При подходе к дому девушка уже точно решила, что надо что-то менять. Вариантов было, по её мнению, два заставить Аркадия помириться с приёмной матерью или последовать её примеру и выставить Аркашу за дверь, пока ещё не поздно. «Время-то летит быстро, думала Мила, не успеешь оглянуться, и ты уже седая, в морщинах и со вставной челюстью».
Входную дверь она открыла, находясь не в радужном настроении, и сразу закричала:
Аркадий, ты дома?
Ответом ей была тишина.
Мила прошла на кухню, выложила на стол продукты, часть распределила на полках холодильника, курицу засунула в камеру. А чай, печенье и рулет положила в висящий над столом шкаф. После чего она отправилась в комнату. Так и есть! Аркадий спал, укрывшись с головой пледом. На журнальном столике стояла пустая бутылка из-под пива и валялась скомканная упаковка чипсов.
Мила потянула за край пледа.
Вставай, соня! Сколько можно дрыхнуть!
Аркадий открыл глаза, поморгал с полминуты, потянулся и спросил:
Где ты пропадала столько времени?
В магазин ходила.
Целый день?
Ещё и часу дня нет.
Ага! обрадовался Аркадий и вскочил с дивана. Значит, скоро обед. То-то, чувствую, у меня живот с голоду сводить начало.
Я ещё не готовила, сказала Мила, а про себя подумала: «И не собиралась».
Да ты что?! возмутился он.
Сейчас быстро отварю макароны, и там у нас тушёные крылышки ещё остались, проговорила она без особого энтузиазма.
Опять макароны? А эти твои крылышки надо собакам бездомным выбросить. Там же абсолютно нечего есть!
А ты устройся на работу, тогда я мясо на рынке покупать буду, парировала Мила.
Так мне же мать деньги на карточку кладёт. Чего тебе ещё надо?
Она переводит тебе сущие гроши!
Сколько переводит, столько и переводит! отрезал Аркадий, не думая сообщать своей подруге, что гроши отдаёт ей он, оставляя большую часть денег, переведённых матерью, себе.
Вот на эту сумму я тебя и кормлю, сердито проговорила Мила.
Ну, знаешь, возмутился он и не нашёл подходящих слов.
А если бы ты подъехал к ней Мила решила, что настал подходящий момент для того, чтобы вложить в голову Аркадия мысль о необходимости примирения с матерью.
На хромой кобыле, хмыкнул Аркадий.
Я имею в виду по-человечески, с уважением, то и у неё к тебе другое было бы отношение.
Отстань, Милка!
Не отстану! Ты должен вернуть расположение матери, пока не поздно!
Вот скончается старушка скоропостижно, он расхохотался над своей шуткой, и мне наследство свалится.
Свалится, как же! Как вороне сыр!
Зараза ты, беззлобно выругался он, умеешь человеку настроение испортить. Кстати, ты что же, столько времени в магазине была? Взгляд Аркадия стал подозрительным.
Нет. Подругу встретила, призналась она неохотно.
И вы столько времени сплетничали?
Мы не сплетничали. Просто посидели в кафе. У Даши всё нормально, семья, муж, ребёнок.
Памперсы, кастрюльки, куча грязного белья, насмешливо проговорил Аркадий.
У меня только памперсов нет, рассердилась Мила, зато горы грязной посуды в наличии. Ты даже тарелку за собой не вымоешь!
А зачем? У меня баба есть, то есть ты. Мыть посуду бабское дело.
Как ты мне надоел!
Могу съехать, почёсывая под мышками, равнодушно проговорил Аркадий, на мой век баб хватит.
Мила замолчала и закрылась на кухне.
Прошла неделя. Погода продолжала баловать горожан. А может быть, просто усыпляла их бдительность
Михаил Муромцев сидел под зелёным зонтиком уличного кафе со своей девушкой Вероникой Бубенцовой. Молодые люди с удовольствием ели мороженое из небьющихся округлых вазочек. Мороженое было фирменным, с орехами и мармеладом. Вероника его просто обожала. А Михаил ел его с ней за компанию.
Завтра во сколько увидимся? спросила Вероника, с сожалением соскребая со дна вазочки остатки мороженого.
Я завтра, Бубенчик, не могу, ответил Муромцев.
Ну почему, Миш?!
Потому что мне обязательно надо завтра к тёте Ире забежать.
Ты же сказал, что ей стало лучше и она сама со всем справляется.
Так-то оно так, но всё равно присмотр нужен. Не забывай, что у неё никого, кроме меня, нет.
Ты же говорил, что есть приёмный сын?
Номинально есть, не стал спорить Михаил, но тётя Ира ему абсолютно не нужна.
Ага, ехидно проговорила Вероника, а если с твоей тётей Ирой что-то случится, то он первым прибежит. Ты сам говорил, что она дама обеспеченная.
Бубенчик, строго проговорил Муромцев, не наше с тобой дело чужие деньги считать.
Ладно, не злись, вздохнула Вероника, я пошутила.
Я так и понял, покладисто отозвался Муромцев.
Тогда возьми меня с собой.
Михаил задумчиво поглядел на девушку и покачал головой.
Но почему? возмутилась она. Познакомишь меня со своей тётей Ирой.
Она мне не тётя.
Всё равно! Вероника притопнула маленькой ножкой.
Рано ещё, Бубенчик.
А когда же будет в самый раз?
Я сначала расскажу тёте Ире о тебе. Подготовлю, так сказать, почву. А потом уже пойдём к ней вместе.
Вечно ты, Мишка, осторожничаешь, сердито отмахнулась от него девушка.
Так я же хочу как лучше, начал оправдываться он.
А ты знаешь, Мишка, что благими намерениями выстлан путь в ад.
Типун тебе на язык! почему-то испугался он.
Так это не я придумала, пожала плечами Вероника и велела: Ладно, проводи меня домой. А то уже поздно.
Пошли. Он обнял её за плечи, и они зашагали в сторону её дома.
Глава 2
За окном шёл холодный дождь. Тёплое бабье лето сменилось неожиданным похолоданием.
Хороший хозяин в такую погоду собаку на улицу не выгонит, говорят в народе. Вот и следователю Александру Романовичу Наполеонову, который для друзей был Шурой, не хотелось покидать тёплую дежурную часть отделения. Впрочем, не ему одному, всем дежурившим в эту ночь сотрудникам.
Эксперт Афанасий Гаврилович Незовибатько кемарил, и виделась ему его жена Оксана. Вот она вплыла в гостиную и поставила на стол большую тарелку с варениками и сметану.
Оксана у него удивительная, и умная и красивая, и хозяйственная. И не пилит никогда ни из-за денег, ни из-за того, что на работе муж пропадает и днём и ночью. Многие коллеги ему откровенно завидовали, говоря по поводу и без повода, везёт же некоторым. Незовибатько и сам был уверен, что ему повезло с женой. Да и с тёщей тоже. Не мог он пожаловаться и на тестя. А дети это вообще святое.
Афанасий Гаврилович сладко вздохнул и открыл глаза.
Судмедэксперт Зуфар Раисович Илинханов, который почти всегда читал специальную литературу, закрыл книгу и обвёл взглядом окружающих.
А старший лейтенант Любава Залеская читала очередной детектив.
«Мало ей в жизни криминала», думал Наполеонов, глядя на строгое девичье лицо с милыми ямочками на щеках.
У Любавы было два любимых героя Пуаро и начальник отдела убийств Василиса Никитична Воеводина, которая была не так уж намного старше Любавы, но успела побывать в двух горячих точках.
Фотограф Валерьян Легкоступов смотрел вроде бы на дверь, но Наполеонов точно знал, что Валерьян был погружён в свои мысли и думал он, скорее всего, о фотографиях, которые были для него и работой, и хобби.
В этом высоком красивом парне было что-то от сказочного витязя. Его глаза сейчас напоминали серые прибрежные камни, омытые речной волной.
Глядя на Легкоступова, Шуре порой хотелось воскликнуть: «Да ладно, таких в реальности не бывает!»
Однако он был. Шура вздохнул и перевёл глаза на следующего сотрудника.
Оперативник Аветик Григорян, самый молодой из группы, старательно разгадывал очередной кроссворд.
А судмедэксперт Зуфар Раисович Илинханов не уставал над ним по-доброму подшучивать, вот и сейчас он обратился к Григоряну:
Аветик, не иначе как ты собрался «Поле чудес» покорять.
Григорян молча отмахивался не мешай, мол.
Ну ты хоть привет от меня Якубовичу передашь? не отставал Зуфар.
Передам, передам, лучше скажи слово: русская народная обувь шесть букв.
Лапоть, вклинился в их разговор Славин.
Сам ты лапоть! Ой! Спасибо! Подходит!
Аветик только собрался загрузить Илинханова очередным вопросом, как раздался звонок на пульт оперативного дежурного.
Следователь Наполеонов снял трубку.
Полиция?! Пожалуйста, скорее приезжайте, прокричал молодой срывающийся мужской голос. Убита женщина, он всхлипнул и назвал адрес.
Убийство, произнёс Наполеонов, едем.
Все молча поднялись, и через несколько минут полицейский автомобиль с включённой мигалкой нёсся по залитым дождём улицам.
Серый особняк монолитной глыбой выплыл из темноты. Ворота были открыты. В нескольких окнах горел свет. Едва автомобиль остановился, как с крыльца сбежал человек. Свет от фонаря упал на его лицо, и первое, что бросилось в глаза следователю, были огромные, в пол-лица, перепуганные голубые глаза парня, они буквально сияли на белом, как лист бумаги, лице. Чувствовалось, что он изо всех сил старается не заплакать.