Перекличка с прошлым. Стихи - Владимир Пучков 5 стр.

Да, чистый разум  это чистый разум, 
Он не даёт покоя никому,
Но Кант решил проблему эту разом, 
Я полагаю, только потому,

Что сущностью его был чистый разум
И философия, как чистый бриллиант.
Он корифеем философии стал сразу 
Светлейший ум Земли, великий Кант.

Теперь Сократа диалог
Известен просвещённым людям, 
Нам удалось прочесть меж строк:
 Платон поднёс его на блюде. 

Благодаря тебе, Платон,
Мы знаем много о Сократе,
Когда б не ты, сей камертон
Античный мир мог бы утратить.

Ты записал, что говорил
Учитель твой тебе, народу,
И как он истину любил,
И как отстаивал свободу.

Он всюду истину искал 
На площадях, в местах публичных,
И как утёс, средь волн и скал,
Стоял против толпы безличной;

И не щадил друзей, богов,
И был к себе намного строже:
 Платон мой друг, ну что с того? 
Ведь истина всего дороже! 

Известна эта мысль его.
Сократ Платону, словно брат,
Конечно, старший, очень мудрый.
Платон внимать ему был рад 

Звучали истины, как сутры.

Философ-эрудит, Сократ!
Тебе бы рядом быть с Минервой!
И зная, что ты прав стократ,
Всё ж проверял себя в сто первый.

И здесь, и там, в любом пространстве
Мы можем точку отыскать,
Вернуть её из дальних странствий 
Нам нужно лишь координаты знать.

Всё сущее, вплоть до галактик,
Мы можем в точку поместить,
А дальше знаем мы из практик:
Координаты  это нить;

Она любой объект привяжет
К пространству, времени, мирам
И, если нужно, то укажет,
Где быть ему: иль здесь, иль только там.

За эти знания Декарту
Обязан просвещенный мир.
Не горячись! Садись за парту, 
Учись! Узришь Великих славный пир!

Напрасно Сократа теперь забывают, 
Трудно нам будет без истин его:
«Я знаю, что я ничего ведь не знаю, 
Иные не знают даже сего», 
Я истину эту всегда вспоминаю.

Святая наивность  не знать, что не знаешь
Сократа, Платона и много чего!?
Да, трудно признаться, чем ты обладаешь,
Тем более трудно, коль нет ничего.

Юрию Ракше,

художнику и гражданину

Стоит он у холста, что на мольберте,
Мешает краски, держит кисть в руке,
И вдруг ему подумалось о смерти,
Что притаилась тут, невдалеке.
Давно уже недуг его терзает,
Но в близкую кончину веры нет, 
Ведь возраст  с небольшим лишь сорок лет, 
И, слава Богу, дух его дерзает.
Да, дух его дерзнул взлететь высоко,
Чтоб Русь посконную окинуть с высоты:
Сквозь времени прошедшего пласты
Духовным и художественным оком
Познать явленье русской красоты.
Достойно быть на полотне суровым
Событиям истории Руси,
Давно минувшим и омытым кровью, 
Победы цену дал Господь вкусить!
Плывут чредой истории картины,
Но разум выбирает среди них
Такие, что ложатся на триптих
И связаны с тем временем причинно.
Остановился взор на поле Куликовом
И битве, состоявшейся на нем;
Увидел он, как кони бьют подковой
И воинов сердца горят огнем.

А прежде были проводы дружины
На смертный бой за Веру и за Русь:
Объятья, поцелуи, слезы жинок,
И у детей в глазах восторг иль грусть.
Блестят на солнце шлемы и кольчуги,
В движении мечи слегка звенят.
Средь провожающих в почетном круге
Жена Димитрия, и все глядят
Вослед дружине, уходящей к Дону,
Благословенной колокольным звоном.
А раньше чуть Московский князь Димитрий
Благословения у Сергия просил.
В простой одежде старец и без митры, 
Могутный3, мудрый, полный сил.
Он  воплощенье святости и духа,
Что русский дух крепят четвертый век, 
Для крестного знаменья поднял руку:
Благословенны Русь и русский человек.
Спешит художник выплеснуть виденья
Изображением на серый холст, тугой:
Тотчас же кисть его без промедленья
Включается в творенья день шестой4.
Но день шестой объял собою годы
Раздумий напряженных и труда,
А в сорок три  духовная свобода.
Зачем же его падает звезда,
Что отличалась яркостью всегда?

Юрию Ракше,

художнику и гражданину

Стоит он у холста, что на мольберте,
Мешает краски, держит кисть в руке,
И вдруг ему подумалось о смерти,
Что притаилась тут, невдалеке.
Давно уже недуг его терзает,
Но в близкую кончину веры нет, 
Ведь возраст  с небольшим лишь сорок лет, 
И, слава Богу, дух его дерзает.
Да, дух его дерзнул взлететь высоко,
Чтоб Русь посконную окинуть с высоты:
Сквозь времени прошедшего пласты
Духовным и художественным оком
Познать явленье русской красоты.
Достойно быть на полотне суровым
Событиям истории Руси,
Давно минувшим и омытым кровью, 
Победы цену дал Господь вкусить!
Плывут чредой истории картины,
Но разум выбирает среди них
Такие, что ложатся на триптих
И связаны с тем временем причинно.
Остановился взор на поле Куликовом
И битве, состоявшейся на нем;
Увидел он, как кони бьют подковой
И воинов сердца горят огнем.

А прежде были проводы дружины
На смертный бой за Веру и за Русь:
Объятья, поцелуи, слезы жинок,
И у детей в глазах восторг иль грусть.
Блестят на солнце шлемы и кольчуги,
В движении мечи слегка звенят.
Средь провожающих в почетном круге
Жена Димитрия, и все глядят
Вослед дружине, уходящей к Дону,
Благословенной колокольным звоном.
А раньше чуть Московский князь Димитрий
Благословения у Сергия просил.
В простой одежде старец и без митры, 
Могутный3, мудрый, полный сил.
Он  воплощенье святости и духа,
Что русский дух крепят четвертый век, 
Для крестного знаменья поднял руку:
Благословенны Русь и русский человек.
Спешит художник выплеснуть виденья
Изображением на серый холст, тугой:
Тотчас же кисть его без промедленья
Включается в творенья день шестой4.
Но день шестой объял собою годы
Раздумий напряженных и труда,
А в сорок три  духовная свобода.
Зачем же его падает звезда,
Что отличалась яркостью всегда?

Спешит его рука, торопит разум
Но каждый образ говорит: «Постой,
Еще, еще работай надо мной».
Да, вот такое не напишешь сразу.
О, как медлительны движения порой!
И снова боль, а вместе с нею слабость, 
Они приходят как-то невпопад, 
Ну, как работать плотно и подряд?
В душе его страдание и радость,
И мысль одна: «Успеть бы этот труд
Окончить к круглой дате, юбилейной.
Дай, Господи! Молюсь благоговейно.
Мой час пришел, сегодня я умру,
Картины же мои пускай живут»
С трудом он отошел чуть от мольберта.
«Поставил, кажется, последний штрих», 
Подумал он, взглянув на свой триптих:
В душе светло и мысли нет о смерти.
Но вдруг упал и так навек затих.
Вот так и воины на бранном поле
Достойно уходили в мир иной
За Веру и за Русь, исполнив Волю
Того, кто правит миром и судьбой.
Он с ними пал на поле Куликовом,
Сражаясь духом за Святую Русь;
Исполнен долг и дух его раскован, 
В наследство людям: торжество и грусть.
Художник, гражданин и воин, 
Он вечной памяти достоин.

Казимиру Малевичу

Взгляни вокруг,  увидишь цвет
И то, что мы зовем фигурой;
Они всегда, сомнений нет,
Рождают в ясных душах свет
Или презренье в душах хмурых.

Вот наступил двадцатый век,
И год пятнадцатый сгустился;
Давно уж Черный человек
С мечом в Европе объявился;

С плеча он рубит второй год,
Кругом  вражда, везде  раздоры,
Война гуляет по просторам, 
Как будто гибель в мир идет.

Но жизнь есть жизнь, она  во всем:
В труде, искусстве, песнях, стонах, 
Не истребить ее огнем,
Не отменить ее законом.
И в то же время на Земле
Художник был, творил как прежде,
Но душу он держал в тепле
И сокровенной жил надеждой.

Вот устремил он в космос взгляд
Души мятущейся и страстной, 
Увидел черный там квадрат
И черный крест в овале красном.

В квадрате том застыла мысль,
В овале  время и пространство
Нет, нет! Судить не торопись,
Что было б лучше Санчо Пансу

Для нас писать. Призыв звучал:
«Долой искусство для искусства!»
А взгляд Горгоны умерщвлял
Творивших дух, будивших чувство

И горы мертвых душ и тел
На фоне неба, как курганы.
Творец квадрата чудом цел,
И устоял пред ураганом.

Но поглотить стремилась мгла
Его квадрат и крест в овале.
Несправедливости игла
Пронзила дух, что был в опале

Хитер и страшен Вельзевул:
Он губит то, что не по нраву.
Но миру вновь Творец вернул
Полотна Мастера по праву.

Теперь квадраты будят мысль,
А крест с овалом  людям в благость.
В борьбе со злом заложен смысл:
Страданья, труд,  да будут в радость!