Конечно, ни о чём из того, что было рассказано вам, дорогой читатель, выше, ни Кукушкин, ни кто-либо ещё из жителей Ленинска доподлинно не знали, а могли лишь догадываться, сопоставляя в уме пышные речи патриарха с его же золотыми часами. Впрочем, провести подобный непростой анализ замороченному ипотекой и телевизором большинству становилось с каждым днём всё труднее; Интернет же, напротив, погружал в море информации, выловить из которого достоверную тоже было непростым делом. Вот и Кукушкин, даром что профессор, не замечал (или боялся замечать?) очевидное. Сознание его было плотно загромождено мифологемами и пропагандой
Все утра Ленинска серы и безрадостны, но одно из них было самым серым и безрадостным. В головной офис регионального интернет-провайдера «Ситиком» ворвались неразговорчивые джентльмены в балаклавах и уложили всех присутствующих в привычную для разговора позу. Их командир этакий Рэмбо с квадратной челюстью размером с прикроватную тумбочку заявил, что гендиректор «Ситикома» «злостный неплательщик налогов, последний сионист и вообще не ходит на парад!..»
Приговор суда приостановил лицензию «Ситикома», а директору Нахмановичу определили неимоверно высокий штраф, составляющий доход организации за десять лет! И никого не волновал тот факт, что интернет в регионе появился лишь пять лет назад
Точечные акции в защиту свободной Сети и лично Нахмановича были малочисленны и желаемого результата не дали. Петиция, составленная интеллигенцией и студенчеством, полетела в Первопрестольную, а точнее, самому премьеру Мишуткину. Ответ, пришедший оттуда, был короток, как команда «Газы!»: «Нецелесообразно». Протестующие попросили расшифровать странное послание, и ответ не заставил себя долго ждать пришёл через месяц: «В связи со скорым созданием российского сегмента интернета (Локалнета), считаю нецелесообразным возобновление в вашем регионе деятельности старого провайдера». Всё. Больше в Ленинске не протестовали устали. Но и на Локалнет надежды не было. А он и не появился! Аминь
Глава IV. Кукушкин в Москве
Как вы, дорогой читатель, уже поняли, на момент начала этой истории интернета в регионе не было, причём уже полгода. Факсы и прочая оргтехника конца прошлого столетия печально ржавели на складах или были сданы в утиль, почте не доверяли. Единственное, что мог в этой ситуации предпринять профессор, это собственноручно передать документы в фонд Дорофеева. Россия, XXI век
Тяжко было без Сети, ох, тяжко!.. Впрочем, какой-то секретный спецканал для ФСБ и администрации Ленинска всё же оставили на случай борьбы с мировой закулисой и тайных переговоров с центром. Но и он проработал недолго, стал давать сбои и вскоре захирел совсем.
В век информации отсутствие Сети мгновенно сказывается на всех сферах деятельности человека, кроме, быть может, ассенизаторской. После блокировки замедлилась работа крупных предприятий и фирм, что привело к срыву поставок оборудования и сырья; «полетели» многомиллионные контракты, заказы выполнены не были, вследствие чего заводы и фабрики остались без зарплат, работяги вышли на улицы и устроили забастовки. Но власть объяснила, что всё это «временные трудности», устроенные агентами Госдепа США, с которыми скоро будет покончено. Народ, пошумев, с размахом сжёг американский флаг на Вокзальной площади, пороптал немного да и успокоился. Потом кто-то всё-таки вернулся в лоно родного Министерства связи, а кто-то стал разводить почтовых голубей, что вскоре вошло в моду не только по эстетическим, но и по экономическим соображениям. К концу года в Ленинске, кажется, не осталось человека, который мог бы внятно объяснить, на кой ему сдался этот интернет?..
Но вернёмся к нашему герою Уладив вопрос со сметой и подготовив подробный план мероприятий, профессор мчался к директору, чтобы ознакомить его с документами. Седых надел очки и погрузился в бумаги.
Занятно, резюмировал директор.
Даёте добро? поспешил узнать Валерий Степанович.
А у меня есть выбор? хитро прищурился Седых.
Выбор есть всегда.
Важно, чтобы вы это помнили, многозначительно произнёс директор, ставя свою резолюцию.
Кукушкин не придал значения его словам. Он был взволнован как никогда. Понятное дело первый дельный эксперимент за долгие годы прозябания и поисков!
В лаборатории царило возбуждение. Говорливый Чайкин суетился пуще всех.
Между прочим, прыгал он, ваш отъезд, Валерий Степанович, надо бы отметить. Верно я говорю? и Петя тихонько толкнул в бок голубоглазую красавицу-лаборантку Свету Синичкину, давно и безнадежно влюблённую в Кукушкина. За девушкой ухлёстывало чуть ли не всё мужское население института от семнадцати до бесконечности и некоторые сотрудники НИИ цитологии, но ни к одному из них девушка не чувствовала взаимности. Света смущённо опустила реснички.
Петя, что значит отметить? Как будто ты радуешься, что начальство нас покидает смущённо заметила Света.
Нет-нет, занервничал Чайкин, я неправильно выразился Я хотел сказать э-э-э одним словом
А Петя прав, поддержал коллегу Кукушкин. По случаю вашей внезапной свободы можно и кутнуть легонько, а?..
Коллеги облегчённо рассмеялись, поскольку действительно ценили Валерия Степановича как руководителя.
Так, я за тортиком, засобиралась Света.
Нет уж, я схожу, придержал её шустрый Чайкин. Какой брать, Валерий Степанович?
Любой.
А из горячительного?
Профессор вздрогнул.
Никакого горячительного! Только чай.
Чай так чай, согласился Петя, на ходу напяливая пуховик. «Юркий малый», отметил про себя Кукушкин.
Вечером Седых позвонил в Москву, чтобы предупредить фонд о приезде их сотрудника, а профессор, простившись с коллегами и проглотив кусок торта, уже летел домой за чемоданом вечером у него был поезд. Гостиницу забронировали по телефону. Своим Кукушкин сказал, что его посетила «одна чертовски любопытная идея, воплотить которую поможет только Москва». Люба, конечно, начала допытываться, какая именно, но Валерий Степанович был непреклонен и твёрдо дал понять, что поведает об этом позже. Люба приуныла, но, поразмыслив немного, благословила мужа на «величайшее открытие, которое не за горами». Родные проводили Валерия Степановича на поезд, и учёный отправился потрясать законы генетики и соблазнять сильных мира сего, проповедуя свой Проект «О».
Через сутки в три часа пополудни профессор прибыл в Москву. Выйдя из здания вокзала и не успев ещё оглядеться, он услышал корявое:
Куда ехать, брат?
Перед Валерием Степановичем вырос черноглазый плюгавенький кавказец, облачённый в шаровары «Адидас» и турецкую дублёнку. На указательном пальце его правой руки по-пижонски вращался брелок с ключами от потрёпанной «Приоры», а на среднем нахально посверкивал здоровенный золотой перстенёк. Кукушкин назвал гостиницу.
Дарогу пакажишь?
У вас что, навигатора нет? с некоторым раздражением поинтересовался Кукушкин.
Сгорэл, мрачно отозвался таксист.
Ладно, вздохнул Валерий Степанович, покажу.
Как-то профессор уже останавливался в этой гостинице и, по счастью, помнил, как туда ехать. Поехали. В салоне было всё как встарь: эбонитовая розочка, «мохнатый» руль, увешанное болтающимися амулетиками лобовое, над зеркальцем заднего вида иконка Николая Чудотворца, а по обеим сторонам от неё выцветшая почтовая открытка с изображением товарища Сталина в парадном белом мундире и свежее цветное фото президента Кнутина на фоне триколора. «Триптих», подумал Кукушкин.
Кавказец оказался лихачом. Едва профессор погрузился в салон, как водитель ударил по газам. Валерий Степанович впечатался в спинку сиденья.
Осторожнее, пожалуйста!
Ай, нэ бэспакойся, слюшай, даставим в лучшем виде, мамой клянусь! заверил местный Шумахер.
Хотелось бы, проворчал Кукушкин.
Пока машина неслась по Рождественскому бульвару, Валерий Степанович, подсказывая водителю дорогу, с интересом глядел в затуманенное морозцем окно. Кругом царила радостная предновогодняя кутерьма, сияли мириады огней, трещали ярмарки, сверкали пластиковые конусы огромных искусственных елей. Москва показалась профессору невероятно нарядной. Кукушкин не мог нарадоваться на москвичей, живущих в таком великолепном городе! Вдруг из-за поворота вынырнул какой-то лоснящийся гигантский шар с бородкой и глазками. Валерий Степанович вздрогнул от неожиданности. Это была афиша три на четыре метра, приглашающая посетить юбилейные концерты известного певца и народного артиста, чей лик со следами очередного омолаживающего ботокса, собственно, и заполнял всё рекламное пространство. Ярко-жёлтая надпись призывно гласила: «Юбилейная программа Иконостаса Меняйлова 30 лет в пути. Лучшее и только для вас. ГЦКЗ Россия, 79 января 2022 года». Кукушкин поёжился, как от сквозняка, и «Приора», взвыв на повороте, свернула в грязный переулок. Державная парадность столицы резко сменилась неожиданной затрапезностью губернии. По обеим сторонам замелькали усталые стены старых приземистых домиков с новыми стеклопакетами. На углу, у перекрёстка, машина встала на светофоре и запыхтела, готовясь к новому рывку, как маневровый паровоз. Кукушкин посмотрел налево и увидел доску объявлений, среди которых была ещё одна афиша, маленькая и неказистая, выдержанная в двух цветах на белом как снег куске тонкой бумаги: синим «Вечер классики», чуть ниже чёрным «Выступает лауреат III Всероссийского конкурса молодых пианистов Яков Либерзон. В программе прозвучат произведения С. Прокофьева, С. Рахманинова и Р. Щедрина. 25 декабря, ДК Железнодорожников. Начало в 19.00». Загорелся зелёный, такси, присев на заднюю ось, снова сорвалось с места, и несчастный Либерзон, теснимый рекламой кредитных компаний и частников о продаже подержанных ноутбуков, продолжил печально ронять слёзы беззвучных нот в свалявшийся московский снег. Кукушкин покачал головой.