Ассоциации явных полярностей. Полярности явных ассоциаций - Борис Михин 4 стр.

Козлобородые шумеры
От безвременья не спасут:
«Ты не достоин высшей меры,
Ты обречён на самосуд».

Ты выживешь. И тамплиеры
Тебя признают:
«Камчадал,
Ты не достоин высшей меры,
Ты безнадёжно опоздал».

И возрыдают староверы 
Твоя мужицкая тщета:
«Ты не достоин высшей меры,
Ты опоздал на полперста».

Ты выл, ты жилы рвал и вожжи!
Ты был всегда на полгруди,
Всегда на полприщура позже,
На полувздоха позади.

Но грянул час. Ты скинул бремя,
Ты высоко вознёсся вдруг,
Своё опережая время
На целый круг!

Ты удостоен высшей меры.
А смерть изгрызла удила
И в срок, как говорят шумеры,
Вслед за тобой с венком пришла.

Груба судьба.
Пора бай-бай,
пусть дым ничтожности пластами.
Из всех возможностей остались
дружить и сложно убивать.

И кажется  ещё наддать,
но слишком многие подсдались.
Пока что это просто данность,
бездоказательное да.

Душа моя, скажите, ведь
зачем-то мы не встретим сонмы
прекрасного, и в завтра сонном
дверь есть.
Но будто бы и нет.

Гудит паром, скрипит паром,
Трещит паром брусчатый.
Храпит Харон, трубит Харон,
Мертвецким сном объятый.

И рёв, и стон со всех сторон,
И ветер свищет в уши:
«Проснись, Харон! Подай паром!
Явись по наши души!»

На заберег со всех сторон
Народ стекает с улиц:
«Настало время похорон!
Проснись, проснись, безумец!»

Завяз паром, застрял паром,
Засел паром на мели.
«Вы мне,  взревел старик Харон, 
Смертельно надоели!

Молите, пусть не грянет гром,
Не оскудеет Волга.
Не торопите свой паром 
Живите долго-долго»

Запоёт на лугу коростель
по излому густого заката,
неужели пора отблестеть,
неужели путь к звёздам заказан?

Рассвело, откричал козодой,
отпугали летучие мыши,
только мне бы упавшей звездой,
только мне бы шумящим, камышным.

Заворочается грузный день,
неудача взлетит пустельгою,
и не сможет она не задеть,
и не сможет хотя бы легонько.

Встать навстречу ветрам, посолонь
растревожить сорок жестом поздним,
но не сложится музыка слов,
но не сложится вырваться к звёздам.

Музыка звёздной мистерии
Неуловима на слух.
Плоть её  в тёмной материи,
В тёмной материи дух.

Мается сила бездомная,
Бьётся как рыба об лёд,
В чёрные дыры бездонные
Нос любопытный суёт.

От содрогания в воздухе
Треснул небесный покров,
Слуха касаются отзвуки
Вневременных катастроф.

Это из бездны послание
Преодолело барьер?
Это предзнаменование,
Благовест музыки сфер?

Если попытка не разова,
Если душа запоёт,
Если для нашего разума
Это космический взлёт 

Завтра же двинемся с песнями
Млечные строить мосты.
Да не покроются плесенью
Лики земной красоты!

Стала лишней помощь посильная,
вчера перестлали кровать, и
пакеты со старыми письмами
сожгли, не раскрывая.

Приметите.
Ну, или сталкивались:
смерть  это рождение хлама
и новых жильцов в старых сталинках.
Все так.
Только нет больше мамы.

То ль ковыль разметался в бреду,
То ль головушка клонится долу.
Тридцать лет. Тридцать лет я бреду
Заплутавшими тропками к дому.

Через речку студёную вброд
Перейду. Так быстрей! Так короче!
Что за странный встречает народ?
Почему так потуплены очи?

«Где же мать, где отец дорогой?
Я пришёл успокоить их старость».
«Вот те крест,  говорят,  вот другой.
Остального, прости, не осталось».

Открываются веки с трудом.
Ах какая клубится пылища!
Где стоял мой родительский дом 
Чернокрыло лежит пепелище.

Только воет печная труба.
Только сажа глаза разъедает.
«Не судьба,  говорят,  не судьба.
А другой у людей не бывает».

Люди уходят, и с этим уже никак.
Кто научил бы легко навсегда прощаться.
Люди уходят  быть может, посыл к ресчастью.
Слишком у многого свойство воды  утекать.

Поиск тенька в солнечный день  пример
жалких попыток хоть как-то скрыться от жжений.
Кто научил бы не совершать движений
и, отпуская, временем не греметь.

Часто скрываюсь за фразой «А как быть нам,
если бы все навсегда как-нибудь оставались?»,
но помогает недолго, всегда сдавался.
Кто научил бы жизнь воспринимать  с бодуна.

Кто научил бы меня, что такое  тьма.
Не понимаю, как можно: «тута» и «тама»,
или как можно великое личное «мама»
взять и унизить в безликое слово «мать».

Падают, падают звёзды во тьму.
Падают и умирают.
Это зачем они, это кому
Гроб убирают?

Белым венцом в изголовье лежат
Звёзды былые.
Чёрные ангелы в небе кружат,
Ангелы злые.

Плачься давидски и Бога моли 
Не подобреют.
Что им горючие слёзы мои?
Ангелы реют.

В чёрные трубы трубят и гудят,
Роем кружатся.
Пристально в стылые окна глядят,
В двери стучатся.

Поздно хватились! Стращай, не стращай 
Дом уже в горе
Матушка милая, свет мой, прощай!
Встретимся вскоре.

В блоке питания
встало,  непрочные
ходики мамины,
время закончилось,

нет больше ласковых
рук прикасавшихся,
воск есть на лацкане.
Только вот кажется

С внуками, с криками,
с жизнью в основе, но
щёлкнуло, скрипнуло, 
началось новое.

Вот они: лес и купава,
Где похоронена мать.
Глянул  и сердце упало!
Некому сердце поднять.

Долго ли будет пылиться?
Долго ли будет пылать?
Долго ли будет томиться:
Где похоронена мать?

Вот они: лес и купава,
Вот и сосновая рать.
Где моё сердце упало 
Там похоронена мать.

Победы растрепались в прядки.
И хочется не ордена 
гармонии иных порядков,
других систем координат.

Надкушенностью лунный пряник
напоминал банальность вдрызг,
за облако Оорта* прянуть
бы, медленно аорту вскрыв.

А эти все аэтивсёки?
Конкретности примитивизм?
Не отнести себя к весёлым,
но как иначе, чёрт возьми.

Пускай не нажил я добра,
Зато медалей  полведра!

Махнув рукой, как будто бы пора,
запутавшимися, оглохшими,
поспешно подбирать похожее,
похожее поспешно подбирать.

При этом неосознанно плодить
безапелляционность. Призрачны 
е страхи доверять записочкам.
Он не чита клади их  не клади.

А кто же этот самый главный «он»,
известно.
Правда, не наверное.
Словчить, варенье откровенного
бы перегнать в сакральное вино.

Но не уметь застылость прекратить.
Нас каждого  подобия десятками.
Крутить поспешное по-всякому,
по-всякому поспешное крутить.

Поспешайте одни, я не буду,
Притомился, в углу постою.
Я сегодня опаздывал всюду,
Опоздаю на свадьбу свою!

Постою, покурю, успокоюсь,
Посмотрю на людей из угла:
Разнесла их по городу скорость,
Растрепались её удила.

Не осадишь теперь, не стреножишь,
Не застанешь в ночном на лугу
И угнаться за нею не сможешь.
А быть может, лишь я не могу,

Нерадивый. И неповторимо
В этот час, в этот день, в этот год
Всё живое проносится мимо
И другим исчисленьем живёт:

Там друзей поминают скрижали,
Там мой внук почитаем и сед.
Где-то кони чужие заржали,
А моих избалованных нет.

Унесла их нечистая сила.
И сейчас, в этот день, в этот год,
Где-то свадьба моя прокатила
И пропела. И снова поёт.