Мне постоянно казалось, что этот парень может исчезнуть в любую минуту. Вот бы и мне оказаться инопланетянкой, думала я. И страшно завидовала Юу. Ведь ему было куда возвращаться.
А ещё Ёта собирается втайне от взрослых открыть колодец.
Колодец? Который запечатали навсегда? О, я тоже хочу посмотреть!
Вот и посмотрим! А дядюшка Тэруёси обещал в последнюю ночь повести нас смотреть светлячков.
Ура!
Юу всегда был очень серьёзный. Всё, что казалось ему необычным, старался изучить как можно подробнее. А дядюшка Тэруёси обожал рассказывать истории о Бабулином доме и родной деревне. Что удивляться, если из всех детей в округе дядюшка чаще возился именно с Юу.
Юу! Нацуки! послышался снизу крик какой-то из тётушек. Спускайтесь есть холодный арбуз!
Пойдём?
Взявшись за руки, мы вышли из чердака на свет.
Ладно сказал Юу. Ещё нагуляемся, да?
А то!
Я кивнула. Щёки мои запылали. Радость от того, что мы снова вместе, накрывала меня с головой.
* * *У папы целых пять братьев и сестёр, и на каждый Обон съезжается столько родни, что Бабулин дом ходит ходуном. В столовую все приехавшие не влезли бы никак, поэтому для общих трапез используют обе гостевые комнаты в конце коридора убирают между ними перегородки, а в получившемся зале собирают длиннющий обеденный стол с подушками для сидения на полу.
Вокруг нас вечно ползают насекомые, но это никого не раздражает. Заведись у нас дома, в Тибе, хоть одна несчастная мушка и с мамой тут же случилась бы паническая атака; но здесь, у Бабули, ни ей, ни сестрице даже в голову не приходит расстраиваться из-за каких-то жучков. И хотя мальчишки с утра до вечера так и шлёпают вокруг мухобойками, все эти мухи, кузнечики и прочие мелкие твари, каких я раньше и в глаза не видела, продолжают копошиться по всем углам, и меньше их не становится.
Все девочки вменяемого возраста отправились на кухню помогать с приготовлением ужина. Даже сестрица, придя в себя, села чистить картошку. Мне же поручили накладывать рис. Передо мной стояли бок о бок сразу две рисоварки. Я наполняла чашку за чашкой, а тётушка Мáри и шестилетняя А́ми, дочка одного из моих старших кузенов, уносили их на подносах в трапезную и подавали на стол.
Пе-ервая па-артия ри-иса-а! Па-аберегись!
Тётушка Мари отодвинула кухонную дверь, и они с Ами понесли еду мимо семейного алтаря к столу, за которым уже сидели все наши дяди.
Хватит ворон считать! Накладывай как полагается! закричала на меня мама, отвернувшись на пару секунд от кастрюль на плите.
Да ладно тебе! Нацуки прекрасно справляется заступилась за меня Бабуля, нарезая кубиками эг местное желе из водорослей, плотное как резина, и вонючее, как перебродившие бобы, которые я на дух не переношу.
Ох, если бы! Мама покачала головой. Эта девочка безнадёжна. Что ни поручай ничего не выполнит как положено! А следить за ней с утра до вечера никаких нервов не хватит Вот Ю́ри другой разговор, такая умничка! А сколько ей уже? Двенадцать?
К тому, что мама считает меня «безнадёжной», я давно привыкла. Но сейчас она права: у хорошей хозяйки рис остаётся воздушным, рассыпчатым и лежит в чашке красивой горкой, а не навален сплющенными комочками, как у меня.
Ну вот, полюбуйтесь! Кто так накладывает? Уж лучше бы Юри доверили! Наша-то совсем неумёха
И мама горестно вздохнула.
Ну что ты говоришь! Она прекрасно справляется! польстила мне очередная тётушка. И я, собрав всю волю в кулак, стала накладывать рис так, чтоб никто ко мне больше не прицепился.
А эта красная чашка дядюшки Тэруёси, так что положи побольше! шепнула тётушка. И уж эту чашку я наполнила до краёв.
Темнеет уже! Скоро на фестиваль
О да! Сегодня же Привечание
Из болтовни окружающих тётушек я уловила, что все куда-то спешат, и ещё проворней потянулась за очередной чашкой. Как вдруг дядюшка Тэруёси закричал уже из прихожей:
Ээй! Все на Привечальный Огонь!
Ну вот, уже пора! встрепенулась тётушка. Нацуки, мы тут сами управимся. Беги на праздник!
Ладно
Я отдала тётушке лопатку для риса и встала.
Снаружи свербело от насекомых. Ночь совсем загустела, и мир за кухонным окошком стал цвета открытого космоса.
* * *Дядюшка Тэруёси собрал детей и повёл нас всех на берег реки зажигать Привечальный Огонь. Юу тащил незажжённую бумажную лампу, а я карманным фонариком освещала нам путь.
Горы Акисины лежали во мгле, а речка, в которой так весело плескаться днём, теперь сочилась такой чернотой, словно хотела нас проглотить. На берегу дядюшка Тэруёси сгрузил с плеч на землю сноп соломы, зажёг его и наши лица засияли во мраке оранжевым пламенем. А дядюшка Тэруёси, глядя в огонь, прокричал:
О, Великие Предки! Найдите путь к нашему Огню![15]
И мы, все хором, тут же повторили за ним:
Го-сэндз-сма! Дока, кно-хи но ткоро-ни оидэʼ-кудасй!
В чёрной бездне ночи наши голоса звучали особенно чётко.
Не сводя глаз с пылающего снопа, дядюшка Тэруёси хриплым шёпотом произнёс:
Ну вот!.. Похоже, они уже здесь!.. Ёта, зажигай лампу!
Малышка Ами испуганно вскрикнула. Дядюшка тут же зашипел на неё:
Тише ты! Напугаешь Предков они не придут!
Я нервно сглотнула.
Пламя от снопа бережно доставили к лампе. Когда же та разгорелась, Ёта поднял её и, балансируя на ходу, понёс до самого дома под сдавленные вопли дядюшки Тэруёси: «Только не погаси!»
Дядюшка! Значит, наши Предки сейчас там, в этом пламени? уточнила я. Он тут же кивнул:
О да Все они собрались на наш огонёк!
Как только Ёта затащил бесценный груз в прихожую, из гостевой навстречу ему выпорхнули тётушки, сгибаясь в поклонах:
Осторожно-осторожно!
Следи, чтоб не гасла!
Под их причитанья Ёта донёс горящую лампу через весь коридор до алтарной. От её пламени дядюшка Тэруёси зажёг свечу и водрузил огонь на семейный алтарь.
Алтарную полочку по случаю Обона украшали огурец и баклажан. И тот и другой на четырёх ножках из одноразовых палочек для еды. Первый изображал лошадь, на которой можно быстрее вернуться в родное гнездо, а второй корову, которая не торопится покидать этот мир слишком быстро. Услыхав, что на этих животных будут разъезжать сами Предки, малышки Ами и Юри смастерили обе фигурки ещё к обеду.
Ну вот сказал дядюшка Тэруёси. Теперь наши Предки там, где горит это пламя! Нацуки, следи за свечой. Заметишь, что догорает, скорее меняй на другую. Если это пламя погаснет, Предки потеряют ориентир, и им станет оч-чень неуютно!
Хорошо
А папа с дядюшками, рассевшись в трапезной за длинным столом, уже открывали сакэ, и женщины суетились с подачей ужина.
Нас с сестрицей усадили за стол с остальными детьми. Перед нами стояли большие тарелки с дикоросами и тушёными овощами.
Хочу гамбургер! завопил Ёта. И сразу же получил подзатыльник от дядюшки Тэруёси своего отца.
А где ты его увидел?
На краешек блюда с варёной саранчой[16] запрыгнул кузнечик.
Ёта! Убери его
Поймав попрыгунчика в обе ладошки, Ёта явно собрался выпустить его на улицу.
С ума сошёл? остановил его дядюшка. Откроешь сёдзи налетит мошкара!
Давайте я скормлю его пауку! предложила я. И, поднявшись из-за стола, бережно взяла из рук Ёты зелёного попрыгунчика. А затем отнесла его на кухню и аккуратно воткнула в паутинку чуть выше плинтуса. Тот особо не сопротивлялся пару раз дёрнул крылышками, да и затих.
Шикарное угощение! усмехнулся Юу за моей спиной.
Интересно, сможет ли паук сожрать столько сразу?
Паук, похоже, при виде такой огромной добычи здорово растерялся. Ну а мы вернулись к столу и набросились на саранчу у себя на тарелках. Та была странной, но сладковатой и легонько похрустывала на зубах. «Приступил ли к ужину паук?» думала я, не переставая жевать.
Ночью весь дом окутало звуками насекомых. Некоторые дети похрапывали, но существа снаружи раздражали меня сильнее людей.
Когда спишь в деревне, если зажечь слабый свет сетки на окнах тут же облепят полчища насекомых, и в комнате станет вообще ничего не видать. У себя дома я привыкла спать со включённым ночником и в этой призрачной полутьме ворочалась под одеялом от страха. Единственное, что успокаивало, мысль о том, что Юу сопит где-то рядом, по ту сторону сёдзи, совсем недалеко от меня.
А потусторонние жизни всё прижимались к окнам снаружи. Ночью их присутствие ощущалось особенно чётко и, хотя было страшновато, каждая клеточка моей плоти так и зудела от возбуждения.
* * *Наутро сестра закатила истерику.
Хочу домой! визжала она сквозь слёзы. Ненавижу здесь всё! Поедем обратно, сейчас же!
У моей сестрицы повышенная волосатость, поэтому в школе её дразнят «кроманьонкой». Об этом рассказала мне Канáэ, чья сестра из одного класса с моей. Да и мои ровесники не раз кричали мне в спину: