«Слышу твой негромкий голос»
Слышу твой негромкий голос,
Вижу твой негорький взгляд
Снова сердце раскололось,
Словно год тому назад.
Лишь на год ты стала старше.
Я на много лет старей.
Не желаю знать что дальше,
Сколько мне осталось дней!
Но, конечно же, москвичка,
Твоя доля не моя.
Скоро, вольная ты птичка,
Улетишь в свои края.
Но пока еще я слышу
Твои тихие слова,
Я по крайней мере вижу
Ты здорова и жива.
«Тебе достаются развалины слов»
Тебе достаются развалины слов,
Известных тебе от и до,
А мне остается такая любовь,
О которой не знает никто.
Не знает она поцелуев и встреч,
И раннего утра вдвоем,
Зато ей известна небесная речь,
Звучащая в сердце моем.
Тебе я не нужен, с тобой по пути
Не мне, а другим. Ну и пусть!
И снова дорогу тебе перейти
Я больше уже не решусь.
Но если наполнились смыслом слова,
Как старые кубки вином,
То, значит, душа их пребудет жива,
Уже не подвластная нам.
Женщине
Ты живешь или делаешь вид, что живешь,
Ты ночами всем телом любимого ждешь,
Но все тихо на улице, тихо в дому,
И похоже, что ты не нужна никому,
Потому что иначе бы звякнул звонок
У дверей, телефон бы запел и замолк,
Потому что, волнуясь, ты трубку сняла
Или, бросившись к двери, замок отперла.
И он входит и дышит, с тобой говорит,
Обнимает тебя, поцелуем дарит,
И весь дом наполняется жизнью всерьез.
И тебе хлопотать в нем отрадно до слез.
И не надо теперь притворяться живой:
Вот он, жизни источник, в тебе же самой,
И в объятьях его, и в ребенке твоем,
И в том свете, что днесь озаряет твой дом!
Любовь-гроза
романс
Не говори мне о любви,
Ее запасы иссякают.
Еще зарницы полыхают,
Но гром уже затих вдали.
Она одна владела мной.
Она гремела и сверкала,
А мне ее всё было мало,
И я была тогда собой!
Теперь покой в моей душе,
И горизонт ее светлеет,
Хоть сердце тихо сожалеет,
Что буря минула уже.
Не говори мне о любви.
Она грозою прокатилась.
Люби меня. Но сделай милость
Не говори мне о любви!
«Сначала то была влюбленность»
Сначала то была влюбленность,
Очарованье и восторг,
Потом пришла определенность,
Решенье чувств, конец тревог.
Так истомленному лесами
Вдруг открывается, не ждан,
Землепроходцу Океан,
Сливающийся с небесами
Трудна любовь
новогодний романс
Трудна любовь к тебе, моя прекрасная!
Трудна любовь, но с каждым днем она сильней.
Не будет свадьбы это дело ясное,
А вот любовь, ну что мне делать с ней?
Несешь с достоинством ты плечи свои белые.
Улыбка царственная, но не свысока.
Свет от тебя такой, что где же теперь тело мое?
Его уносит теплая река.
В друзьях ты счастлива, в делах искусница.
Приревновать тебя себя же погубить.
Но у тебя душа такая умница,
Она весь мир научит как любить.
Пусть не меня Все это уже выстрадано.
Трудна любовь, ответа не найти.
Ты все равно во мне, моя ты лебедь быстрая.
Лети, лети, мой Ангел во плоти.
Примирение
Я не корю людей, и я их принимаю
Какими вижу их, какими понимаю.
И мне приятно думать в тишине,
Что и они меня восприняли вполне.
«Самое страшное в мире, что только может случиться»
Самое страшное в мире, что только может случиться,
Это когда одиночество в душу к тебе постучится.
Будешь ли ты собакой, брошенной на дороге,
Или старою бабкой, плачущей на пороге
Дома, забытого Богом, или несчастным мужем,
Что над могилой жены дремлет и людям не нужен,
Я не желаю такого даже злодею и вору.
Господи, сбыться не дай этому приговору!
«У нас в пятом классе»
В начале жизни школу помню я
У нас в пятом классе
была учительница истории
такого маленького роста,
что на переменах
принимали ее за девчонку.
В тесной деревянной школе,
в снегах и морозах колымской тайги,
с нами бродила она
теплою пылью дорог
призрачной Древней Эллады.
А школьник Ваtля Урусов,
мрачный и молчаливый,
перерисовывал образы
эллинских статуй
на больших листах
чертежного ватмана.
И слепые кудрявые головы
античных богов и героев
вечною стали сиять
белизною паросского мрамора
в солнечном свете Афин.
Утешение
«У нас в пятом классе»
В начале жизни школу помню я
У нас в пятом классе
была учительница истории
такого маленького роста,
что на переменах
принимали ее за девчонку.
В тесной деревянной школе,
в снегах и морозах колымской тайги,
с нами бродила она
теплою пылью дорог
призрачной Древней Эллады.
А школьник Ваtля Урусов,
мрачный и молчаливый,
перерисовывал образы
эллинских статуй
на больших листах
чертежного ватмана.
И слепые кудрявые головы
античных богов и героев
вечною стали сиять
белизною паросского мрамора
в солнечном свете Афин.
Утешение
(Тема Г. Гейне)
Я утешу свою крошку,
Разведу ее беду.
Исцарапанную ножку
На колени я кладу,
Я целую ее ранку.
Это горе не беда!
Завтра утром, спозаранку,
Не найдешь ее следа.
Пустяки! Рыдать не надо.
Эта кровь еще не кровь.
Для леченья или яда
Предназначена любовь.
Вот когда в крови начнется
Настоящая гроза,
Не дай Бог, тогда придется,
Крошка, выплакать глаза.
Надоедливой даме
Я вас, конечно, видеть рад.
Кто в мире вас достойней!
Но видеть мне Ваш пышный зад
Приятней и спокойней.
Маленькой «Мишке»
русской актерской дочери в Цюрихе, которой в 1992 г. было пять лет
Тоненький комарик девочка Мишель.
Тоненькие ручки, тоненькие ножки, тонкий голосок
Где ты нынче с мамой в мире неуютном?
По каким театрам, пыльным закулисьям
носит вас судьба?
Ты теперь, наверное, в старшем классе школы
и уже не путаешь русские, немецкие, французские слова
Маленький комарик! Мадемуазель!
«Не обижай бездомную собаку»
Не обижай бездомную собаку,
Вкусить ей дай от хлеба твоего.
Прислушайся к другому человеку
К речам его, к молчанию его.
Не огорчайся злобным отторженьем,
Считай его защитой от тебя.
И заплати хоть малым уваженьем
Ко всем, кого Бог дал тебе, любя.
И, может быть, они тебе помогут,
Как ты помог им, глядя им в глаза,
И за тебя замолвят слово Богу,
Когда придет последняя гроза.
«Собаке снится, что она щенок»
Собаке снится, что она щенок,
Несется по лугам со всех щенячьих ног,
Свой пестрый мячик догоняет,
И летний день вокруг сияет.
Зовет ее к себе хозяин дорогой
И гладит холку теплою рукой.
А дома все семейство за столом,
И полон дом покоем и теплом.
Проснулся пес, глаза открыть не хочет.
Холодный дождь седую морду мочит
«Моя собака спит в лесу»
Моя собака спит в лесу,
И очень долго спит.
Над ней две сосенки растут,
И вечность шелестит.
Трава над ней, и снег над ней,
И много долгих дней,
И ночи темные над ней,
А ей не холодней.
Куда сбежал ты, где твой след,
В которой стороне?
А песик шепчет мне в ответ:
«Ко мне!
Ко мне, ко мне, хозяин мой!
Давно пора домой!»
«Слишком мало собаки живут»
Слишком мало собаки живут.
Не успеешь к ним сердцем прижаться,
Как приходит пора расставаться.
Время коротко, боги не ждут.
Принимает бесхитростный рай
Их собачьи наивные души.
Там архангелы гладят им уши
Под неслышимый радостный лай.
Там их кормят невиданным кормом.
Там их славят невидимым хором.
Слишком мало собаки живут,
Потому что, наверное, любят
Слишком сильно. И если уж люди
Призовутся на праведный суд
Их от ада собаки спасут.
Окно
Луна уползает за раму окна.
Небесная ночь холодна и темна.
В окне отражается комнаты свет,
Но это лишь кажется комнаты нет.
И время сочится капелью во мгле
Нам нечем кичиться на этой земле!
Здесь вера ветшает, надежда слаба.
Любовь? Не она ли рождает раба?
Но все-таки мир существует пока.
Поскольку и вера бывает крепка,
Надежда спасает, и даже любовь
Ей-Богу, рождает не только рабов.
А свет, если он отразился в стекле,
Пока еще светит на этой земле.
В Цюрихе
В Цюрихе,
средь маленькой горбатой площади,
играл Чайковского на саксофоне
какой-то негр,
высокий и худой.
И было Божье совершенство
во всем в мелодии,
и в звонком эхе, и в светлом фоне
небес, и озера, и гор
И был покой.