Ассоциации явных полярностей. Полярности явных ассоциаций - Борис Михин 3 стр.

И лёгкий на шутку, весёлый с рожденья,
Я часто теряюсь средь ясного дня,
Когда непонятая, как наважденье,
Минутная грусть посещает меня!
И нынче ненастья не ждал ниоткуда,
Но тучи плывут и плывут над крыльцом.
А я в ожидании давнего чуда
Стою с запрокинутым в небо лицом.

Ты искал, но нашел две минуты вчера
и убрёл молчаливо куда-то в себя. Чьи
убили в тебе игрища в чур-чура (?),
а ведь мог бы ещё долго жить и рыбачить,

и не законсервирован  ороговел.
Так подите прочь, разное, сколько ни учишь.
Пьяный, расконвоированный мозг горел
и всегда знал это: «Чем мертвее, тем лучше».

Пусть любовь  даже рыбе известно, продлясь
покалеченной, но всё же сорванной с лески 
лишь этическая категория для
человечества-точки в объеме вселенском,
а душа  только авторша Упанишад,
но задавшись конкретным, как рыба, вопросом
«почему без тебя очень трудно дышать?»,
мне ответить, как рыба, довольно не просто.

Вылось.
Хочется лечь и укрыться хвостом.
И зима. Я не знаю зачем, только всё  казематом.
Ты искал, но нашел пустоту и восторг,
и вот в этом, вот в этом тебя понимаю.

Батя жил земно и не лукаво,
Сообразно силам и уму;
А чего моя душа взалкала 
Не пойму!

Матери поклон земной отвесил,
Скрылся за холмистою грядой.
И по белу свету зачудесил,
Загулял парнишка молодой!

О себе нимало не печалясь,
Я разлуку чувствовал острей.
Если что-то в жизни получалось,
Я спешил разрушить побыстрей.

Чем тошнее, тем оно и лучше, 
В забубённом этом кураже
Ни в тайге, ни в городе Алуште
Не нашёл я благости уже.

Я забросил хлопотное дело,
Поселясь в столичном терему.
Но с чего душа осиротела 
Не пойму!

Конгломерат противоречий,
лаборатория попыток
и общепит типа вареничной
примером быта;

оно всегда под настроение,
на памятнике вечен голубь
и обувщик чуть-чуть стройнее
гоблина.

А далее (всегда есть далее)
разрывы плотности пространства.
Закончилась (да и не дали)
жизнь, это странно.

Пробивает Ницше
Дырки в звездной нише,
Брызжет из-за туч
Запредельный луч.
По Европе шустро
Рыщет Заратустра.
Всех глаголом жжет
И безбожно лжет.
Мы его поправим,
Угостим, поздравим!
«Не горюй, браток!
Вот тебе цветок,
Вот тебе рюмашка;
Вот тебе ромашка.
Ты не засти день,
Не мечись как тень;
И словесным ядом,
И соседством с адом
Не пугай ни нас,
Ни народных масс.
Ты махни рюмашку,
Да нюхни ромашку!»

А разнообразию чистых энтропий
нет счёта (см. на картины кубистов),
и разум танцует с восторгом, с притопом.
Свобода  всего лишь возможность убийства,
и снова след в след,  то ли ты, то ли канешь;
вверху Млечный Путь режет по радианту
пространство событий, пейзажи шикарнейшие.
Тут смерть родилась.
Да и нас родила тут,
ведь в сущности, что мы (?)  приплод мародёров:
собрать с предыдущих награбленный ими
хабар.
Только в этом есть определённость,
а всё остальное  лишь способ дать имя.

На кучках культуры различных формаций
кровавые знаки натур человечьих.
Я видел их, и, рапортуя по рации,
не знаю  награда мы или увечье.

Помнишь песню «В тёмном лесе»?
Отрясая страх и дрожь,
В тёмном лесе Герман Гессе

Мечет бисер  звёзды всходят,
Мириады ясных звёзд!
В зимнем небе  зверский холод
Выстужает Млечный мост.

В зимнем лесе  злая вьюга.
На полуночном мосту,
Не взирая друг на друга,
Звёзды мёрзнут на посту.

Чтоб шальной кометы глиссер
Не волок по небу хвост 
Не мечите мелкий бисер,
Не расшатывайте звёзд!

Не преодолевая, а катясь,
а верхнее  суть постороннее,
ведь их костяк доподлинно хотят
перекачать любовь стероидами,
и пусть царит, нелепо.
Облака
похожи на течение секреций,
отсутствие в пределе потолка
мешает жить.
Да что уж там,  согреться бы.

Но те и эти, будто в темноте,
подменят вечное копейками.
А помнишь, как, огромное надев,
по бесконечному мы бегали?

А живу я,
Будто лечу, 
Крылья под ветром гнутся,
Сердце зашлось,
Крикнуть хочу
И не могу очнуться!

Будто лечу
В тартарары,
Но о земном печалюсь.
Крылья свело.
Ох, до поры
Вороны раскричались.

Будто лечу
В мире ином
Против своей воли.
Но упаду
Я на земном
Поле.

А где взять сил смотреть на прочих,
когда нет ближних между дальних,
как будто ближних не раздали,
как будто жизнь твоя порочна,
а в то же время, в то же время,
ориентированным, мглистым,
напоминая аутиста,
знать о высоком не наверно.

А в эмоциональных буднях
искать большую беспредметность,
не помнить, выходя, про двери
и ненавидеть обоюдных.

А толку сетовать (ведь жило
и радовалось каждодневно)
об оголённой сути нервов,
о что иначе не сложилось.

Хоронили девочку Анюту,
Плакали подружки и родня.
Не переставая на минуту,
Плакал дождик посредине дня.
Тучи беспросветные нависли,
Гром прогрохотал в прощальный час.

Мачеха оскалилась по лисьи,
Ухмыльнулась уголками глаз.

Империя пала.
Причина для самоубийств.
А как быть иным, не имеющим данную склонность (?),
и вдоль стрелы времени мерно шагают колонны,
и, знаете, им этот путь вовсе не зашибись.

Смешной подобрался на слабой Земле контингент:
двуполый, разумный, но разум скрывающий в перьях
помпезных, жестоких, всегда проходящих империй.

В теньке у дороги, найдя в пыли древний тенге,
погонщик Ли мудро, коаноподобно молчал,
спокойствие Ци от него расходилось кругами.
Луны оригами.
Вибрации ноты варгана.
Всё будет.
Всё было.
И Ли  не в колонне.
И чай.

Летит, летит комета
Из Ветхого завета.
Ошпаренный гонец
Ревмя ревёт: «Конец!»

Прикажете бояться,
Травиться и стреляться?
Прикажите топиться?
Куда мне торопиться! 

Уеду на катере
К чёртовой матери!

Влача.
Бессовестно кровоточат,
поскольку (как всегда) не проторён; а
погонщик Ли, помешивая чай,
смотрел на горы умиротворённо.

Яд ягод Ча немного помогал
не обращать на. Рядом с низким солнцем
луна. Край миски сколот. На лугах
роса. Сансары ободок поклоцан.

Опять же, вышибая клином клин,
и ликом чуть напоминая бога,
чай освящал глотком погонщик Ли,
под ним мир гравитационно прогнут.

Сорвётся стылая звезда,
Сорвётся лист, сорвётся слово, 
Всё будет завтра, как всегда,
И послезавтра будет снова.

Всё повторится в простоте:
В ночи с гнезда сорвётся птица
И растворится в темноте,
Чтоб никогда не повториться.

Всегда не любил патронажных да шефских,
фальшивых аккордов и стульев в проходах,
смотря с отвращением, даже с насмешкой
на брачные игры пространств и драконов,
на ногти, обкусанные экзальтацией.

Всегда не любил д/туши без интеллекта.
И стоит напомнить (чего уж пластаться),
друзей не бывает по определению.

Пунктиром неон, бронированность взглядов
и гипертрофированные потуги.
Всегда не любил 
если с силой и лязгнув,
но если слабей  скромно глазки потупив.