Она промолчала. Надвинула козырек серой бейсболки на глаза.
Говорят, ты окончила военный институт у арабов? спросил старик.
Да.
В скольких операциях туарегов ты участвовала? спросил он, насыпая в чайник в равных пропорциях заварку и сахар.
В последние месяцы мы в основном разбирались с группировками, которые выдают себя за знатоков Корана.
Подожди, меня интересуют операции против оккупантов. Сколько было успешных
Всего одна. Я сбила французский вертолет Gazelle.
Значит, это ты его сбила?
Да.
И как ты это сделала?
Из крупнокалиберного пулемета «Утес», установленного на пикапе.
А еще?
Говорю же, ни одной. В паре бессмысленных атак мы потеряли десятки человек убитыми и ранеными. У французов потерь не было. По крайней мере, об этом ничего не известно.
Скажи, в чем причина наших неудач?
Мы атаковали колонны натовской армии на верблюдах и глохнущих внедорожниках в пустыне, на открытом пространстве Глупость и отсутствие планирования.
А ты бы как действовала?
Я бы вообще не стала воевать.
Почему?
Сначала должны появиться офицеры, знакомые со штабными картами. И разведка. Я спросила у Орла, есть ли оружие у водителей, которые повезут репортеров, а он не знает.
А еще что?
Отсутствие саперов-подрывников. Есть самоучки, но с ними страшно находиться рядом, даже когда они берут в руки обычную гранату. Послушайте, дядюшка Орион, туареги проиграли эту войну еще до начала активных действий
Как так?
У вас нет лоббистов ни в Европе, ни в соседних африканских странах. Французские власти называют вас террористами, и весь мир этому верит.
Она достала из кармана куртки сложенный в несколько раз лист бумаги.
Два года назад туареги объявили город Тимбукту столицей независимого государства Азавад, что исторически справедливо Я нашла листовку, которую тогда напечатали, в углу багажника машины. Хорошо, не подтерлись
Она развернула пожелтевший лист бумаги и прочитала вслух:
«В связи с полным освобождением территорий, а также учитывая требования международного сообщества, Национальное движение освобождения государства Азавад (НДОГА) решило в одностороннем порядке объявить о прекращении военных операций. Мы торжественно провозглашаем независимость туарегского государства Азавад. Мы не ставим своей целью выходить за его границы. Мы не хотим создавать проблемы правительству Республики Мали, и мы не хотели бы, чтобы возникло впечатление, что мы какая-то воинственная банда, так что с этого момента, когда мы освободили наши территории, цель достигнута, и мы на этом останавливаемся».
Она убрала бумагу в карман.
Очень здравое заявление. И совсем не экстремистское.
И зачем ты мне это прочитала? спросил старик.
А для кого это сочиняли? Для ящериц в пустыне? Никто в мире про этот документ не слышал. Из каждого утюга французы кричали: туареги вот-вот дойдут до столицы Бамако, вот-вот захватят всю страну
Серьезно, что ли? в голосе пожилого бедуина прозвучала растерянность.
О Аллах, упаси нас от проклятого шайтана! напористо продолжила она. Какие же вы дремучие! Французы заявляли, что вы собираетесь сжечь древнюю библиотеку со старинными манускриптами в Тимбукту. Разрушаете древнейшие мечети с мавзолеями. И они принялись бомбить вас. Хотя и не получали одобрения ни в ООН, ни у своего никчемного парламента. При этом все в мире сказали: ах какие эти французы молодцы, спасают мировые культурные ценности
Но за нами правда, мадемуазель Медина.
Ну и что. Побеждает тот, кому поверили.
Я понял твою мысль. Старик вздохнул. Нужна длительная подготовка и большие деньги, а у нас их нет. Так?
Так.
Мадемуазель Медина, мы найдем средства с помощью адмирала Эдуара Гайво! торжественно заявил старик.
И каким образом?
Мы спрячем адмирала и потребуем вывода войск! крикнул старик, ранее говоривший спокойно. Франция первой признает независимость туарегского государства Азавад!
«Тупой и еще тупее» сказала она.
Что? растерялся старик. Как это
Ухватившись за сломанный нос, он принялся его тереть, словно разогревая перед боксерским поединком.
Это название голливудского фильма, дядюшка Орион. Один недалекий паренек решил, что девушка согласилась прийти к нему на свидание. На радостях он открыл шампанское и пробкой убил сову редкой белой породы.
Ты хочешь оскорбить меня, мадемуазель Медина?
Эдуар Гайво еще недавно занимал пост начальника Генштаба Вооруженных сил Франции одной из стран ядерного клуба. Его похищение
Она не успела закончить мысль. В шатре из шкур муфлона раздался звонок спутникового телефона. Вскоре из палатки высунулась голова Орла.
К нам едет Хомахи в голосе юноши звучала радость. Слышите? Теперь уже точно. Сам Омар Хомахи берется с нами за это дело.
Тот самый Хомахи? переспросила она у дядюшки Ориона. Точно он?
Да, торжественно подтвердил старик, командир стражников «Аль-Мирабитуна». Ему подчиняются все джихадисты от Алжира до Чада
3
Псы войны
Лицо французского репортера Анри словно кто-то вырезал из тончайшей белой бумаги для черчения. Над листом этот кто-то махнул небрежно мокрой кистью с оранжевой краской. Раз и вот вспыхнули щедрые веснушки на тонком носу с горбинкой, два и появилась копна медно-рыжих волос. Этому худощавому пареньку и в двадцать, и в сорок можно было запросто крикнуть: «Эй, ты!» Лишь бы потом не схлопотать. Его принимали за своего даже в пабах ирландского Ольстера. Одевался Анри повсюду одинаково в афганских горах у талибов, на разрушенных улицах иракской Кербелы и в родном парижском округе между Китайским кварталом и Национальной библиотекой: голубая рубашка, зеленая куртка военного образца, штаны карго, желто-песочные ботинки. В холодную погоду он доставал из шкафа или походной сумки арабскую куфию из плотного хлопка и свитер.
Bordel de merde![1] Анри c яростью дернул себя за медную челку. Это самая тухлая война, которую я видел в своей жизни!
Начальник, ты умудрился поругаться с самим адмиралом Эдуаром Гайво, сказал телеоператор Бакст. Что тебе еще надо от этой войны?
Смуглый бородатый Бакст был уроженцем неторопливого корсиканского города Бонифачо. Сейчас ему хотелось избавиться от тяжелой профессиональной телекамеры, усесться за стол в кафе безымянного отеля у пожарной части и спокойно теребить золотое кольцо в правом ухе, глядя, как высоченный черный Оскар, повар и по совместительству консьерж, колдует над прокопченным чаном с молодой козлятиной. Уже битых пятнадцать минут они торчали у глинобитного забора в трех шагах от древней мечети Джингеребер, но шеф все никак не мог придумать несколько ярких фраз, чтобы произнести их, глядя прямо в объектив.
Мы поругались, поскольку адмирал Гайво думает об этой войне так же, да только признаться не может. Анри потянул за уголок арафатки, намотанной на жилистую шею, сделал пару резких приседаний, но нужная мысль никак не приходила в голову. Потому и злится Putain de bordel de merde! [2]
Начальник, мы будем записывать стендап или нет? Бакст двинул сильно потяжелевшей к вечеру телекамерой, лежащей на могучем плече. Как раз сейчас гребаное солнце дает ровный свет на твою небритую рожу.
Ничего в голову не приходит! Bordel de merde!
Ну так разбуди Нильса. Пускай он придумает тебе текст
Третий член съемочной группы щуплый белоголовый звукооператор Нильс еще утром начал закидываться таблетками на кодеиновой основе, а к вечеру выяснилось, что он запивал их саке, «позаимствованным» у японских блогеров, соседей по безымянной гостинице. Маленький Нильс давно расклеился и спал в джипе.
Он будет канючить, чтобы мы отдали ему бутылку.
Начальник, солнце уходит. Богом клянусь, еще минут десять, и стемнеет. Тогда накроется твой стендап.
Ну хорошо, поехали
Репортер пошел вдоль глинобитной, в трещинах ограды и заговорил серьезным и даже чуть взволнованным голосом, глядя в телекамеру:
Под натиском французской армии джихадисты не отступили, они просто разошлись по домам.
Заключительные слова стендапа он должен был произнести на фоне боевой машины пехоты, стоявшей в проулке. На «броне» сидели два парашютиста в касках. Они держали пальцы на спусковых крючках автоматов FAMAS Commando и тревожно оглядывались по сторонам. «Тревожно оглядываться» их попросил Нильс, прежде чем отключиться в автомобиле, нагретом скупым зимним солнцем. Было сделано два неудачных дубля: в одном Анри споткнулся на словах «к повстанцам попадешь и совсем пропадешь», в другом варианте все было хорошо, но подвели парашютисты кто-то из них вдруг приветственно помахал рукой, когда увидел, что телекамера направлена в его сторону.