Мамина любовь между нами делилась, и откровенно говоря, мама Катю любила больше чем меня, и это не просто моё обиженное самомнение. Катя была старшей, маминой помощницей, а я, как уже писала, мелкой хулиганкой, которая с улицы приходила с драными штанами, и битыми коленками. Наверное, родители хотели мальчика (смеюсь).
Когда на выходных собирались родственники, нас часто звали на кухню с Катей и устраивали допрос с пристрастием. С кем же мы останемся, когда родители разведутся. Для нас это была травма. Мы любили родителей и свою жизнь по другому не представляли и не хотели. Как можно думать о том, чего ты искренне не хочешь? Но отвечать было нужно, потому что иначе, наше молчание бы расценивалось, как неуважение к родителям. Да, я уже писала, что в семье так принято было, Катя считалась маминой дочкой, а я А я, говорила, что буду жить с папой. Думаете, я его так любила? Нет. Всё дело было во мне. Я не любила, когда меня в буквальном смысле тыкали тем, что я должна быть похожа на Катю, что бы вела себя по-другому. Отказалась от лазания по заборам и мелкому хулиганству с мальчишками во дворе, чтобы играла в куклы, а не закапывала автоматы в огороде, для того, чтобы их не увидела мама. Папа защищал меня, это была правда, а с мамой были сложные отношения. Мне всегда казалось, что она меня не любила, и папа не забывал подливать масло в огонь, рассказывая о том, что когда я родилась, я была рыжая и кудрявая. Мама сказала ему, что она не наша и хотела оставить меня в родильном доме. У мамы были сложные роды, спустя двадцать лет, в маминой сумке в которой хранились письма, я нашла её записку из родильного дома, предназначенную для отца. «Привет Валера. Родила девочку, уже с зелеными водами. Пролежала сутки на столе, потеряла много крови. Отправь постельное бельё».
Отец был рад, что я выбирала его, и считал меня своей дочкой, но когда мама уходила от него, она забирала нас с Катей вместе. Мы жили у маминой сестры Юли с её мужем Игорем, она была тогда совсем молодая, но тоже, такая взрослая по уму. Мы с Катей всегда хотели быть похожими на неё. Она была добрая, заботливая и нас любила, как родных дочерей. Мама рассказывала о том, что Юля шла на золотую медаль, но пришлось идти работать на рынок, потому что помогать в этой жизни ей было некому. Рассказывала, как к ней на рынок приходили учителя вместе с директором школы и просили вернуться, но она не могла. Я тогда уже понимала, на сколько, несправедлива жизнь к хорошим людям. Когда Юле было 18 лет, у неё родился сын Коля, который умер, не дожив до двух месяцев. Было ли её тяжело, я узнала позже, когда сама стала взрослой. После этого, Юля уехала жить в другой город, у неё была обнаружена саркома. Я не просто так пишу о Юли, ведь для меня она сыграла не мало важную роль в жизни.
Глава 3. Наперекосяк
После нашего возвращения из лагеря, жизнь здорово поменялась. Мне тогда было восемь лет, а Катюше десять. С лагеря нас встречали родители с младшей сестренкой, которую назвали Настей, Анастасией. Так символично было, назвать её в год такого природного ненастья (конечно, я про наводнение) и мама всё внимание стала уделять младшей сестре. Настя была маленькая и такая хорошенькая, мы постоянно водились с ней, пели песни, когда укладывали днем спать, читали сказки и стихи, но к маме не ревновали, особенно я. Я ведь уже тогда привыкла, что мама всегда была отдалена от меня.
Приехав в развалины, которые остались после наводнения, мы целыми днями отмывали посуду, которая каким-то образом начала гореть, когда сушилась на улице, и мы с Катей за это здорово получили. Потерять практически всё после наводнения и потерять оставшиеся в огне, было слишком. По возможности, папа спас всё то, что у нас осталось. Вещи, игрушки, мебель. Это был новый, мой любимый дом, который затонул. Папа отстроил его в 99 году после первого наводнения, мне было жаль, что он сошел с фундамента, и мы больше не будем там жить. Ведь в этом доме пахло счастьем, хоть и длилось оно не долго. В этот дом мы переехали осенью, когда начало холодать. У нас с Катей была огромная детская комната, огромный зал и отдельно родительская комната. Когда шла стройка, мы жили в бане и любили с Катей лазить там, пока не видят родители. Этот запах свежего дерева я помню до сих пор и каждый раз удивляюсь, делая выводы о том, что ничто не может так резко вернуть в прошлое, как музыка и запахи.
Уезжая из развалин в новый дом, я плакала. Не могу сказать, что я чувствовала, что всё пойдет наперекосяк, но мне было ужасно грустно и совсем не по себе. Возможно, что это наводнение, или переезд или жизнь с чистого листа, а может и всё сразу, сильно пошатнули отношения в семье между родителями.
Уезжая из развалин в новый дом, я плакала. Не могу сказать, что я чувствовала, что всё пойдет наперекосяк, но мне было ужасно грустно и совсем не по себе. Возможно, что это наводнение, или переезд или жизнь с чистого листа, а может и всё сразу, сильно пошатнули отношения в семье между родителями.
Дом дали огромный и места хватало всем. Конечно, мы с Катюшей быстро нашли себе друзей по соседству, и всегда было чем заняться. Катались на санках на собаке, придумали игру «Машины убийцы». Необычная игра конечно. Просто на севере зимой в пять часов уже темно и вся игра заключалась в том, что бы стоя у дороги, увидеть машину и успеть спрятаться в сугробе. Дом находился практически в лесу и рядом четыре дома по соседству, по этому места для пряток было предостаточно. Еще по зиме, мы находили кусты с замороженной ягодой, которая не успела опасть и вкус замороженной ягоды с ветки, я так же запомнила, думаю на всю жизнь. Тяжело было добираться до школы, потому что далеко и автобус ходил один раз в час.
Как-то стоя на остановке с Катюшей, мы познакомились с двумя сестрами, которые жили чуть подальше нас на проезде. Разница в возрасте у нас была практически одинаковая с ними, и это было по своему интересно для нас. Все мы учились в параллельных классах в одной школе, правда гуляли мы редко вместе, потому что жили на расстоянии друг от друга, а их родители, так же как и наши, запрещали покидать двор или отпускали так, чтобы было видно из окна. Мы гуляли по дороге из школы, пока ждали автобус, и нам хватило времени для того, что бы успеть подружиться.
Старшую сестру звали Алиса, а младшую Анжелика и воспитанием мы не сильно от них отличались, а наши разговоры, всегда были с совершенно взрослым взглядом на жизнь, особенно после развода родителей
Весна на улице, конец учебного года и я такая гордая иду с грамотами о хорошей учебе и благодарностью от школы о моем воспитании для родителей. Это было моё последнее счастливое воспоминание об окончании школы. Идя с таким счастливым лицом, об этом я даже не подозревала. Придя домой, я застала родителей в ругани, отца очередной раз уволили с работы.
Я подала на развод!
Кричала мама.
Собирай вещи и уходи жить в гараж!
Продолжала она.
Это мой дом! Здесь всё моё! И жить я буду, здесь!
Отвечал отец.
Кати дома не было, а значит, для меня не было поддержки. Я зашла в комнату и продолжение разговора не слышала. Опять же правила из воспитания, «никогда не влезать в разговоры родителей и не подслушивать». Я сидела и думала над мамиными словами, серьезно ли она и что будет дальше, если это всё-таки окажется правдой? Ход моих мыслей нарушила мама. Она влетела в комнату, с криками о том, что уезжает в город с Катей, которая уже за это время успела вернуться со школы, а мне спецзадание сварить гречневую кашу. Я растерялась, потому что никогда её не готовила. Мама объясняла про какие-то стаканы воды, стаканы гречки, но я не понимала, что такое ½, и спросить я не могла, потому что мама итак была без настроения и я чувствовала, что это пахнет дячкой. Промолчала, сделав вид, что я всё поняла, а сама надеялась на то, что разберусь.
Кто умел готовить гречку в девять лет? Наверное, кто угодно, но только не я. Первым делом мама после своего возвращения из города, пошла, проверять, что я там наготовила. Папы дома не было, он ушел вслед за мамой, и я поняла, что сейчас кому-то будет хана. Папы дома нет, заступиться некому, гречка сварена ужасно, однозначно меня сейчас убьют. Открыв кастрюлю и увидев весь этот ужас, я посмотрела на маму, и пол, будто ушел из-под моих ног. Она ударила меня, и я в считанные секунды оказалась лежать на полу с разбитой губой. Подняв меня за грудки, мама прижала меня к стене так, что мои ноги оторвались на метр от пола. Глядя в глаза и прошипев сквозь зубы «зачем я тебя вообще родила?», она отпустила меня, услышав, как в дом зашел отец. Конечно, он видел, что с нами что-то не так, особенно со мной. Я стояла с разбитой губой и глаза наливались слезами, где-то в душе наружу рвалась моя обида, но я держалась, что бы, не давать новый повод для скандала родителям, сегодняшний день итак был не самый лучший.
Ты что? Опять руки на ребенка распускаешь? Ира, иди сюда. Что у тебя с губой?
Ничего.
Осталась на месте стоять я.
Совсем ребенка зашугала! Идите в комнату, нам с мамой нужно поговорить.
Конечно, мы не знали всего разговора, да и нам самим было, что обсудить с Катей. Она очень любила маму, и теперь эти вопросы о том, кто с кем останется, были серьезнее, чем нам казалось раньше. Должны ли были мы принимать решение самостоятельно или за нас уже всё решили? Разделят ли нас или мы будем все вместе с мамой? А если я останусь с папой? Где я тогда буду жить? Вопросов было много, но ответа не было ни одно. Нам оставалось только ждать, надеясь на то, что время всё расставит на свои места. А может родители всё же не станут разводиться? Хотя бы ради нас и ради наших семейных традиций, а их было очень много, и я всегда думала о том, что когда я вырасту, у меня будет такая же большая семья, в которую я внесу эти традиции для памяти.