Я уже даже не чувствовал былой боли в горле. Внутренняя паника достигла пика. Но я сконцентрировался и продолжил:
А как же христианская церковь? Она не выступает против боёв?
Тут с удивлением на меня вытаращились уже все.
Эм ну выступает, растеряно ответил Пётр. Только кому есть дело до проеврейского культа?
Это был дурдом. Стало ясно, что христианство здесь не смогло основательно пустить корни, оно было лишь одним из множества религий, а потому ничего не могло поделать с кровавыми развлечениями римлян.
Несколько раз проходил разные формы теста на темперамент, и по ним я то флегматик-сангвиник (жуткое сочетание, да?), то флегматик-меланхолик. Но если честно, в стрессовых ситуациях я обычно мутирую в холерика. Сейчас был такой стресс, что мой внутренний холерик вышел из-под контроля и пошёл в разнос. Я заговорил громко и быстро:
Так, и в кого тут верят? Юпитер? Зевс? Будда? Летающий макаронный монстр?
В кого хотят, в того и верят, религий много, только какая разница? ответил Пётр. Неужто ты и это всё забыл? Сам-то ты христианин, что ли?
Вроде того.
Я стал ходить из угла в угол и думать.
«Что делать? Доказывать, что я не Вернер? Я буду это делать, обязательно буду, но что это даст? Пожалуй, ничего. Бежать? Ага, сбеги отсюда. Но этот Вернер же смог! Хотя кто он и кто я?»
Когда мои эмоциональные батарейки сели, я просто упал на ближайшие свободные нары и уставился в потолок.
Э, как тебя колбасит-то, подметил Пётр на русском. Сражаться, очевидно, ты не умеешь
Я помотал головой.
Плохо, потому что завтра у тебя бой, добил он меня уже на латыни.
Я аж подскочил с нар.
С кем?!
Никто не знает до самого выхода, сказал Вилберт. Возможно, со мной. Или с Петром. А может быть, с кем-то из свободных.
Пойдём, Пётр встал и хлопнул меня по плечу. Да, парень очень крепкий. Синяк, наверное, останется. Потренируем тебя.
Тренировочный зал оказался ещё просторней. Комната где-то десять на десять метров, всё тот же старый обшарпанный бетон, но вот под ногами внезапно оказалась резина. В углу лежало два коротких меча и два прямоугольных слегка загнутых щита с изображением римского герба. Я видел эти щиты на картинках, они были подобны тем, что сейчас обычно использует полиция, но мне они помнились куда более крупными. Эти же щиты были чуть меньше моего туловища, а меня не назвать особо высоким парнем.
Когда-то эти щиты были огромными, будто прочитал мои мысли Пётр, очевидно, поймав мой взгляд. Сейчас они достаточно маленькие и лёгкие, чтобы сражение было динамичней и напряжённей.
Что, гладиаторы так и сражаются на мечах? неуверенно произнёс я по-русски, надеясь на то, что различий между моим русским и местным не особо много.
На разном оружии, ответил Пётр. Мы да, на гладиусах.
Он поднял с пола щит и гладиус, я последовал его примеру. Короткий меч, длина которого не достигала и метра, был лёгким и удобно лежал в руке. Лезвие, покрытое хитрым узором, в который вплеталась аббревиатура «S. P. Q. R.», было отполированным, блестящим и гипнотически красивым, но затупленным. Тонкая рукоять имела впадины под пальцы, чтобы удобно ложиться в ладонь, и заканчивалась более широким красным шариком. Что сразу бросалось в глаза, так это отсутствие гарды, защиты для руки, к наличию которой все мы так привыкли благодаря различным фильмам, играм и иллюстрациям. Я понимал, что она и не нужна в такого рода боях, ведь это не фехтование, и обороняться здесь нужно щитом, а не скрещиванием мечей; просто было непривычно. Сам щит был прямоугольным и слегка выпуклым. Его кроваво-красную поверхность украшали похожие золотистые узоры, а по центру всё тот же гордый орёл с герба сидел на всё той же надписи «S. P. Q. R.».
В твоём случае главное не столько умение драться, сколько, Пётр замахнулся на меня гладиусом, остановив его в миллиметре от лица, умение вовремя закрыться щитом.
Я резко отпрыгнул от острия меча, да так, что упал на свою пятую точку.
Но тебе и этому, похоже, ещё учиться и учиться. Я здесь девять лет, земляк. В мои тридцать у меня всё тело изрезано шрамами, а сам я удивляюсь, как ещё не поседел подобно Вилберту. Я прошёл через тысячи боёв и могу сказать одно: почти всех, кто слёг на арене, убила недостаточная подготовка. Не стечение обстоятельств, не опасные враги, а собственные ошибки. Если ты выйдешь на бой с кем-то из добровольцев, тебе конец. Они тренировались годами, а кто-то и десятилетиями. За один вечер тебе не помогу даже я.
В твоём случае главное не столько умение драться, сколько, Пётр замахнулся на меня гладиусом, остановив его в миллиметре от лица, умение вовремя закрыться щитом.
Я резко отпрыгнул от острия меча, да так, что упал на свою пятую точку.
Но тебе и этому, похоже, ещё учиться и учиться. Я здесь девять лет, земляк. В мои тридцать у меня всё тело изрезано шрамами, а сам я удивляюсь, как ещё не поседел подобно Вилберту. Я прошёл через тысячи боёв и могу сказать одно: почти всех, кто слёг на арене, убила недостаточная подготовка. Не стечение обстоятельств, не опасные враги, а собственные ошибки. Если ты выйдешь на бой с кем-то из добровольцев, тебе конец. Они тренировались годами, а кто-то и десятилетиями. За один вечер тебе не помогу даже я.
Я говорил, что Петру на вид было лет сорок? Нет, это не ошибка. Страшно было представить, сколько нервных клеток потерял этот человек за девять лет здесь. И это ещё не считая войны, через которую он прошёл.
Меня немного напрягало, что человек с таким кровавым багажом за спиной был настолько уверен, что не сможет мне помочь.
Зачем же ты взялся меня учить? спросил я, поднимаясь на ноги.
Хочу дать тебе шанс. Ты же здесь по ошибке. Не научу драться хоть помогу пожить подольше.
Вот так вот. Я должен был умереть на арене, и передо мной стояла лишь одна задача: проснуться на следующий день. Отложить неминуемую судьбу, просто прожить чуть дольше. Ничего не оставалось, кроме как принять это.
Спасибо, Петя. Ну что, не будем тянуть?
Он учил меня до самой ночи. Лязг мечей отражался от голых стен тренировочного зала, сливаясь в единый непрерывный гул. Порой я чувствовал, что больше не могу, и хотел сдаться, но мысль о скорой смерти давала второе дыхание снова и снова. Моя реакция заметно улучшилась, я знал базовые приёмы и успешно их отражал. Пётр оказался талантливым учителем, и теперь я мог даже перейти в нападение, хоть и навыки эти помогли бы разве что против другого новичка. Обезоружить врага, обмануть его рефлексы, лишить главных козырей это всё то, чего я ещё толком не умел, но держал в голове, что это и есть залог победы.
И самое главное забыть, что передо мной человек.
Многие ли из вас способны на убийство, пусть даже ради собственного спасения? Все мы понимаем, что не сможем после этого спокойно спать. У меня же стоял выбор между сном беспокойным и сном вечным.
Одно я знал точно: если смогу вернуться отсюда живым жизнь буду ценить ещё больше, и свою, и чужую. Только побывав на грани жизни и смерти начинаешь понимать, насколько хрупка твоя жизнь. Только убивая, начинаешь понимать, насколько ценна жизнь человека.
Одни убивают ради самообороны, другие из корыстных целей. Не знаю насчёт вторых, но первым потом точно живётся несладко.
«Смогу ли я после этого жить прежней жизнью?»
Хотя, о чём это я? Мой дом теперь здесь. Прежней жизни уже не будет.
Прочно сцеплять ноги с землёй. Парировать удары. Попытаться предупредить атаку врага. Когда в руке гладиус, решают колющие удары. Не рубить голову соперника, а пронзать его горло насквозь. Прессовать щитом, прижимая оружие противника к его собственному телу, и не давать надавить подобным образом на себя.
Забыть увиденные фильмы с красивыми боевыми стойками и ударами. Щит должен закрывать меня всегда. Не размахивать мечом попусту: каждый удар должен быть на поражение.
Пот стекал с меня даже не ручьём, а самым натуральным водопадом. Руки и ноги отваливались, а сердце колотило так, будто хотело пробить рёбра. Самым глупым советом было «не волноваться». Я волновался уже сейчас, и даже страшно было подумать, какой нервоз у меня будет завтра.
Но нервничать нельзя. Нервы вызывают скованность движений и тремор. Ни то, ни другое мне на пользу не пойдёт.
У нас бутылка коньяка припрятана, полушёпотом сказал Пётр. Бандиту из соседнего блока тайком принесли родные, а мы у него её за сигареты выменяли, пришлось хорошенько поторговаться. Глотнёшь перед боем.
Едва ли тут поможет один глоток, выдавил я в ответ.
Мы потные сидели на полу, облокотившись о стену, и говорили с перерывами на одышку (моя, само собой, была куда сильнее).
Как самочувствие хоть? спросил Пётр после небольшой паузы.
Как огурчик маринованный.
Мой репетитор по выживанию посмеялся.
Скажи спасибо, что Вернер не был бестиарием, сказал он.
Кем? переспросил я.
Бестиарием. Все гладиаторы делятся на мурмиллонов это все мы, димахеров, эквитов, цест и бестиариев. Последние самые крепкие, сражаются с животными. Публика любит это дело. Сюда привозят различных животных со всего света, у них там целый зверинец. Дрался бы ты сейчас с бегемотами всякими да носорогами.