Вот такие события, дорогие сограждане, бушуют порой на просторах наших исправительных учреждений, оставляя далеко за флагом жалкие выдумки мастеров отечественного детектива.
_____________________________
Примечание автора. Рассказ «Кипятильник» был написан мной на основе случая, произошедшего на самом деле. Правда, в реальной жизни задуманная хитрым парикмахером комбинация увенчалась полным успехом, и он пользовался «приватизированным» электроприбором многие годы. Чей был тот кипятильник загадка.
Отряд 7: Ночная охота
Полночь. Пожилой, по тюремным меркам, оперативный дежурный (лет сорока пяти) допивает чифир с конфетой, бросает под стол бумажку и обращается к смене:
Так, пацаны! Пора накрывать телевизор в седьмом отряде!
Он снимает с пульта телефонную трубку и звонит на центральную, стоящую посреди зоны вышку. Там, над закрытым для обычных зеков люком, день и ночь сидит осуждённый из отряда хозобслуги и нажимает на кнопки, управляющие электрическими замками локалок локальных участков, разделяющих зону на отдельные части.
А что, Хохол, спрашивает вышкаря дежурный, телевизор в седьмом отряде сегодня смотрят?
Что-то не видно, Петрович, отвечает тот. Должно быть, окна одеялами занавесили.
Слышь, Хохол, ты спустись потихоньку вниз и жди нас у седьмой локалки, даёт указание дежурный и кладёт трубку.
Вот что, пацаны! Слушай план «Барбаросса»!
Младшие инспектора несколько молодых ребят в камуфляже подаются вперёд.
Значит так, вещает Петрович, идём будто бы в десятый отряд, но внутрь не заходим и возвращаемся к седьмому вдоль забора. Хохол тихо-тихо открывает калитку, а вы уж дуйте со всей дури в ленкомнату. Если операцию провести грамотно, двух-трёх человек накроем только так! Всем всё ясно?
Базару нет! за всех отвечает помощник. Смена разбирает резиновые дубинки, один человек остаётся за пультом, остальные, во главе с дежурным, идут в зону.
Демонстративно дойдя до десятого отряда и хлопнув для убедительности железной дверью, смена разворачивается и, под прикрытием сплошного высокого забора, подходит ко входу в локальный двор седьмого. Хохол, вооружённый гаечным ключом, уже отвинчивает гайки с кожуха электрического замка. Лунный свет, перемешанный с излучениями тусклых фонарей, щедро заливает локалку, и сквозь щели дверной рамы видно, как ходит по ней взад и вперёд поставленный на часы атасник. Всё кругом спокойно, и он не чувствует надвигающейся опасности.
Хохол приподнимает отвинченный кожух и тянет за обнажившуюся деталь, соединённую с языком замка. Дверь открыта. Помощник рывком распахивает её, и смена вваливается в локальный двор.
Атасник оборачивается на шум, судорожно вскрикивает: «Контора!» и пытается бежать. Подскочивший помощник азартно ударяет его дубинкой «по горбу». Внутри помещения отряда слышен топот удаляющихся в спальную секцию телезрителей. Смене достаются один лишь работающий телевизор и полумёртвый от страха атасник.
Дежурный проходит с фонариком по спальному помещению, но установить личность нарушителей уже невозможно. Ночной дневальный осуждённый, в чьи обязанности входит следить за порядком в ночное время отвечает уклончиво и явно не хочет нажить себе неприятностей. Понукаемый дежурным, он снимает с подставки телевизор и несёт его на вахту. Туда же препровождается и пленённый атасник.
На вахте трофей устанавливается на подоконник, и, за поздним временем, не включается. Атасник торжественно водворяется в прогулочный двор штрафного изолятора железную комнату с небом в клеточку вместо потолка и оставляется там в наказание до утра. Зона замирает.
В два часа ночи начинает накрапывать дождь. В четыре кто-то вспоминает об атаснике. Промокший до нитки, тот трясётся как осиновый лист и твердит только одно:
Хоть бить будут, не стану больше телевизор сторожить!
Его отпускают с миром, и он возвращается в отряд, бормоча на ходу:
Пускай хоть мешок чая дают, не встану больше «на атас». Здоровье дороже!
Отряд 7: Гена Кукушкин
Полдень. Седьмой отряд выходит из столовой и криво строится перед нарисованной на асфальте белой линией. В числе последних из помещения появляется грязный, оборванный зек, косо глядящий на всех исподлобья.
Его отпускают с миром, и он возвращается в отряд, бормоча на ходу:
Пускай хоть мешок чая дают, не встану больше «на атас». Здоровье дороже!
Отряд 7: Гена Кукушкин
Полдень. Седьмой отряд выходит из столовой и криво строится перед нарисованной на асфальте белой линией. В числе последних из помещения появляется грязный, оборванный зек, косо глядящий на всех исподлобья.
Пошли! командует младший инспектор, и толпа осуждённых устремляется куда-то вдоль забора. Оборванный зек поворачивает, однако, в другую сторону.
Стой, твою мать! кричит ему «помощник администрации» опрятно одетый осуждённый с красной повязкой на рукаве.
Оборванец прибавляет прыти. «Повязочник» стремглав догоняет его и хватает за руку, отчего с ноги у бедолаги слетает грязная, прорванная спереди тапка.
Куда! Быстро в отряд!
Оборванец угрюмо озирается, делает несколько неуверенных шагов и вдруг, разбежавшись, с разгону ударяет головой в лист железного забора.
«Бам-ммм», раздаётся грохот, осуждённый вскрикивает и картинно падает на асфальт.
Гляди, гляди, в столб не ударяет точно в центр листа бьёт! Грохоту много, а ему, гаду, даже не больно! плюётся помощник администрации.
Да, голова у него дубовая! уважительно говорит подошедший младший инспектор.
Вокруг лежащего на асфальте собираются любопытные: помощник дежурного, ещё один младший инспектор и несколько осуждённых из отряда хозобслуги.
Гляди-гляди, ресницы-то подрагивают, указывает пальцем один из зеков. Эй, Генок, хватит дуру гнать, вставай!
Генок, или, как значится в его личном деле, Геннадий Иванович Кукушкин, сидит в колонии не первый раз, и к его чудачествам все привыкли. В начале каждого срока, перед судом, ему проводится психиатрическая экспертиза, постоянно признающая его вменяемым, но, глядя на его поведение, поверить в это трудно. Колонийская санчасть несколько раз пыталась избавиться от него, направляя в областную тюремную больницу, но беспокойного пациента моментально возвращали обратно, в последний раз с записью в карточке «симулянт».
Эй, Генок, хочешь, закурить дам? младший инспектор достаёт из пачки «Космоса» одну сигарету и крутит её перед глазами распростёртого на земле тела.
Генок шевелится, делая вид, что очнулся от глубокого обморока.
Ну, дай, угрюмо говорит он.
Чего-чего, а про сигарету услыхал, смеются окружающие.
Э, нет, сперва в отряд иди, улыбается младший инспектор.
Генок тяжело встаёт и, шлёпая тапками, направляется к своему седьмому отряду. Железная дверь с лязгом захлопывается за ним, и лишь после этого младший инспектор просовывает сквозь вырезанное в двери окошко обещанную сигарету.
До вечера Гена ведёт себя благопристойно, греется на тёплом майском солнышке и играет с желающими в шахматы. Умеет играть он, как ни странно, хорошо, поэтому никто в отряде не рискнёт сражаться с ним «под интерес» энное количество чая против Гениной пайки в столовой. К вечеру, однако, такое поведение Генку надоедает
Шестой час. По радио только что объявлена вечерняя проверка. В локальный двор заходит сержант с «картотекой» и наскоро пересчитывает построившийся отряд «по головам». Одного человека не хватает.
Сержант достаёт из чехла стопку карточек для пофамильной переклички, но завхоз старший среди осуждённых в отряде молча указывает ему на окна второго этажа.
В раскрытом настежь окне умывальника стоит давно не мытая фигура в пёстрых трусах и угрюмо смотрит вниз.
Дружный хохот сотрясает строй осуждённых.
Щас прыгну! дурным голосом ревёт Генок и заносит ногу над бездной, отчего зрителям становятся видны его чёрные подошвы и коричневые, давно не стриженые ногти.
Прыгай! орут зеки.
Щас полечу! угрожает Генок, не переставая, однако, держаться за край рамы.
Все на месте, лаконично констатирует сержант.
Эй, командир! орёт сверху Генок, Дай закурить!
Прыгни, тогда я тебе две пачки дам! встревает завхоз. И коробку печенья в придачу!
Эх, совести у вас нет! вздыхает Генок. Что ж вы над больным издеваетесь!
Пахать на тебе, жеребце, надо! расходится завхоз. А если завтра в бане не помоешься на улице будешь ночевать!
Баня, баня, ворчит Гена и неуклюже слезает с подоконника, нет, чтоб закурить больному человеку дать.