Сказать по чести, океана мы не видели, но что есть океан в сравнении с товарообменной стихией капитализма?
Пицца
Гамбургер
Галантерея
Ощущение, будто Америка живёт принципом «прикупил, закусил и обновил гардероб на размер больше». Видимо, такова тут маркетинговая стратегия.
Мы движемся зигзагами, обрастая кулями, словно крендель мухами, и с нами все здороваются.
Ты его знаешь? указываю я на кивнувшего нам господина.
Впервые вижу, отвечает жена.
А этого? Ты что, здесь была?
Они просто вежливые.
Даже нетрезвый бомж, типа «хомлесс», оторвался от стены, чтоб спросить у нас: «Хау а ю?»
«Что за люди?» поражаемся мы.
А вскоре заражаемся и сами.
Хау а ю? принимаюсь я допытываться у прохожих.
Сенкс! отвечают те. А «хау а ю» ты?
А ещё создаётся впечатление, что все здесь непрерывно едят.
Большинство закусочных не имеют дверей, и всё изобилие буквально выплёскивается наружу, чтобы топить тучнеющих на глазах граждан.
Раскорячившись литыми ножками, вдоль бульвара тянутся массивные скамейки, и некоторые из восседающих на них граждан, находясь под действием чего-то явно не алкогольного, оживлённо беседуют сами с собой.
Ты что делаешь? хватаю я жену за руку, когда та пытается сфотографировать женщину, раскинувшую себя в неимоверном приступе откровения.
Это для детей, слышу. Пусть знают, что такое наркотики.
Ты хочешь их научить?
Нет, я хочу их напугать!
Но это же вторжение в личную свободу. Ты понимаешь, что нас сейчас арестуют!
Этих нет, а нас да?
Они свободные граждане свободной страны. А мы пришлые Давай же будем ушлыми и уйдём без эксцессов, шепчу я, бесцеремонно утаскивая жену, чем, естественно, заслуживаю осуждающие взоры бдительных граждан.
* * *
А на подъезде к гостинице гид всё с той же несмываемой улыбкой вдруг произносит:
А вот выходить на улицу после шести вечера я вам категорически не советую.
Почему? изумляемся мы.
Ну-у, скажем так: здесь не принято.
Но вы же говорили, что американцы приветливы и добродушны.
Да. Но до шести.
А после?
А после не принято. И Боже вас упаси смотреть им в глаза.
Поэтому, когда консьержка, похожая на фаянсовый сервизный чайничек, спрашивает нас: «Хау а ю?» я первым делом сверяюсь с часами и, увидев, что уже десять минут седьмого, не поднимая глаз, молча шмыгаю в номер.
Невада
Сколько ни познавай, открывай и расширяй горизонты, а стереотипы всегда берут верх.
Ну и где тут барханы, верблюды и саксаул? вращаем мы головами, разглядывая в окна запылённые кактусы и вздыбленную редкой порослью серую пустошь. Где ваша так называемая пустыня?!
Лишь когда выходит из строя кондиционер, всё становится на свои места.
Саха-а-ра! изнывает группа, отирая липкие лбы, и, пропихивая салфетки, отделяет преющее от теснящего.
За что мы платили деньги?! возмущается народ. Срочно замените автобус!
Следует отметить, что это уже третий автобус за сегодняшнее утро
Привычка штука занозная. Если на потолке не искрится иней, а изо рта не валит пар, израильтянам душно. Мы немедленно требуем либо замены, либо денежной компенсации. А лучше того и другого.
Американцы же с деньгами щепетильны. Зато автобусы для них дело плёвое. Так что это уже третий. Однако холодных соплей у нас по-прежнему не наблюдается.
Пожилой апатичный водитель подозрительно восточного вида, скрипя что-то в рацию, притормаживает у первого же бетонного оазиса.
Похоже, ему всё равно, куда нас везти: хоть в Вегас, хоть в газовую камеру, говорю я жене, приглядываясь к подозрительному шофёру.
Честно сказать, и мне уже тоже! откликается изрядно взопревшая супруга.
А вдруг он террорист?
Вдруг.
Может, его подослала Аль-Каида1?
Может.
И он врежется нами в небоскрёб!
Надеюсь. Может, хоть там окажется нормальный кондиционер
Духота овладела женой и окончательно лишила её рассудка.
Обещанный нам четырёхчасовой переезд затянулся. Седьмой час пути, а мы всё ещё чёрт-те где, не потратив при этом ни цента.
Первая замена автобуса произошла в пригороде Лос-Анджелеса на небольшой заправочной станции, где я случайно обнаружил магазин электротоваров.
То, что в стенах тут упрятано в два раза меньшее напряжение, это полбеды. А вот изуверские розетки, в которые не пролазят даже стандартные пальцы, истинный плевок в душу.
Обдумывая, как всё вышеизложенное объяснить стоящему за прилавком отпрыску ацтеков, я заранее растопырил пальцы «козой», и
И отпрыск настороженно улыбнулся.
Электрисити! веско грохнул я перед ним домашнюю заготовку.
Йес, кивнул мне юный ацтек и улыбнулся ещё настороженней.
Тогда, сделав глубокий вдох, я пошёл ва-банк:
Европиан электрисити! Андестенд?
Улыбка парня потускнела, а затем и вовсе сошла на нет.
Наступая на него с «козой» наперевес, я ещё раз повторил свою сентенцию, и продавец отшатнулся. Его индейская рука скользнула под прилавок, в моём мозгу пронеслось: «Сейчас шмальнёт из дробовика!» и я, поспешно изобразив лицом непосредственность и приложив руку к груди, начал сначала:
Ай нид электрисити Андестенд?
Для наглядности я вновь поиграл «козой», но на сей раз без нападок, а будто желая его легонечко пощекотать.
Парень оглядел меня с головы до ног, задержал взгляд на «козе», а затем начал что-то быстро-быстро лопотать.
Я его, разумеется, внимательно выслушал, добросовестно кивая и думая: «Какая же ты сволочь! Кто ж тебя научил так непонятно разговаривать?!»
Когда же он наконец умолк, решился спросить напрямик.
Электрисити ю ноу?.. Ноу электрисити?! указал я на стену. Зис из э вол, райт? Анд ин вол есть хол изобразил не до конца сжатым кулаком предполагаемую розетку. После чего неприлично проник в неё своей «козой» и для убедительности повторил это движение раз несколько.
Андестенд?! закончил я свою демонстрацию.
И сын ацтеков побагровел. Речь его стала импульсивной.
Стоп, стоп! помахал я рукой перед его носом. Мне надо! Ай нид! Вери, вери нид хол Ну, знаешь, дырка такая в стене? Хол! Ю ноу? Элекрисити. Андестенд?
При этом пальцы в моём кулаке двигались буквально как заведённые
А ещё говорят, американцы вежливы. Да ничего подобного!
Дикий отпрыск своих ещё более диких предков не просто указал мне на дверь, а всё-таки нырнул под прилавок, заставив меня выкрикнуть «Донт шут!», вскинуть руки и смело отступить к выходу.
Бешеные, безмозглые индейцы! делился я с поджидающей меня возле «Макдоналдса» супругой. В резервацию всех! Слава генералу Кастеру!
* * *
А вот оазисы в Неваде очень даже многофункциональные. Там есть всё, о чём только может помечтать среднестатистический путник: и автоматы с закуской и шипучкой; и туалеты; и мусорные бачки; и даже бетонная скамья, раскалённая, будто противень.
Закавыка здесь лишь с тенью. Вот её-то как раз нигде и нет.
Зато есть нержавеющая дощечка, вежливо предлагающая гостям не загромождать оазис. В переводе гида это звучит почти что по-шекспировски, вроде:
Нужду скорее справь и уступи дорогу.
Нуждающихся много, мало нужников!
И не дай вам бог бросить окурок! предостерегает нас гид. С вас взыщут такой штраф, что вам и не снилось.
Помилуйте, мы же в пустыне!
Хотите узнать бросьте Бросьте, бросьте! приглашает он нас барским жестом.
Но здесь же никого нет. Кто увидит?
Хотите узнать бросьте! В прошлый раз мы так двоих потеряли.
Мы оглядываемся.
Вокруг всё почти как у Блока: «Пустыня. Туалет. Бачок. Скамейка».
Да тут же повсюду камеры! самодовольно хихикает экскурсовод. Мы же в Неваде!
Но вот наконец подходит очередной автобус, и апатичный водитель с лошадиной покорностью в четвёртый раз перегружает наш багаж.
Он нас не любит, наблюдая за каторжными стараниями шофёра, делюсь я своими наблюдениями с женой. Говорю тебе не лю-бит!
Голубая тенниска водителя покрывается фиолетовыми пятнами, лицо бордовыми.
Он антисемит. Точно говорю тебе анти-се-мит!
Если до нас не был, то теперь уж точно, соглашается со мной супруга.
Надо дать ему чаевые прямо сейчас, не то он врежет нас в небоскрёб!