Л. Х. Миллс (L. H. Mills) Ганновер. Февраль 1886 г.
Л. Х. Миллс. Введение к английскому изданию
Это часть «Авесты», включает литургический материал. Большой интерес представляют некоторые из древнейших формулировок дуализма, которые позже стали основной концепцией других ближневосточных религий. Более того, тексты в этой части «Авесты» не так уж далеки от индуизма ведической эпохи и как таковые представляют собой связующее звено между более поздними великими восточными и западными религиями.
Многие читатели, для которых «Авеста» представляет лишь побочный интерес, могут не понять, почему требуются какие-либо вводные замечания к ее частям Но «Гаты» имеют такую природу и так сильно отличаются от других частей «Авесты», что некоторые слова для отдельного обсуждения кажутся совершенно необходимыми.
«Авеста», хотя и ясно изложена в том, что касается требований сравнительного богословия, тем не менее, представляет настолько большие трудности в мельчайших подробностях, что до сих пор ни один из двух независимых ученых не может полностью прийти к единому мнению относительно их решения, и могут расходиться во мнениях, иногда по вопросам нетривиальной важности. Предварительные исследования, необходимые для формирования окончательных мнений, столь разнообразны и таковы по своему характеру, что они включают в себя изучение материи, еще совершенно не обработанной с какой-либо научной точностью ни в Индии, ни в Европе, что ни один человек не может претендовать на то, что удовлетворил себя этими исследованиями. Таким образом, ученые вынуждены исходить из того, что они преимущественно иранисты или преимущественно ведисты, и поэтому с самого начала были уверены, что они должны в известной степени отличаться друг от друга, а в известной степени также и от истины. Кроме того, как можно было бы понять без всяких утверждений, с полным знанием того факта, что я был склонен придавать особое значение сравнению с «Ведой» и что я изменил свидетельство традиции несколько больше, чем он, профессор Дарместетер убедил меня принять это задание. Но хотя я вынужден кое-что сказать в качестве подготовительного трактата, чувство закономерности побуждает меня быть как можно более кратким, и поэтому я должен просить снисхождения у читателя, если мой способ выражения мне покажется слишком грубым или резким. Что касается подробностей «Гат», то в кратком изложении и примечаниях было сказано достаточно. Из этих изображений, обязательно несколько разрозненных, следует, что они состоят из семнадцати разделов поэтического материала, равных примерно двадцати пяти-тридцати гимнам «Ригведы», составленным в древнеарийских размерах, приписывающим высшую (благотворную) силу Божеству Ахура Мазда, которому все же противостоит злое Божество по имени Ака Манах, или Ангра Майнью. Во всех отношениях, за исключением того, что Он не является Создателем злого Божества и не обладает силой уничтожить его или его царство, Ахура Мазда является одним из самых чистых представлений, которые когда-либо были созданы. Он имеет шесть персонифицированных атрибутов (так можно сказать), позже, не в «Гатах», описанных как Архангелы, тогда как в «Гатах» они являются одновременно абстрактными атрибутами Бога или верных приверженцев Бога на земле, и в то же время, когда о них думают как о личностях, все попытки отделить случаи, в которых о них говорят как о простых наклонностях божественного или святого разума, от тех, в которых о них говорят как о личных существах, оказались напрасными. Таким образом, мы имеем глубокую схему, возможно, не придуманную сознательно, но являющуюся результатом векового развития; и эта система есть единство Бога в Его верных творениях. Это не так называемый политеизм, поскольку Ахура образует со своими Бессмертными Гептаду, напоминающую одну из Сабеллианской Троицы. Это не пантеизм, ибо он особенно окружен владениями злого Божества. Его можно было бы назвать, если мы расширим указания, агиотеизмом, изображением Бога в святом творении. За пределами Гептады находится «Сраоша», олицетворение Повиновения (и, возможно, Вайю, как однажды упоминалось); и, как эмблема благочестивых, является душа коровы, а Огонь поэтически персонифицированным символом божественной чистоты и силы. В противоположность доброму Богу мы имеем Злой Разум, или Злой (?) Дух, еще не наделенный в полной мере персонифицированными атрибутами, чтобы соответствовать Благим Бессмертным. Однако у него есть слуга «Аешма», олицетворение вторжения и грабежа, главного бича зороастрийцев; и злой ангел, «Друг», олицетворял обман, в то время как «Даевы» (дэвы) их более южных соседей (некоторые из племен которых остались в качестве рабских каст среди заратуштрийцев) составляют, возможно, общих представителей Ака Манаха, Аешмы, Друга и т. д. Два первоначальных духа соединяются в сотворении Добра и Зла в существовании как в действительности в настоящем, так и в принципах, которые имеют свое следствие в будущем в наградах и наказаниях.
Важность этого вероучения, сформулированного до сих пор, как дуалистического творения и как попытки решения сложнейшей проблемы, должна быть очевидна для каждого просвещенного глаза. Если бы существовал верховный Бог, сила которого могла бы отменить самые законы жизни, не было бы никакого зла; но доктрина отрицает существование такого существа. Добро и зло в существовании ограничивают друг друга. Не может быть счастья, не определяемого печалью, и не может быть добра, которое не сопротивлялось бы греху. Соответственно злое начало признается столь необходимым, что оно представлено злым Богом. Однако самое имя его есть мысль или страсть; в то время как доброе Божество не несет ответственности за преобладающее зло и горе. Сама его сила не могла предотвратить их появление. И Он один имеет особенно объективное имя, и такое, которое можно было бы применить только к человеку. Эти предположения, истинные они или ложные, безусловно, являются одними из самых серьезных, которые когда-либо высказывались, и мы находим их здесь изначально.
Что же касается природы религиозных поощрений и наказаний, то у нас есть предположения, не менее важные с точки зрения научной теологии и, по сути дела, гораздо более широко распространенные. Сказать, что будущие награды, содержащиеся в «Гатах», были в значительной степени, если не главным образом, духовными и заключались в самом человеке, было бы почти оскорблением истины. Истина состоит в том, что ментальные рай и ад, с которыми мы теперь знакомы как с единственными будущими состояниями, признаваемыми разумными людьми, и мысли, которые, несмотря на их знакомость, никогда не могут потерять своего значения, не только используются и выражаются в «Гатах», но выражены там, насколько нам известно, впервые. В то время как человечество было предано ребяческим ужасам будущего, полного ужасов, обрушившихся на него извне, ранний иранский мудрец провозгласил вечную истину, что награды Небес и наказания Ада могут быть получены только изнутри. Мы можем справедливо сказать, что через системы, на которые он оказал влияние, он дал нам великое учение о субъективном воздаянии, которое должно произвести существенное изменение в умственных привычках каждого, кто его получает. После сотворения душ и установления законов, которые должны ими управлять, Арамаити дает тело, и люди и ангелы начинают свой путь. Матра вдохновлен для руководства благожелательных. Верующие изучают обеты святой системы под учением Бессмертных, в то время как неверная и отверженная часть человечества принимает соблазны Худшего Разума и объединяется с Даевами, как в смертном грехе войны из-за бессмысленной жестокости или из-за нечестного приобретения. Последствия этого последнего союза вскоре очевидны. Корова (Кине), как представитель святого народа, сетует на невзгоды, которые делают иранскую жизнь тяжелым бременем. Попыткам зарабатывать на жизнь честным трудом противостоят, но не сводятся на нет, племена, поклоняющиеся даевам, которые все еще борются с заратустрийцами за контроль над территорией. Таким образом, Корова (Кине) поднимает мольбу Ахуре и Его Праведному Порядку Аше, которые отвечают назначением Заратустры как человека, которому доверено ее искупление; и он, приняв свое поручение, начинает свои пророческие труды. Отсюда следует ряд причитаний, молитв, восхвалений и увещеваний, обращенных Заратустрой и его ближайшими сподвижниками к Ахуре и народу, в которых подробно обрисовываются общественные и личные скорби, произносятся отдельные мольбы и благодарения, увещевают массы собираться на собраниях. Здесь следует отметить, что население, среди которого слагались эти гимны, было главным образом земледельцами и скотоводами. Обстоятельства, которые затрагивали их интересы как таковые, конечно, имели для них первостепенное значение, а поскольку их земля и скот представляли собой их самое ценное имущество, то чего бы им ни угрожало, этого следовало бояться больше всего. Соответственно, грабежи и набеги, исходившие от туранцев или поклонников даевов, считались самыми ужасными. Но особенно следует отметить нравственную серьезность в их решимости избегать грабежа с их стороны, даже когда они искушаются желанием возмездия, и их враждебность в этом отношении была исключительной. (Они безоговорочно молятся против Аешмы. Они могут практиковать опустошительные разрушения во время войны; но набег, как и во времена номинального мира, кажется, был им чужд). В то время как вышеприведенные факты объясняют нам, с одной стороны, главных божеств и особые надежды и страхи, которые вдохновляли их поклонение, они также, с другой стороны, заставляют нас удивляться, тем больше, чем столь изощренная теология, как найденная в документах, должна была возникнуть среди такого простого сообщества. В ходе чтений у нас также есть особые намеки на организованную борьбу партии даевов за сокрушение заратустрийцев. Иногда, кажется, что они почти достигли своей цели. Происходит отчетливая ссылка на битву в строю, в то время как кровавое насилие упоминается более одного раза, как в линии или в стычке. Из преобладания благодарственного тона мы заключаем, что заратустрийцы одержали верх в течение гатского периода, но, хотя результат мог быть гарантированным, борьба во время последней гаты никоим образом не была окончена. В последней «Гате», как и в самой ранней, мы видим признаки ожесточенного и кровавого конфликта. Тот же самый тип существования преобладал гораздо позже, во времена «Ястов», но картина, кажется совершенно иной, и человеческие черты Заратустры совершенно теряются в мифических атрибутах, которыми в изобилии снабдили его время и суеверие. Таким образом, резюмируя основные характеристики его первоначальной системы, мы можем сказать, что он и его товарищи боролись за установление царства под верховной властью Бога, чьей первой заботой было облегчение страданий и приют честных и трудолюбивых бедных людей.