимир Николаевич, курил, засмеялся Рыков и протянул руку. Озеров взялся за неё, крепко пожал и, не отпуская, шагнул на площадку.
Ох, уж эти курильщики, укоризненно покачал он головой. Вот я только на фронте курил. Как война кончилась считай, в тот же день бросил.
Насколько это было правдой, Виктор не знал, но всю жизнь, сколько он помнил деда, никогда не видел его с сигаретой.
Вот этот разгильдяй, дед кивнул в сторону внука, пытался в шестом классе научиться
Ну, дед, вот ты вспомнил
Цыц! Пытался, было дело, не спорь. Где-то сигареты раздобыл, накурился и припёрся домой. А дома никто не курит. И, значит, что? Никуда такой запах не спрячешь. Сразу попался. Ну, я и всыпал ему по первое число
Виктор покачал головой, вспоминая.
Да уж, согласился он. Курить бросил сразу. Так, что вы, товарищ подполковник, обращайтесь, если бросить хотите. Дед и вам может И не только по первое число, но и с первого по тринадцатое
Могу, кивнул дед. Но, что мы тут все посреди дороги стоим? Давайте пройдём да побеседуем.
И он решительно направился в ординаторскую.
Там действительно было накурено. Рыков забежал вперёд, вытряс пепельницу в урну, открыл пошире окно, потом показал деду своё кресло.
Садитесь сюда, Владимир Николаевич. А мы вот на диванчике. Да положи ты пакет, нетерпеливо указал он Виктору. Тот пристроил его на стол начальника рядом с календарём и шагнул к дивану.
Дед подошёл к столу, окинул его взглядом, посмотрел на те бумаги, что лежали под оргстеклом, на аккуратную стопку историй болезни, остро заточенные карандаши в специальном стакане и остался доволен.
Ничего лишнего, сказал он, опускаясь в кресло. Это хорошо.
Еле успел всё в тумбочку засунуть, шепнул начальник Виктору. Блок сигарет, карты игральные у солдат отобрал, и два номера «Плейбоя».
За «Плейбой» отдельное спасибо, в ответ тихо сказал Платонов.
Дед, тем временем, сложил руки на столе в замок, повращал немного шеей и остановил свой взгляд на собеседниках.
Начнём, пожалуй. Кто доложит по пациенту?
Рыков откашлялся, встал, как нерадивый школьник, пару раз шмыгнул носом и сказал:
Доложит лечащий врач.
После чего сел обратно и пихнул Виктора в бок.
Подстава была неожиданной впрочем, а иначе какая же это подстава. Виктор замешкался, потому что история болезни осталась на столе у Рыкова, но собрался с мыслями и понял, что помнит практически всё. Он сначала хотел говорить сидя, потому что ему показалось, что делать доклад для родного деда можно и в более расслабленном положении, но вдруг осознал, что перед ним сейчас в кресле начальника сидит не просто родственник, а ведущий хоть и в прошлом хирург этого госпиталя. Ноги сами подняли его с дивана.
В палате номер четыре, она же интенсивной терапии, четвёртые сутки находится ветеран боевых действий, майор в отставке Магомедов Ильяс Магомедович. Предварительный диагноз звучит как «Трофические язвы культей обеих голеней. Отсутствие нижних конечностей на уровне верхней трети голеней вследствие травматической ампутации обеих стоп после минно-взрывного ранения. Синдром системной воспалительной реакции». Несколько косноязычно получилось, но пока вот так. Поступил к нам с жалобами на длительно не заживающие раны культей, общую слабость, повышение температуры тела, отсутствие аппетита, выраженную астению. Со слов самого пациента и его жены Тамары, такое состояние беспокоит в течение последних двух недель с некоторым ухудшением. Самостоятельно выполнялись мазевые перевязки, протезы не носит в связи с ранами.
Жена его перевязывала или он сам ухитрялся? внезапно спросил дед.
Жена.
Дед взял из стакана карандаш и сделал пометку в настольном календаре Рыкова, после чего кивнул. Виктор расценил это как предложение продолжать.