Ну так устрой нам встречу. Камилла высвободилась из объятий и стала собирать с пола осколки. Пауза затянулась. Я пошёл на вызов. Я ему понравлюсь.
Я так не думаю. Она отрезала на грани слышимости, и моё время вышло.
Загнувшись от острой загрудинной боли, хищник вывалился в сад. Экстренная мутация: «Ебическая сила, эта корреляция!». Физиология вампира исключила кардиогенный шок нового инфаркта миокарда, но спровоцировала жажду. Хищника накрыло с головой. Зверь бульдогом метался в каземате. А я матерился, не в силах выявить триггеры, предшествующие её виктимизации. Провокативность Камиллы снова ослепляла, превращая меня в монстра. Хищник решил страдать физически, чем рисковать в обличии смертельно оголодавшего вампира и вышел из мутации.
Чтобы отвлечься от диких позывов и боли, как-то переживая регрессию, я переключился на собак. Они были увлечены разделыванием арбуза. Вкусовые пристрастия распределялись странным образом: Ли предпочитала сочную сладкую мякоть, а мой чайник с завидным остервенением грыз жёсткие корки.
Парень, ты такой же извращенец, как и твой хозяин «гей». Под мой ржавый хохот на подъездную дорожку въехал автомобиль. Все действия гостя были предельно тихими. Бриг старался не провоцировать болезненную чувствительность дочери к шуму. Ли едва поскуливала, в то время, как мой бестолковый лопух метался с возмущённым лаем возле двери. После напряжённого шиканья из гостиной загремел встревоженный бас:
Детка? Ты где? Не пугай седого папу. Тебе плохо?! Дочь?!
Бледный, хладный, как мой чешуйчатый пресмыкающийся, я шагнул в формацию. Камилла откладывала материал и собиралась спуститься со стремянки:
Папа, я работаю. Всё хорошо.
Рискуя, хищник бережно подхватил девочку на руки, и в тот момент, когда я опускал Камиллу на пол, в оранжерею тяжёлыми шагами вторгся грузный флагман. Беспокойство на его лице сменилось шоком. Я уловил стойкий негативный оттенок.
Гордон?! Вид у Глеба Борисовича был обескураженный. Он так и застыл посреди оранжереи, пока я не подошёл для рукопожатия. Бриг совладал с эмоциями и забасил. Я не поверил твоему отцу, когда он сказал, что ты самовольно покинул отделение реанимации. Попросту, сбежал! Буквально, из-под ножа. А в чём? Сорочке! Как сказал твой отец? Ах, да. «Этюд на актёрскую смелость прошёл блестяще!». Вы! Вы оба два безответственных ребёнка, два эгоиста ты и она!
Он грозил пальцем в сторону удивлённой дочери и жаловал меня нещадным компроматом. Глаза Камиллы всё больше округлялись. Репутация практикующего куроса для обнажённой постановки мне не улыбалась. Я перенаправил Брига:
Благодарю Вашу семью за сочувствие и поддержку моих родителей.
Да ну? И что ты вообще тут делаешь? Бриг недоверчиво обозревал двух каменотёсов в фартуках и резиновых перчатках. Штабеля каменных плит, картонные мешки завидных экземпляров раковин Рапана и двустворчатых моллюсков, живописных отшлифованных морем, голышей. Рядом ведро с водой, лотки с песком и цементным раствором. Прямо на кафельном полу скомпонованный коллаж из чучел морских звёзд. Несколько эскизов, сделанных на кальке и инструментарий с ветошью, разложенные на небольшом рабочем столике. При таком антураже на утренних тяжелобольных мы абсолютно не были похожи. Я усмехнулся и ответил правду, шокировав бедного родителя ещё больше:
Прохожу курс экстренной реабилитации.
Бриг перевёл вопросительный взгляд на озорную дочь:
Детка? Как ты? Почему не в кровати? А уколы? Капельница?
Мы реабилитируемся оба. Папа, чем тебя порадовать на ужин? Дочь уже протягивала встревоженному родителю стакан воды. Бриг пил большими глотками и, захлёбываясь, бормотал:
Родители с ума сходят, а они? Тут. Оба. С ракушками и булыжниками, на строительных лесах и в робе, развлекаются с собаками и травят анекдоты. У этого инфаркт, а у тебя прединсультное состояние. Один Шульгин послушный сын. Уф!
Стас?! Что с ним? Дива побледнела, а я раздавил в ладони раковину. Невинное создание только моргала повлажневшими глазами и взывала ко мне в немом смятении. Бриг промокал испарину гигантским носовым платком и отдувался:
Что с ним? Приехали родители домой. Вот, как и мы. И не узнали сына. Все признаки психогенной амнезии. То ли перепил чего, то ли не доел, то ли обо что ударился Бриг продолжал возмущаться, а разгневанная фурия уже развязывала фартук. Я опомнился, только когда она зловеще прошипела:
Что с ним? Приехали родители домой. Вот, как и мы. И не узнали сына. Все признаки психогенной амнезии. То ли перепил чего, то ли не доел, то ли обо что ударился Бриг продолжал возмущаться, а разгневанная фурия уже развязывала фартук. Я опомнился, только когда она зловеще прошипела:
Люк? Объяснись.
Я немедленно отрапортовал тоном компетентного специалиста:
Очевидно, нарушение мозговой функции вызвано дефицитом тиамина на фоне алкогольной интоксикации или приёмом чрезмерного количества транквилизаторов.
Камилла только картинно закатила глаза и всплеснула руками за спиной отца, а Бриг опомнился, не меняя укоризненного тона:
Так и сказали. Интоксикация. Но он не сбежал со своей реабилитации. А мы поседели на всю голову! Стараясь смягчить встревоженного родителя, Камилла прильнула к отцу. Но тот задался риторическим вопросом. Да что тут за аномалии?
Такой аффектированной реакции она не ожидала. Мне пришлось вмешаться.
Магнитные бури, локального характера. Я досадливо сдвинул брови и применил пси-коррекцию. Острые эмоции нейтрализованы, негативная энергетика поглощена, мыслительные процессы перенаправлены. Бриг всполошился:
Отлично! «Папа?» Камилла старалась понять причину резкой перемены в настроении отца. Я за мамой. Ну, восстанавливайтесь. И Лука, извини. Погорячился. Отец трепетно обнял дочь, кивнул в мою сторону и удалился так же стремительно, как и появился. Камилла перевела на меня разоблачающий взгляд.
Что? Я выглядел, как идиот, не зная истинную причину её претензий: «Полоумный Стас Шульгин? Управляемый отец? Или щекотливая тема моего побега?». Фурия села на винтовой табурет в скептичной позе и смотрела на меня, как на проворовавшегося кота. А я искал способ избавления от своего клише. В итоге хищник не выдержал напряжения, отложил камни и встал перед ней, копируя её закрытую позу. Итак, я само внимание. Жду твоего инкриминирования.
Камилла оценила степень моей невменяемости, внезапно сбросила маску прокурора, вскочила с места и, направляясь в кухню, шаловливо отчитывала:
И это только мой отец. Ты ещё не общался с категоричной мамой. А ты заваливал меня цветами! Да у меня был кровавый террор три месяца!
Пришлю икебану с извинениями. Чтобы возместить моральный ущерб.
Только посмей. И отправишься в травматологию прямо с моего порога! Я поймал перчатку, которой леди целилась мне в лоб. Но хищник нуждался в алкоголе.
Не разделишь со мной аперитив? Надеюсь, маэстро предпочитает не «Саратогу»? я прикусил язык. Но леди ответила на мою дерзость полуулыбкой:
Спиртное и я несовместимы. У меня непереносимость. Шокированный её признанием, я пытался изъясняться жестами в направлении загруженного бара. Но Камилла не поняла моих угрызений совести и заверила. Но твой коктейль от этого не пострадает. Идём отдыхать. А то, родители не переживут наших рецидивов.
Я рассмеялся и съязвил:
Зато отвлекутся от соседского сынка, который пребывает в блаженном стазисе. Вторая перчатка всё-таки попала непосредственно по назначению.
Уже перед отъездом я извлёк ключи от Nissan Patrol. Пантера нахмурилась. Меня обдало рациональным базиликом, померанец замер, а на горизонте появился критичный пряный фенхель. Я понял, время взаимных дипломатических нот подошло к концу. Она вооружилась антидотом против заблуждений:
А если честно? Как ты сюда попал? Имитируя занятость, я просматривал телефон и оттягивал неизбежное. Пантера сузила глаза. Я звонила в отделение интенсивной терапии в десять. Ты был без сознания. И тебя готовили к операции.
Правда? Значит, не успели, чертыхаясь про себя, я отвернулся к воротам. Камилла поддержала мою ложь прохладным насмешливым тоном:
Действительно, какие нерасторопные ребята. Уже и бессознательные пациенты убегают с порога операционной.
Я стиснул челюсти: «Очередная демаскировка». Вспыльчивое животное уже каменело. Но буря мгновенно стихла. Я почувствовал её спиной. Безошибочно определив проекцию сердца под лопаткой, она продышала:
Не гневайся. Кожные рецепторы обострились. Сердце отбивало стаккато. Она замерла, слушая мой сильный, уверенный пульс. По телу пробегали энергетические волны. А Камилла прижалась губами к шоковой сердечной мышце Луки Гордона и беззвучно выдохнула. Моё сердечко, больше не пугай меня.