Ты что творишь? заорал на него Бакст. Кому машешь рукой? Маме во Францию привет передаешь?! Тебя по-человечески попросили тревожно озираться, как будто здесь о-пас-но!
Так здесь на самом деле опасно, упрямо сказал спецназовец.
Ладно, отстань от него! крикнул репортер. Давай еще дубль! Темнеет! Под натиском французского спецназа исламисты не отступили, они просто разошлись по домам Анри поставил интонационное «многоточие», замер в кадре и выждал пару секунд. Снято?
Вместо ответа корсиканец отрицательно покачал головой и грязно выругался. Анри обернулся. Рядом с бронетранспортером стояли блогеры Шин и Джуно. Японцы непрерывно щелкали фотокамерами «Лейка», а французские солдаты, сидевшие на БМП, показывали азиатам большие пальцы и широко улыбались.
Вы зачем нам картинку испортили? спросил репортер. Вы что, исламисты?
Японцы синхронно развели руками: извините, мол, не заметили, что вы здесь работаете, а Шин добавил, обращаясь к оператору:
Бакст, когда в Ираке ты залез в кадр между мной и умирающим бойцом, я так не ругался. А у меня мог выйти гениальный снимок
Врешь! сказал корсиканец. Ты еще не так ругался, а сейчас вы запороли нам картинку специально, потому что Нильс украл у вас бутылку саке в отеле.
И тут древнейший город Западной Африки накрыло непроглядной беззвездной тьмой возможной предвестницей песчаной бури. На соборной мечети Джингеребер сразу же заголосил муэдзин.
Ужинать пора, миролюбиво произнес Джуно, ну что, пойдем съедим очередного козленка?
Мне кажется, я сам скоро блеять начну. Бакст снял с плеча телекамеру.
Только не говорите, что вы всё саке из нашей бутылки вылакали, сказал Шин.
После ужина они занесли «уставшего» Нильса в «штабной» номер Анри и положили на прожженный в нескольких местах ковролин. Растрепанный звукооператор тихонько хихикал своим одиноким амфетаминовым мыслям и закрывал красное лицо руками.
Бакст объявил, что собирается заняться йогой, чтобы сбросить лишний вес. Он медленно встал на колени, опустился мощными ягодицами на пятки и положил большие ладони поверх колен. Шин и Джуно закинули наверх антималярийную сетку, свисающую с потолка, залезли не спрашивая Анри на огромную кровать, не снимая белые кеды. И уселись по-турецки. Из-за одинаковых модных очков японцы могли бы сойти за братьев-близнецов, но Джуно осветлял длинные волосы в цвет соломы. Оба были родом из Токио, но уже лет десять жили в Париже и вели для японской аудитории суперпопулярный блог о жизни Пятой республики. Анри на правах хозяина занял единственный пластиковый стул и первым выпил из пластикового стакана дефицитный в Сахаре японский напиток. Как это часто бывает в мире военных репортеров, собравшаяся в африканской гостинице четверка (плюс Нильс) никогда не виделась в обычной мирной жизни, но благодаря соцсетям они казались друг другу давнишними приятелями.
А никто не задавал себе вопрос, что в этой жуткой дыре делает повар Оскар? сыто произнес Бакст.
Ты о чем? уточнил Анри.
Как о чем? В понедельник Оскар приготовил нам печеное мясо со сливами, миндалем и луковым мармеладом. Позавчера был козленок на вертеле с соусом из корицы, имбиря и мускатного ореха, а вчера божественный соус пуаврад из жирных сливок, смешанных с консервированной красной смородиной из Швеции Все очень подозрительно.
Признаюсь, я тоже об этом думал, заметил Джуно. И даже спросил самого Оскара.
И что?
Он не особо разговорчив. Но заявил мне, что приехал в Сахару за деньгами.
Это что шутка? Бакст встал на четвереньки, чтобы дотянуться и забрать бутылку у Анри. Деньгами здесь считаются жалкие полсотни евро в месяц?
Бакст, ты не о том думаешь! Слишком целеустремленного Анри не угомонил даже прекрасный ужин высокой французской кухни. У нас пока не снято ни одной боевой картинки, нет ни одного интересного интервью! Putain de bordel de merde! У редакции будет впечатление, что мы летали в Мали не на войну, а на концерт какой-нибудь U2.
Начальник, вокалист Боно играл здесь очень давно, заметил Бакст. Еще до восстания туарегов и переворота в Бамако. Начитанный корсиканец на посадках в самолет всегда спрашивал свежую газету у хорошеньких бортпроводниц, чтобы «не проспать авиакатастрофу и опять снять гениальные кадры».
Он пригубил саке из глиняного стаканчика, украденного в уличной забегаловке, и его смуглое бородатое лицо недовольно исказилось:
Тьфу На их концерт в Тимбукту тогда пришло не более трехсот туристов, да еще столько же местных. Говорят, это был самый тупой концерт за всю историю U2.
Почему ты морщишься, когда пьешь наше саке? строго спросил его Шин. Это напиток класса люкс с редким вкусом зрелого сыра и свежих грибов. Не нравится оставь нам.
Не оставлю, отрезал Бакст и залпом допил теплую жидкость. Я тренирую волю.
Кстати, а как твоя Хабиба поживает? Ты женился на бедной афганской хазарейке?
Она уже далеко не бедная. Бакст помрачнел. Естественно, женился. Это моя традиция. И я свято ее соблюдаю.
Чернобородый корсиканец походил внешне на мафиози, скрывающегося от вендетты в скалах из белого известняка, но на деле был склонен к сопливым переживаниям. Чуть ли не в каждой горячей точке мира он влюблялся в особу женского пола и с риском для жизни (своей и членов съемочной группы) эвакуировал ее в Париж, чтобы честно жениться. В первой военной командировке еще в юности он вытащил из пылающего таджикского Душанбе местную проститутку по имени Женя, раненную осколком мины в грудь. Через год неблагодарная метиска сбежала к хозяину фруктового магазина, зажиточному выходцу из Ирана, показавшемуся более надежным спутником для дальнейшей жизни во французской столице. Бакст мужественно перетерпел удар судьбы и спустя несколько лет вывез из Чечни в Грузию на лошадях через горные перевалы русскую девицу Нину, ставшую на той жестокой войне круглой сиротой. Через полгода сероглазой красавице надоели пьяные рассказы Бакста о разных глупых войнах, и она ушла к прагматичному торговцу люксовыми автомобилями. В одной из последующих командировок в заваленных снегом балканских горах он подобрал на дороге полумертвую Тияну, пострадавшую от группы албанских боевиков. Красивая, но мрачная сербская женщина прожила с ним дольше всех почти три года и вернулась в Сербию, увезя без его согласия немую от рождения дочку Женю. И совсем недавно оператор спас в афганском Бамиане узкоглазую тщедушную хазарейку Хабибу, мывшую полы в штабе движения «Талибан».
Вы заметили, что на второй день при въезде на военную базу у нас перестали спрашивать документы? Бакст решил переключить внимание собравшихся с неприятной темы убежавших от него жен.
Зачем нашим парашютистам по десять раз на дню спрашивать у нас пресс-карты? возразил Анри. Non еn tabarnac[3]. Согласись?
А водители из племени фульбе? Их никто толком не проверял! А эти мелкие догоны, которых ты почему-то называешь охранниками? У них же тоже нет французских аккредитаций!
Наши парашютисты не слепые котята, Бакст.
Начальник, но они проезжают с нами за ворота французской базы с оружием Что это за гребаные меры безопасности? И это как бы в зоне боевых действий!
Они видят, что мы сидим в джипе, значит, местные парни с нами. Что тебя беспокоит?
Начальник, а если эти местные парни тычут тебе в бочину калашниковым? И задумали гребаный теракт на французской военной базе?
Бакст, прекращай смотреть американские сериалы. В мире стало хуже с безопасностью, согласен. Но не до такой степени, как в тупом американском кино.
Это еще что, вступил в разговор Джуно. Однажды мы с Шином целый день катались на черном джипе без номерных знаков по позициям элитной «Золотой дивизии» в Ираке. Мы подъезжали к артиллерийским батареям и снимали, как они лупят по Таль-Афару из систем залпового огня. И у нас ни разу не спросили, кто мы такие.
По вам же сразу видно, кто вы такие, неаккуратно выразился Бакст.
Ты что, расист?
Почему сразу напрягся телеоператор. Я только хотел сказать, что вы не похожи на фанатиков ИГИЛ, пробравшихся в Ирак из какой-нибудь зачуханной Индонезии Понятно, что вы очень интеллигентные азиаты. Или слово «азиат» для тебя недостаточно толерантно?[4]
Сойдет, скупо сказал Джуно.
Окей, но самые крутые меры безопасности были у русских, вспомнил приободрившийся Бакст, удачно отбивший тяжкое обвинение. Идешь, бывало, по военной базе русских под Грозным по колено в грязи Это еще в девяносто пятом на первой чеченской войне было, и испуганный восемнадцатилетний мальчишка, который по какому-то гребаному недоразумению называется часовым, орет тебе из темноты: «Стой! Восемнадцать!», а ты в ответ должен крикнуть: «Пять!» В сумме получается двадцать три. Это и есть правильный пароль. И необходимо было держать в голове три разных цифры, чтобы пройти к штабу. А коды у русских менялись каждые сутки