Мы на палубе.
Тёплый, но резкий пассат забивается в уши, в глотку и, вырывая оттуда звуки, безжалостно швыряет их чайкам. Чтобы быть услышанным, приходиться орать.
Что мы тут делаем?! подбрасываю я вопросы. Зачем?! Куда?!
Но жена не ловит. Она задумчива.
Я уже всё видел! Ради чего мы плывём?!
Всё-таки нет в тебе романтизма
Чего?!
Романтизма, говорю, в тебе нет В лице супруги проступает сожаление. Разве тебе не хочется увидеть мир, пережить что-то новое?
И я принимаюсь брызгать доводами:
Блевать блевал!.. Тонуть тонул!.. Чего ещё?!
Обвожу рукой горизонт, столпившихся на палубе «сокруизников» и продолжаю:
Вода, небо, дармовая жратва и чужие лица. Что из этого ты не видела?!
По отдельности да. Вместе впервые.
И это, по-твоему, романтика?!
Ты неисправим Идём лучше в джакузи!
* * *
Прямо на корме в хлорных булькающих водах нежатся тела. Два тёмных, жирных мужских и одно молочное, татуированное женское.
Тела тянут пиво, отрыгивают короткими фразами. И мы присоединяем к ним наши.
Эх, хорошо довольно щурится жена.
Хорошо соглашаюсь я, любуясь белым шлейфом вспаханной винтами воды, что тянется за нами аж от самого Майами.
посреди океана, в джакузи
Да, киваю, чистый сюрреализм. Теперь каждую мысль буду начинать словами: «Вот сижу я как-то посреди океана в джакузи»
Ты снова чем-то недоволен?
Нет. Всем. Вполне.
Рядом с лёгким всплеском опускаются ещё три тела: пожилое женское с вязанками фиолетовых вен, мужское дряблое с розовыми шелушениями и волосато-смолянистое в безразмерных линялых трусах.
Хлорная лужица выходит из берегов. Мы теснимся.
Эх, хорошо отхаркиваю я пучок волос, прибившийся волной к зубам.
Жена невозмутима.
Пенка по краям болотца сюрреалистично сереет.
Интересно, чего тут больше хламидий, гонококков или спирохет? говорю я, и жена молча встаёт и, осторожно перешагнув отмокающих, покидает джакузи.
Да куда же ты? За микроскопом? Брось, давай ещё поплещемся!
Но она уже ныряет в душ и долго яростно трётся.
Всё-таки нет в тебе ни капли романтизма! сокрушаюсь я, подавая ей полотенце.
* * *
А вокруг вовсю кипят, дымят и скворчат желудочные страсти.
Закусочные ломятся. Голодающие не истощаются.
Жиры, белки и углеводы всыпаются в закрома отдыхающих конвейерами.
Майонез везде, ибо еда должна скользить, иначе не влезет.
Да и маршрут, собственно, у всех один: от гамбургера к пицце, через буррито и нудлс в ресторан, оттуда десертом в бар на пиво, и обратно, с коротким заходом в сортирную гавань, на новый круг.
Трогательная детская мечта «мороженого от пуза и умереть!» вот-вот сбудется.
Лежу на топчане По липким губам побираются мухи
Вздутость в теле. Пустота в голове. А вокруг небо и океан.
Надо идти на ужин, вздыхает жена.
У-ужин? икаю я. А-опять?.. И что там?
Просто посидеть
А полежать?
Нет, полежать нельзя
А если попросить?
Говорю же нет.
Но, может
Вставай. Надо идти!
В итоге в ресторане мы даём желудку краткую передышку. Просто ещё два часа приторных улыбок и сонного ковыряния в компании сыто отдувающихся.
Между вторым и третьим нам подают румяного капитана, Луччано Кутуньо. Зал взрывается аплодисментами. Люстры дребезжат от восторженного свиста, улюлюканий, пропеллерами взвиваются над головами сотни обеденных салфеток.
Обласканный толпой морской волк хрипло затягивает «О соле мио» с попаданием восемь к десяти в мотив «Взвейтесь кострами».
Если он такой же капитан, как и певец, говорю, то лучше нам спать на палубе в жилетах.
Хорошо, соглашается жена, на палубу так на палубу.
И мы плотно усаживаемся в палубном баре.
* * *
Вечерний алкогольный бриз оборачивается утренней штормовой тошнотой.
Это Гольфстрим? раскачиваясь, постанываю я.
Это перепой!
А я говорю это Гольф-стрим!
Двигаясь от стены к стене, я задеваю всех и вся, взрастающих на моём пути. В шторм, оказывается, я очень угрюм и дотошен.
Происхождение качки не даёт мне покоя, и, встретив возле каюты услужливо кланяющегося стюарда, я спрашиваю его, рисуя рукой волны:
Это Гольфстрим?
Йес, кивает он.
Вот видишь! говорю жене. И кто из нас прав?
Скажи ему, что он пьян! подступает та к парню. Тел хим, хи из дранк!
Ю дранк! кивает «сервант».
Их что, Дуров тут дрессирует?.. Ну-ка, тел ми, что это Гольфстрим!
Гольфстрим, соглашается стюард.
Он алкоголик! объясняет парню жена.
Аль-ко-хо-лик! повторяет улыбчивый юноша.
Видишь, что чужие люди о тебе думают?
Тоже мне, эксперт!.. А ну-ка, скажи ей, что это шторм!.. Итц сторм?
Сторм.
Съела?.. Ладно, френд, свободен хлопаю я парнишку по плечу.
И тот, ухмыляясь, повторяет:
Сьвободьень.
Фри, говорю, гоу!
Фри, гоу! смеётся он.
Снимай кандалы, беги с галер, пока не наваляли!
Дай уже человеку на чай! вздыхает щедрая жена.
* * *
По вечерам отдыхающие нарядны и красивы. Днём же голы и безобразны.
Ночные возлияния, проступающие наутро общий бич. Их сгоняют в тренажёрном зале и вновь нагоняют в барах. Сгоняют, чтобы нагнать, и нагоняют, чтоб сгонять. И соскочить с этого вертела невозможно.
Видимо, тут климат такой, говорит муж поклонницы Джорджа Клуни, пытаясь вручную разомкнуть себе набрякшие вежды. Экватор муссоны пассаты
И пиво, подсказываю я.
Тропики, понимаешь? делает он вид, будто не слышит.
И пиво!
Мы даже не потеем. Ты заметил? Мы же тут совсем не потеем трёт он себе подмышку и суёт мне ладонь под нос.
Да-да, отшатываюсь, это определённо климат!
В нас застаивается влага. Вот послушай! трясёт он руками свой напитый живот. Тот отзывается гулким бульканьем. Это же надо как-то выводить Что тут у нас мочегонное?.. Эй, камрад! кричит он официанту. Дай-ка нам скорей пива! И тут же мне: Пиво же мочегонное, верно?
* * *
Расы безуспешно копируют друг друга.
В таком сжатом мирке, как круизный лайнер, это особенно заметно. Европейцы жарятся на солнце, чтобы потемнеть, и краснеют. Африканцы пудрятся, чтобы побелеть, и сереют.
Белые танцуют хип-хоп, чёрные вальс те и другие неубедительны.
Суетность царит во взглядах, завистливо обшаривающих друг друга.
Темнокожие усердно пьют шотландский виски. Бледнолицые курят гаванские сигары.
Южане выпрямляют и обесцвечивают завитушки смоляных волос и путаются в строгих токсидо. Тогда как северяне заплетают свои жидкие белёсые волосишки мелкими косичками и в цветастых гавайках выглядят полнейшими идиотами.
И только весы с безжалостностью гильотины уравнивают цветную несхожесть. Фунтам всё едино.
Сгоришь, говорю я жене.
Не каркай!
Она на топчане, я подле.
Но это же экватор.
Не каркай!
У тебя будут ожоги!
Не каркай!
А к вечеру её знобит.
Она пьёт лекарство и, кутаясь в одеяло, говорит:
Ну вот, накаркал!
Завтра Ямайка, вздыхаю, и что ты будешь делать?
Загорать!
Обуглишься, сумасшедшая.
Не каркай!
Ямайка
К острову подходим ночью, а высаживаемся на него с рассветом. Жёлтый песок, зелёные холмы Цепь кряжистых лавчонок и магазинчиков.
Хотите морских аттракций? потрясая зонтом, призывно выкрикивает наш гид.
Почём? ревёт возбуждённая группа.
Прибывшие желают иметь Ямайку даром.
Гид это знает и вопрос игнорирует.
Тогда, может, водопады?
Почём?!
Ну так возьмите хотя бы тропический парк!
Но искатели экзотических приключений понуры и недоверчивы. Они шарят по торгашу подозрительными взорами.
Вы ещё не видели моих расценок. Уверяю, дешевле вы тут не найдёте!
Но от него отмахиваются.
«Донт вори, би хэппи!» заверяет он в последней попытке. Экскурсия по Бобу Марли!
Но и по Бобу никто идти не желает.
Его опять будут бить, говорю я жене.
Несомненно, соглашается со мной она.
В результате на остров отправляемся в компании поклонницы Джорджа Клуни и её мужа, зажиточного бизнесмена.
За деньги можете не беспокоиться! похлопывает бизнесмен себя по карману и, подмигнув своей половине, снисходительно дозволяет: Дорогая, ну-ка, покажи им!