Мой отец, великий маг, и склоняется перед «мощью Судьбы»? удивилась Лидаэль. Вся твоя жизнь есть вызов, брошенный Року!
Горджелин вздохнул.
Молодость считает, что в разбивании лба о каменную стену есть великий смысл, цель и тайна. Зрелость полагает, что символы храбрость, честь, достоинство и прочее хороши, но лишь до той поры, пока не встают на твоей дороге к чему-то по-настоящему важному. Спасти родной город ценой предательства? Приносить в жертву неповинных ни в чём людей, быть может, даже стремясь к возвышению и власти а в конце концов открыть ну хотя бы эликсиры, справляющиеся с массовыми эпидемиями?..
Баргауза Неистовая пробормотала Лидаэль. Эликсиры и снадобья против чёрной смерти, красного мора, летучей проказы и
Вот именно, перебил её Горджелин. Баргауза, обезумевшая чародейка, чьё сердце жестоко разбил некий прекрасный, но чёрный душою принц пошла на жуткие преступления, дабы «составить идеальный эликсир истинной Любви». В этом не преуспела, но оставила нам подробнейшие рецепты снадобий, коими пользуется теперь множество лекарей по всему Хьёрварду. Так сказать, побочные результаты изысканий. Впрочем, он поднял руку, я не собирался рассуждать о добре и зле. Скорее о том, что надо выбирать те бои, что действительно важны. О том, что порой надлежит пожертвовать и собственной честью, и добрым именем, и славой, чтобы достичь истинного. В этом в определении истинного и состоит миссия настоящего чародея, дочь. А не в том, чтобы «бороться с Судьбой» только ради того, чтобы «не подчиняться Року» и так далее. Красивые фразы важны и нужны, но не везде и не всюду. Поэтому и нам не стоит ими увлекаться, впереди ещё дальняя дорога. А Губителя с Возрождающей предоставим пока что их собственной судьбе.
Дни складывались с днями, постепенно легчал плот, что со скрипом полз каменистой дорогой. Вокруг них по-прежнему расстилалась мёртвая страна, пальмы исчезли, сменившись низкими колючими кустами, что стлались по камням, цепляясь, карабкались по скалам; по ночам в расщелинах перекликались бесплотные голоса но на них уже никто не обращал внимания. Ни один из бестелесных обитателей этих мест не дерзал приблизиться, и не они были заботой путников.
Не они, совсем нет.
Силу словно штормит здесь, отец. Лидаэль застыла у костра, глаза зажмурены, пальцы прижаты к вискам. Полный хаос.
Я б сказал не штормит, но кто-то будто камни в пруд мечет, заметил Аратарн. Не сказать даже ложкой в котле мешает, тогда движение упорядоченным выйдет.
Или так, не стала спорить Лидаэль. Отец, ты знаешь, что это значит?
Догадываюсь, буркнул Снежный Маг. Кто-то замешивает жуткое тесто, земля и вода пополам с силой.
Зачем? Неужели
Ты права, дочь. Нужны воины, новые гиганты, а может, карлики. Лишённые души големы, послушные, не ведающие сомнений.
Но кто может затеять подобную волшбу? изумился Аратарн.
Горджелин пожал плечами.
Таких хватает. Начиная от тех же Новых Магов. Но, опять же, если эта каша и варится, то вариться будет ещё долго. Земля закипает неспешно, а нам надо торопиться.
И они торопились. Аратарн приучился не удивляться медленно всплывающим из-под земли скалам, словно хребтам исполинских чудовищ; привык уступать дорогу неспешно ползущим холмам, на чьих склонах открывались зевы пещер, точно глаза или рты; не удивлялся, потому что и Горджелин Равнодушный, в полном соответствии со своим прозвищем, не обращал на всё это никакого внимания.
Ещё немного, подбадривал он своих юных (во всяком случае, внешне) путников.
Кенотаф близко?
Кенотаф или не кенотаф, но уже близко.
И мы должны будем его взломать, кивнула Лидаэль. Что бы мы там ни обнаружили.
Да. Причём я по-прежнему до конца не понимаю, что именно мы там можем найти.
С каждым днём всё подвижнее становилась земля вокруг; вздувались исполинские пузыри, лопались с оглушительным треском; колючие кусты исчезли, уступив место полурастениям-полуживотным, напоминавшим не то огромных змей, не то чьи-то щупальца.
Спрут сухопутный заметил Горджелин, указывая на поднявшийся прямо среди валунов холмик.
Холмик встряхнулся раз, другой; земля, песок, мелкие камешки скатывались с плотной фиолетовой чешуи; щупальца разматывались, тянулись во все стороны и вдруг отдёрнулись, словно коснувшись раскалённого металла почуяли силу путников.
Тварь Междумирья, пояснил Снежный Маг, не поворачивая головы.
А что она тогда здесь делает?
Вот и я бы хотел это знать, дочка. А особенно кто притащил её сюда. Даже больше, чем «для чего».
Всё узнаем, посулил Аратарн.
Уже их скорее удивили бы недвижно стоящие горы потому что таковых в округе, похоже, совершенно не осталось. Всё плыло, двигалось, смещалось, опускалось в земные глубины и вновь выныривало. Твари Межреальности поселились меж плавающих скал, островки Дикого Леса поднимались на обнажившихся костях земли.
Незримые потоки силы свивались тугими косами, сплетались и вновь расплетались. Крутились водоворотами, закручивались спиралями, уходя куда-то в земные глубины. От этого кружилась голова, у Лидаэли сбоили сложные заклинания, Аратарну хотелсь что-нибудь сжечь или разнести на мелкие кусочки, просто ради чистого уничтожения.
За этой скалой, хрипло сказал Горджелин. Он тяжело опирался на посох, плечи его поникли, щёки ввалились, словно чародей голодал уже неделю или даже две.
Они даже не попытались обойти серую громаду, всю покрытую разноцветными шевелящимися пятнами Дикого Леса. Дождались, пока она сама отползёт в сторону.
Ветры магии взвыли в ушах правда, услыхать это могли одни лишь чародеи.
Открылось пустое ровное пространство, аккуратно засыпанное жёлтым песочком, словно цирковая арена. Вокруг, будто стая косаток, ходили островерхие скалы, однако на «арене» не шевелилось ни единой песчинки.
В поперечнике этот своеобразный глаз бури составлял примерно две сотни локтей и был абсолютно гол. Никаких тебе кенотафов, алтарей, жертвенников или чего-то подобного. Нагой песок.
Значит, в глубине. Аратарн проговорил вслух то, о чём подумали все трое.
Горджелин кивнул, закашлялся.
Отец? Что происходит?
Кто бы ни обустраивал это место, чародей сплюнул кровью, он сумел устроить так, что рождённому Истинным Магом тут очень несладко.
Почему же я ничего не чувствую? удивилась Лидаэль.
Потому что я тебя прикрываю и всё забираю себе, раздражённо буркнул Равнодушный. А не забирать нельзя, ты просто не выдержишь, девочка. Я-то чистое потомство Истинных, а в тебе половина эльфийской крови. Прости за прямоту, но тебе не сдюжить. Погоди метать громы и молнии! Драки на всех хватит. Ну, не стойте! Дочь, заклятия поиска. Аратарн, сторожевые и дозорные чары. Я для вас расплету сколько-то силы.
Расплету?..
Преобразую, иначе у вас ничего не получится. Начали!
Посох вонзился в песок, и жёлтая струйка, словно змея, поползла вверх, обвиваясь вокруг древка.
Начали, кому сказал! каркнул Горджелин, кладя обе руки на оголовье посоха.
Аратарн вздрогнул хаотически мечущаяся сила вдруг вернулась к прежнему стройному, спокойному, неторопливому течению, которое опытный маг даже и вовсе не замечает.
Лидаэль уже что-то бормотала, помогая себе жестами. Понятно не хотела рисковать, самые действенные чары по-прежнему те, что налагаются при помощи жеста с инкантацией. Могущественнее их только рунные с символьными, но они грозят сильной отдачей, если маг зацепит что-то по-настоящему опасное. Были мастера, что умели обходить это неудобство, но Лидаэль к ним пока что не относилась.
Сам Аратарн всему предпочитал боевые заклятия, тонкие и сложные конструкты настоящих дозорных чар давались ему с трудом. Настоящих в смысле на скрытые магические угрозы, а не просто на монстра, что попытается полакомиться спящими у походного костра.
Пришлось, в общем, постараться. Жесты у него получались грубоватыми, недостаточно отточенными; отец Лидаэли не преминул бы, наверное, ехидно заметить «да где ж тебя такому учили?».
Именно, что нигде и не учили. Сам набрался.
Сторожевые чары у Аратарна вышли не просто так, а какими-то смахивавшими на пауков серебристо-призрачными тварюшками, что сноровисто расползись во все стороны. Собственно, он слепил их прямо из силы, послав в дозор пусть смотрят.
Лидаэль меж тем закончила свои манипуляции и вдруг резко схватила его за руку как встарь, словно они вновь сражались с настигающей их Ордой возле неприступных серых скал Ар-ан-Ашпаранга, в самую первую их встречу.
И, как тогда, сила их двоих несказанно превзошла мощь каждого по отдельности.
Песок задрожал, тут и там закружились пылевые вихри. Пока невысокие, едва по колено, но сын Губителя чувствовал это только начало. Сила втягивалась в песок, он пил её жадно, словно пустыня внезапно пролившийся на неё дождь. Ладонь Лидаэли подрагивала в руке Аратарна, тёплая, живая, родная, и он вдруг подумал, совсем некстати и не к месту, как же ему не хватало этого тепла, этой удивительной, возникающей только когда они вместе, силы, способной сносить горные вершины и повергать во прах армии.