Радостная книга. Поэзия XXI века - Валентина Заманская 3 стр.


«Вот иду я болдинской Москвою»

Вот иду я болдинской Москвою.
На ветвях слова-шары горят.
И кусты со мною лишь одною
О печали об осенней говорят.

Клумбы, аккуратные могилки,
До весны уснули потаенно.
Хризантемы, словно на прогулке,
День ласкают, сберегая лист зеленый.

День осенний соткан сокровенно
Нитями из злата, жемчуга и шелка.
Серым, синим, матовым, сиреневым
Расшивает день волшебная иголка.

И художник одинокий тайно пролил
Акварели с подоконника неосторожно:
Серый под дождем не высыхает долго.
Будь внимательнее, друг-художник!

Ветер без оглядки побежал по переулку 
Не догнать его, не обуздать, не приручить.
Воробьи заботятся о будущем без умолку,
На бездомье в холода им как прожить.

И Москва, судьбой колец своих заветных,
Околдована, от века и навек окружена,
Воздымает небу светлый лик приветно,
Не чураясь мрака, ветра и дождя.

Я иду красавицей моей Москвою.
Серебром она украшена дождя.
И священной болдинской порою
Злато слов душою собираю я.

«Теперь я знаю, как писали Моцарт и Есенин»

Теперь я знаю, как писали Моцарт и Есенин.
Миры и звезды поворачивались к ним 
Позируя. И оставалось им создать их слепок,
Не напрягая сердце, душу, чувство, ум

Все делалось скорей всего без них За них
Живо-творил, Бого-творил и даже их рукой води
БОГ.

***

Теперь, когда я знаю, как писали Моцарт и Есенин 
Теперь я знаю главное: не опоздать  успеть
Договориться с листьями, чтоб не желтели,
Пока тетрадь достану, чтобы их воспеть.

А желтый лист на белый лист бумаги
Придет и ляжет сам. Теперь не торопись.
Теперь он полон жертвенной отваги
И сам подсказывает  не суетись.

Без суетности вся природа величаво
Заглядывает в чистый лист через плечо:
Она готова. Ты, поэт, готов ли 
Писать душой? Живо-писать ее?

Лишь для тебя не шелохнется лист осенний,
Лишь для тебя струною ветка прозвенит.
И миг, чтоб мир сумел его запомнить 
Тебе он даст себя на миг остановить.
Тебе достанется совсем-совсем немного:
Успеть взять карандаш, перо, тетрадь
И, испросив крестом благословенье Бога 
Писать. Всего лишь  живо-записать!

Тебе останется совсем-совсем немного:
Листок, что осень не успела, кровью сердца обагрить.
Тропинкою, что затерялась в беспредельностях,
Сердца влюбленных страждущих  соединить.

Тебе останется совсем-совсем немного:
Весь мир в добре и зле, как есть он  полюбить.
Тебе останется и уж совсем немного:
Часы, секунды, ночи, дни  забыть.

Тебе останется совсем-совсем немного 
Забыть, что сердце есть живое у тебя.
Останется принять тот крест от Бога 
И всех любить: тебе ведь все теперь родня.

Коли запомнил крепко, что тебе осталось,
Бери без робости заветный белый лист.
Теперь пиши  смиренно, терпеливо, величаво:
Величье мира и листа не терпят суеты.

Теперь, поэт, пиши.
Живо пиши!

«В руки карандаш возьму, палитру, кисти »

В руки карандаш возьму, палитру, кисти 
Словом нарисую солнечную летнюю поляну,
Рифмой земляничку алую да сочную выпестую,
За углом, на перекрестке меж землей и небом встану.

Соберу поводья звонких хохотушек-радуг,
Стану хохотушкою поэзии всех стран, веков,
Разбросаю по Вселенной всей серебряной монетой радость,
Души-птицы лаской освещу да выманю из оков.

Вместе с душами свободными мы мир раскрасим,
Кое-где нечаянно одну лишь желтую мы акварель прольем 
Чтобы солнышко не днями  ночами нам смеялось и сияло,
И голубизну нечаянно плеснем в погрязший в тине водоем.

А потом мы с душами свободными планету новую откроем
И не номером означим, а планетой Счастья назовем.
К ней взовьемся мы на корабле, назвав его Мечтою.
А слова  ключи Творения  уже вручил мне утром ранним Бог!

«Поэзии доступен ум один »

Поэзии доступен ум один 
Лишь тот, что в сердце:
Холодной логике ума
Она противится.

Холодной логикой ума
Законы пишутся.
Поэзия сама умна:
Закон ей  сердце.

Поэзии достоин ум один 
Бессмертный ум сердца.

«В благословенном чуде пребываю »

«В благословенном чуде пребываю »

В благословенном чуде пребываю 
Стихов-игрушек я шары ловлю.
Стихов шкатулки, ларцы открываю 
И изумруды, яхонты беру.

Беру, играя  и стихи не возражают,
Сокровища мне сами нежно отдают.
Омытые любовью, я им возвращаю
Блистающие бриллиантами стихи.

И, как у мира первых дней Творенья,
Стою у бездн творенья на краю.
И стихотворенье за стихотвореньем
Благословляет лучезарный путь.

«Бестолковейшая штука  жизнь поэта»

Бестолковейшая штука  жизнь поэта.
Ничего ему в ней не принадлежит.
Лишь проснется на границе тьмы и света
И уже к листу стремглав бежит.

Лист-тиран его терзает так и эдак,
Проверяет прочность, зоркость глаз.
«А зачем родился ты поэтом?» 
По любому поводу вопрос задаст.

Жизнь поэта  это оправданье
Перед Богом, пред листом, собой.
Это вечно ненасытное свиданье
С жизнью, смертью, небом и землей.

Всех он их вбирает, растворяет 
Кровью сердца их обязан обагрить.
А иначе  стих ему не доверяет,
И глагол кострами не горит 

Теми, что не опаляют бренно тело,
Но поддерживают жар твоей души.
Их не бойся, к ним иди ты смело 
Искрами от тех костров пиши.

Не сожгут они нетленную бумагу 
Истинные Рукописи не горят.
Пробудят они нежданную отвагу 
Только ею с жизнью говорят.

Стих и жизнь простят любые риски 
Оправданье примут им в зачет.
А без рисков лист в тоске прокиснет 
Белу свету белый цвет не донесет.

Белый свет окрасить белым цветом,
Души высветить и выси-небеса 
Для того родился ты поэтом.
Прежде  высвети свой мир ты сам.

Оправдайся перед миром и пред Богом 
Будет мир тебе принадлежать.
Что, проснулся? Слава Богу. С Богом!
На столе лежит твоя тетрадь.

«Четыре часа утра  мир спит»

Четыре часа утра  мир спит.
И только поэт не спит  поэт бдит:
В гулы подземные вслушивается,
Фиксирует: воробей напьется из
                      кормушки или из лужицы.

И воробей, и мир оправдывают
                      надежды его 
Оба, прильнув, заглядывают в окно:
С поэтической любознательностью
                      ты надоел 
Скорей наш портрет пиши
И иди уже  спи!

Откуда берутся стихи

(шуточный цикл)

***

Вот опять стишонок новый написался.
А откуда взялся  так и не признался.

***

Тот стишонок-медвежонок утром написался.
Что явился из лесу  честно мне признался.

***

Семеро стишаток, боевых опяток, вдруг гурьбой возникли.
Марш свой протрубили  все грибы притихли.

***

Пятеро стишат, как мышки, вылезли из норки
И теперь пищат, катаются с восторгом с горки.

***

С ушками пушистый, беленький пришел стишонок 
Ой, ну, просто вылитый озорник-зайчонок!

***

Там стишатки, крепенькие, бравые ребятки,
На лужайке всей гурьбой играют в прятки.

***

Те стишата дружной стайкой зацвели 
Сразу видно, с луга горного пришли.

***

Ох, а тот стишонок маленький, груздок-крепыш,
Силой удивит  и на ногах не устоишь.

***

До чего ж бедовый ты, стиш-кибальчиш 
Ни минутки не посидишь, ни секунды не помолчишь!
О победах всех своих гигантских трубишь
И о том, что на свободе  ты творишь!

***

Там стишонок медленно рождается да долго возится 
Ковыляет еле-еле грустный он с лесной околицы.

***

Тот стишок гуляет в одиночку, спотыкается:
Гордый очень, и ни с кем вокруг не знается.

***

Стиш большой и неуклюжий  бодается, брыкается:
С хитрой рифмой он никак не справится!

***

А оттуда вскачь несется стих-трубадур.
На кого нацеливается? Может быть, на дур?!

***

На столе лежат, никак не улежат карандаши.
На улов сейчас пойдут  писать стиши!

***

Назад Дальше