Как и я, мрачно согласился Гилмор.
Могу добавить, что осквернитель, по всей видимости, человек необузданный. Даже агрессивный.
Рваная одежда?
Совершенно верно! У него в руках нож, которым легко разрезать ее. Для чего рвать?
Страсть?
О! удивленно воскликнул профессор. А ведь вы правы! Неплохо! И последний важный вопрос зачем он забрал голову леди Моллиган?
Не знаю.
Нам необходимо выяснить это, Гален, произнес Валентайн. Это очень важный вопрос. Если он тратит усилия на то, чтобы отрезать ее, а также рискует тем, что уносит голову прочь из склепа, следовательно, она представляет для осквернителя особую ценность. И я не могу с точностью утверждать о проникновении. Было бы полезно, чтобы тело исследовал акушер или женский врач.
Это невозможно, резко отрезал Гилмор. Речь идет о племяннице графини Уэйнрайт. Одно то, что мы с вами здесь и видим все это уже безнравственно.
Деликатное дело, кивнул Аттвуд. Понимаю. Вряд ли кому придется по душе огласка информации о том, что его ближайшего родственника, недавно усопшего, подвергли таким надругательствам.
Это скандал, Валентайн. И несмываемое пятно на репутации графини и ее семьи.
Только вы и я? профессор хитровато прищурился.
И никто более, подтвердил инспектор. Я пообещал леди Уэйнрайт.
А как же мистер Такер?
Он будет молчать, жестко отчеканил Гален.
Верю, понимающе кивнул Аттвуд. Ну что ж, тогда придется все делать самому.
Благодарю, Валентайн, Гилмор пожал руку доктору. К тому же неплохо иметь столь знатную особу, как графиня, в должниках!
Профессор продолжал дюйм за дюймом исследовать тело усопшей. Затем он неожиданно склонился над покойницей и принялся втягивать носом воздух, принюхиваясь.
Что вы делаете? удивился инспектор.
Слышите запах?
Нет.
Странно, пробормотал Валентайн.
Он вдруг приподнял правую руку Эдит и почти вплотную приблизил к ней свое лицо.
Вот оно! Идите сюда, Гален!
Заинтригованный, инспектор Гилмор встал на подиум подле доктора.
Понюхайте ее, Аттвуд кивнул на руку покойницы. Ладонь и запястье.
Дьявол! Чувствую себя шакалом подле мертвечины.
Он выполнил просьбу Валентайна, и его брови удивленно приподнялись кверху.
Шоколад? Булочки?
Так же подумал и я! довольно воскликнул Аттвуд. Это корица, мой друг! Самая обычная корица!
Но откуда?
Если вы о происхождении пряности, то из Цейлона.
Не острите, Валентайн.
Ароматизированная настойка. По видимому, выжимка из высушенной коры. Видите? Следы жирности на запястье.
Они свежие.
Верно! Их нанес наш осквернитель.
Для чего?
Пока не знаю, ответил Аттвуд. Однако очевидно, что запах довольно сильный. Вызывает ассоциации с выпечкой или сладостями, которые традиционно приправляют корицей.
Хотите сказать, что он сделал это из-за аромата?
Возможно.
Может, он возбуждает его чувства?
Похвально, Гален. Я подумал о том же. Это весьма интересный факт.
Гилмор сошел с подиума, не желая больше смотреть на обнаженное тело покойной Эдит.
Почему он забросил ее руки кверху?
Почем знать, что у этого мерзавца в голове, ответил инспектор, отряхивая руки от пыли. Это имеет важность?
Я про то, что в подобном нет никакого смысла, раздумывал вслух Аттвуд. Относительно ног и приподнятого таза все ясно. Но чем мешали руки?
Гилмор удивленно взглянул на доктора.
А все остальное здесь вам кажется логичным?
Я ищу алогизмы, мой друг, исходя из существующего положения вещей. Если произошло такое гнусное преступление, следовательно, для нашего насильника оно вполне логично и укладывается в его видение жизни. Наша задача постараться понять ход его мыслей, угадать его желания, возможно даже, почувствовать сопричастность с ними. Те же детали, которые, видимо, выбиваются из такой пусть даже извращенной логики, мы обязаны определить и разгадать их значение. Знаете, что? Валентайн продолжал изучающе смотреть на мертвое тело девушки. За неимением фотографа, зарисуйте-ка еще и расположение трупа.
Вы серьезно?
Вполне.
Ладно, Гален пожал плечами, но достал блокнот и карандаш. Учтите, это будет схематично.
Если мне не изменяет память в газетах писали о продолжительной болезни мисс Моллиган?
Вполне.
Ладно, Гален пожал плечами, но достал блокнот и карандаш. Учтите, это будет схематично.
Если мне не изменяет память в газетах писали о продолжительной болезни мисс Моллиган?
Да, подтвердил инспектор, делая наброски в блокноте. Однако детали мне неизвестны.
После того, как Аттвуд выпрямился и соскочил с подиума, на котором находился гроб, а инспектор сделал рисунок, они еще около получаса исследовали полы в усыпальнице, а также территорию вокруг нее. Но ничего более не обнаружили. Валентайн попросил взглянуть на изображение отпечатка от обуви. Несколько похожих отметин еще сохранились подле входа в крипту, и еще один след оказался в пыли сразу за порогом внутри склепа. Судя по размеру и рисунку подошвы (гладкая с едва различимыми поперечными полосками), отметины не принадлежали обуви доктора Аттвуда, Галена Гилмора и смотрителя кладбища.
Однако такая подошва и размер у доброй половины мужчин Лондона, с разочарованием в голосе отметил доктор. К тому же этот след может принадлежать кому-то из похоронной процессии.
Вы правы насчет распространенности подметки, Валентайн. Что же до остального то отпечаток относительно свежий, тогда как других я не обнаружил. Их успело притрусить пылью. Это вполне может стать уликой и помочь найти негодяя.
Когда на Хайгейтском кладбище было закончено, Аттвуд и Гилмор, сев в экипаж, направились к графине Уэйнрайт.
Держите язык за зубами, жестко приказал инспектор смотрителю кладбища перед отъездом. В противном случае упеку в одиночку «Пентонвилла» в два счета!
Конечно, конечно! Могила! испуганно подобострастно кивнул Метью Такер и перекрестился.
«Пентонвилл» являл собой современную тюрьму нового образца, которая пришла на смену старым, обветшавшим узилищам. Построенная в 1842 году, она с первого взгляда производила вполне благоприятное впечатление: камеры для узников чище и просторнее, почти без склизких стен и полов, устланных прогнившей соломой. Однако такая образцовость и цивилизованность была показной. Дело в том, что в «Пентонвилле» насчитывалось порядка 520 одиночных камер, которые с первого впечатления могли показаться весьма комфортабельными по сравнению с другими тюрьмами. Здесь и отопление зимой, довольно большое окно, удобный гамак, и даже туалет по последнему слову техники! А также ткацкий станок для работы. Для заключенных, которые пачками валялись на вонючей соломе в сырых и узких камерах, где случаи задохнуться до смерти от нехватки воздуха и зловония считались нормой, эти условия были сродни пребыванию в фешенебельном постоялом дворе. Да сюда весь Ист-Энд пойдет добровольно! Это то и было обманчивым впечатлением. В «Пентонвилле» царила настолько угнетающая обстановка, что узники лишались разума в несколько раз чаще, чем во всех иных тюрьмах. Одиночные камеры забирали самое главное общение. Одиночество было тотальным и жестким. Потому что выходя на прогулки, заключенным надевали железные намордники маски, полностью скрывавшие лица и не позволяющие говорить. Создавалось впечатление, что по тюремному двору в гнетущей тишине бродят живые мертвецы. Тех, кто не выдерживал и снимал маску мгновенно в карцер. Минимум на шесть дней. В сырость, холод, кромешную тьму, на черствый хлеб и тухлую воду из Темзы. От пребывания в таком «номере с удобствами» многие сходили с ума. Это было пострашнее заключения в любую другую тюрьму даже в компанию к самым отъявленным головорезам.
Экипаж спустился с холма Хайгейт. «Уэйнрайт-хаус», куда направились инспектор Гилмор и доктор Аттвуд, располагался в южной части зажиточного лондонского квартала Мейфэйр, неподалеку от Грин-парка. В XVIII веке этот район столицы Британской империи начал активно застраиваться герцогами Вестминстерами из рода Гросвеноров. В число их родичей входил также и граф Уэйнрайт, приходившийся дедом покойному супругу графини Артуру Уэйнрайту, к которой направлялись Аттвуд и Гилмор. Огромный особняк в три этажа, построенный в неоклассическом архитектурном стиле с яркими проявлениями орнаментов греческой классики, вызывал восхищение своей красотой. Экипаж миновал по кругу изысканный фонтан из гранита, по центру которого на плечах трех женщин в туниках лежала огромная морская ракушка, наполненная переливающейся за ее края водой, и подъехал по главной дороге к центральному входу в замок. На пороге особняка карету встречал лакей, который сопроводил прибывших в личный кабинет графини Глэдис Уэйнрайт. Оба гостя в сопровождении прислуги поднялись по каменной консольной лестнице с великолепными балюстрадами на второй этаж, прошлись толстым персидским ковром по длинному коридору, стены которого были симметрично увешаны картинами, и попали в большой зал. Навстречу им быстрым шагом направлялся невысокого роста полноватый мужчина, одетый в темно-коричневый клетчатый костюм. В одной руке он держал большой саквояж, а в другой был цилиндр. Его округлое, немного одутловатое лицо покрыла маска озабоченности.