* * *
Наутро Егор проснулся затемно. Включил лампу и вновь погрузился в чтение книги. Тем временем рассвело. Мама погремела на кухне и ушла на работу. Почитав какое-то время, Гоша посмотрел на часы, буркнул самому себе: «Пора!», отложил книгу, оделся и вышел из дома, не выпив даже чашки кофе.
На соседней улице недавно открылся художественный салон. Его туда неделю назад затащила Ленка, милая сокурсница, предмет его романтических иллюзий. «Хочу, чтобы ты выбрал мне изящный подарок!» заявила она. Гоша припомнил, как дрогнуло его сердце, когда они проходили вдоль прилавка с красками. «Ну, что ты тут застрял?» Лена потянула его вперёд к антикварному отделу. Ей пришлось даже прилюдно поцеловать Гошу, чтобы собрать его развалившееся внимание.
Никакого антиквариата они не купили, уж очень кусались цены, а когда вышли из салона, от Ленкиной болтовни у Гоши всё смешалось в голове. Он забыл льняной запах масляной краски, изящные на длинных черенках кисти и прочую художественную мелочь, которая так очаровала его там, в таинственном лабиринте салона
И сегодня Гоша шёл, почти бежал, к заветному прилавку.
Салон открылся буквально перед его приходом, посетителей было немного. Казалось, все они забрели в салон непреднамеренно кто-то погреться, а кто-то просто от нечего делать.
Порыскав глазами и обогнув пару витрин с помпезным антиквариатом, Гоша учуял запах скипидара и через пару секунд впорхнул в отдел художественных принадлежностей. Впрочем, глагол «впорхнул» не точен. Правильнее сказать вломился, ведь медведи не летают, а неуклюжая торопливость Гоши явно походила на повадки проснувшегося по весне таёжного великана.
Затаив дыхание, юноша подошёл к мольбертам, расставленным округ витрины, и тронул рукой лощёное дерево. Неожиданно он ощутил горячее жжение в глазах, неловко зарылся в воротник пальто и отошёл в сторону.
Что-то глубоко личное, роящееся в тайниках его подсознания, вдруг выплеснулось наружу и брызнуло из глаз горячим потоком неизъяснимого наслаждения. Подобного наслаждения, искрящегося на кончиках нежнейших чувств и ассоциаций, он не испытывал никогда, даже в моменты физиологической близости с возлюбленной Ленкой.
Когда волна внезапного чувства схлынула, Гоша сосредоточился и вторично подошёл к прилавку.
На витрине под стеклом лежали таинственные, как египетские мумии, тюбики с масляными красками.
Вам что-нибудь показать? спросила девушка-продавец, с улыбкой наблюдая угловатые движения смущённого посетителя.
Я хочу написать картину, ответил Гоша. Дайте мне краски.
А в какой технике вы работаете? девушка снисходительно прикрыла улыбку ладошкой.
Я?.. Гоша попытался улыбнуться в ответ, но мимика его не слушалась. Не знаю, что со мной. В детстве я рисовал. Но прошло столько лет! Вчера захотел рисовать снова. Не смейтесь, товарищ девушка, мне не до смеха.
Девушка спрятала улыбку и принялась рассказывать Гоше, какие бывают краски. Почему одни из них можно разводить водой, а для других нужны специальные растворители.
Гоша ловил слова девушки, не дыша. Ни одну лекцию в институте он не слушал так внимательно, как этот скромный художественный ликбез.
Вы что-нибудь запомнили? рассмеялась девушка.
О, да! ответ Гоши прозвучал, как хлопок воздушного шара.
Тогда забирайте!
Она торжественно вручила ему набор масляных красок, изящную овальную палитру из фанеры, растворитель-пинен и немного щетинных кистей для первого знакомства с живописью. Ещё Гоша набрал разных холстов и грунтованных картонов. На мольберт денег не хватило.
Желаю удачи! напутствовала девушка и подумала про себя: «Он хороший»
Домой наш герой вернулся предельно счастливый. С порога позвонил в «Курчатник» приятелю и бессовестно наврал, что заболел, и чтобы сегодня его не ждали.
Скинув в прихожей пальто, не разуваясь, Гоша вбежал в гостиную. Он тотчас вывалил содержимое сумки на диван и, как скупой пушкинский рыцарь, стал рассматривать свои приобретения! Перенюхав все тюбики с краской, перетрогав щетину новеньких очаровательных кистей, Гоша призадумался: «Что бы такое написать?»
Оглядывая гостиную, он приметил на серванте небольшую картонную иконку. Это была любимая икона его бабушки. «А что, ничего, простенько и со вкусом!» О том, кто изображён на иконе, Гоша не имел ни малейшего понятия. Бабушка что-то рассказывала, но по юности лет он не слушал. Мама была убеждённой комсомолкой. Отец работал водолазом, вечно в разъездах. Кто он, каких мыслей был человек, Гоша не узнал до самой смерти родителя. Иконка выполняла ритуальную функцию напоминая о доброй бабе Насте, почившей вслед за отцом год назад.
Гоша снял образ с серванта и поставил перед собой, прислонив к заварному чайнику. На картонной репродукции был изображён образ Пресвятой Богородицы с Божественным Сыном на коленях.
Что-то похожее он уже видел, листая альбомы по европейской архитектуре. Но теперь, всматриваясь в икону, Гоша обратил внимание, что фигура и лицо Божьей Матери были написаны совсем по-другому, чем на знакомых ему альбомных репродукциях. Эту нехитрую картонную иконку рисовал как будто ребёнок.
Упрощённый, по-детски непропорциональный контур, аппликативность цветовых переходов. Раньше он этого не замечал. Но странное дело. Ему хотелось нарисовать именно её, и не потому, что все альбомные Мадонны казались куда более сложными для копирования. Держать в руках бабушкину святыньку Гоше было почему-то приятно.
Так будущий церковный художник из всего многообразия окружающего мира выбрал для первого живописного опыта потёртую временем икону древнего канонического письма.
2. Прощай, физика!
Через год Егор защитил диплом и был официально принят в штат Курчатовского института. Игорь Сергеевич Слесарев, его научный руководитель по преддипломной практике, прочил Дивееву место в аспирантуре. Казалось, успешное будущее молодого учёного неотвратимо, как утренний восход солнца. И никто из друзей и сослуживцев не догадывался о том, что имидж талантливого физика давно стал той потёмкинской деревней, за которой Гоша скрывал новый трепетный интерес к жизни.
Мама снисходительно журила сына за поздние возвращения домой. Она всё более примечала увлечение Егора рисованием, но рассуждала так: «У человека должно быть хобби. Пусть Егорушка порисует, авось само и пройдёт».
Один раз Гоша попробовал поделиться с матерью сомнениями. «Мам, может, мне бросить физику и пойти в художники?» как бы невзначай спросил он за ужином. Мама обмерла, отставила тарелку и ответила: «Я тогда, наверное, умру». Гоша постарался обратить в шутку свой неловкий вопрос. Мама даже улыбнулась. Очень кстати задымился в духовке пригоревший пирог. Мама бросилась пирог спасать, и неприятный разговор оборвался сам собой. С того дня сын подобных разговоров не заводил, а на вопросы мамы отвечал: всё хорошо, в Курчатнике им довольны.
Женщина на время успокаивалась и, опасаясь размолвки (не дай бог!), старалась не замечать, как всё более меняется её сын.
Ночи напролёт штудируя рисунок, Гоша стал регулярно опаздывать на работу. Но и это полбеды. Пару часов помелькав в лаборатории (засветив присутствие), он под первым благовидным предлогом исчезал в проходной и бежал в изостудию.
Так прошла зима. Всё разрешилось по-весеннему, само собой. Руководитель изостудии, которую исправно посещал Гоша, добряк и первостатейный график-офортист Щелконогов Борис Андреевич, без труда разгадал тайные намерения своего усердного ученика.
Понимая, что творческую личность во многом делает среда обитания, он предложил Гоше вакансию шлифовщика литографских камней в старейшей в Москве литографской студии на Масловке.
Надо сказать, этому предложению предшествовали долгие раздумья маститого художника. Имеет ли он право тревожить налаженное благополучие молодого учёного? Что, если увлечение рисованием окажется для Егора лишь временным хобби? Ведь так легко сломать прутик, ещё не превратившийся в крепкий ствол дерева.
Однако упорство, с которым Егор вгрызался в плоть изобразительного дела, склонило осторожное суждение Бориса Андреевича к решению: «Пусть попробует».
За день до объявления Егору о вакансии шлифовщика Борис Андреевич здорово напился. «Может, зря я это задумал? повторял он, принимая на грудь очередную порцию армянского коньяка. Да, Егорка сильный, способный, даже очень способный, но он не однолюб. Сейчас он любит художество и решил стать художником. И ведь станет, этакий самозванец! И в Союз художников вступит, и уважать себя заставит! Но вот ведь какое дело. Художество для Егора это лишь способ извлечения прелести, не более. Такие могут жить и без живописи. Начитаются Ван Гога, и чудятся им первородные смыслы! А Винсент-то, отними у него краски, на второй день или с ума сойдёт, или застрелится. Егор не таков. Потоскует с недельку, а потом выдумает себе новую творилку для души с него станется. Музыкой займётся или стихи писать начнёт ему же всё по плечу! Вот ведь какое дело!..» рассуждал мудрый Андреич, подливая коньячок.