К его удивлению, он застал друга непривычно ворчливым, и сразу решил начать с шутливого предположения о том, что он знает, почему Ольдих сегодня такой злой. А это всё потому, что тот не получил достойный его кусок мяса, который он заслужил своей беззаветной и преданной работой.
Я бы на твоем месте не очень бы и веселился, Ольдих даже не улыбнулся на его шутку. Ты видел своего отца? Видел, в каком он сейчас состоянии?
Мальчик прекратил улыбаться и недоумённо посмотрел на друга. Видел. Но это он такой, потому что третьи сутки нет ветра, и вся команда очень устала.
Ольдих горестно покачал головой и жестом показал, чтобы мальчик подошёл к нему поближе и заговорил шёпотом. Тут дело совсем в другом. Команда очень недовольна тем, что мы идём по другому маршруту и прибываем не в сам Рим, а в какую-то глухую деревню. А в Риме, говорят, несметно богатств и золота, не то что в том захолустье. Оттого и команда очень зла и хочет ослушаться приказа и отправиться к основным силам в Рим, потому что там и будет основной «праздник».
А что, отец об этом не знает? Надо же ему сказать об этом. Промиус вскочил и хотел было уже бежать наверх, но Ольдих схватил его за руку. Ты куда?
Наверх, к отцу. Надо же спешить, непонимающе уставился на него мальчик.
Толстяк покачал головой. Сейчас нельзя. Все всё сразу поймут. Дождись сначала ночи. Потом пойдёшь к отцу и всё ему скажешь. Никто и не заподозрит тебя, если ты захочешь на ночь пожелать отцу спокойной ночи.
Я уже не маленький. Я воин, и сплю там, где спят все воины, обиделся Промиус.
Ольдих отмахнулся. Ладно-ладно, большой уже. Только тогда послушай своего друга. Ты же не хочешь подставить своего отца?
Не, не хочу, согласился мальчик.
Ольдих протянул мальчику нож, Тогда бери и отчищай днище бочки от винного камня.
Промиус сжал губы, взял нож и начал с ожесточением отскабливать днище бочонка.
Тем временем, на капитанском мостике продолжали стоять Хильдебальд и его помощник. Трир, скажи мне, а о чём говорила команда, когда узнала, что мы не направляемся в Рим? Как они отреагировали на это?
Помощник поморщился, Капитан, я бы соврал, если б сказал, что команда это восприняла с воодушевлением. Ворчат, конечно. Но пока всё под контролем. Я не допущу своеволия и хаоса в команде. Можете на меня положиться. Вечером я им выдам двойную порцию вина, так что они успокоятся и заснут. А судя по наступающим переменам, а я в этом хорошо разбираюсь, то завтра, а возможно, уже сегодня ночью, штиль сменится на ветер. И думаю, что не позднее завтрашнего обеда мы будем на месте.
Хильдебальд покачал головой. И всё же, Трир, я всё равно не понимаю, почему Гейзерих так отнёсся ко мне? Ты же давно со мной, и меня знаешь. Неужели я заслужил такое отношение? В отличие от всех этих придворных подлиз, которые считают Карфаген своей родиной, я ещё не забыл, что главное назначение вандала это быть воином.
Не знаю, командир, но, видимо, у Гейзериха свои планы. Поговаривают, что с южной стороны, возможно, могут появиться силы, которые нанесут удар по нашей основной группе, которая высадится в Риме. Ведь если бы вы были главнокомандующим, разве вы бы не также поступили, имея такие сведения? Вот поэтому он и выставляет авангард с этой стороны и поставил вас именно сюда, потому что доверяет вам и надеется на вас.
А ты дипломат, усмехнулся Хильдебальд. Умеешь поддержать. Хотя я думаю, что всё совсем не так, как ты описываешь. Ладно, Трир, я доволен твоей работой. Я, в отличие от тебя, в морском деле не очень-то разбираюсь, поэтому здесь всецело доверяю тебе.
Помощник улыбнулся. Спасибо, командир. А сейчас, если вы позволите, я пойду и объявлю команде о том, что это именно вы распорядились выдать удвоенную порцию выпивки. Им будет приятно знать, что командир о них заботится.
А ты не прост, Трир, улыбнулся Хильдебальд. Ладно, ступай и сделай так.
Глава 4. Монгольские степи.Эрдэнэ.
Бескрайние монгольские степи. Весна в этом году опять выдалась ранняя, жаркая и засушливая. Трава, не успевшая как следует взойти, была уже зелёно-желтого цвета, выжигаемая нестерпимым солнцем, и тянулась до самого горизонта. Заяц-толай, выползший из норы в поисках еды, потерял бдительность и не заметил стелящуюся по земле тень. Стремительным броском беркут вонзил ему острые когти прямо в голову. Проверив, что жертва не шевелится, хищник разбежался и снова поднялся ввысь, принявшись кружить в синей вышине над жертвой. Через какое-то время на горизонте показалась точка, которая по мере приближения приобретала очертания человека, появления которого, видимо, и ожидала птица.
Человек подошёл к убитому зайцу, присел на одно колено и откинул накидку, закрывающую лицо от слепящего солнца. Взору явилось худое морщинистое волевое лицо седой женщины. Старуха подняла голову кверху и свистом позвала беркута. Ловкими и уверенными сильными движениями она вспорола зайцу живот и выпотрошила все внутренности на землю.
Ты уж потерпи меня, Октай, что не даю его тебе на растерзание, а то ты так всю шкуру испортишь.
Старуха отодвинула в сторону беркута всю требуху и беркут, размахивая крыльями, подскочил к куче и начал жадными рывками раздирать и заглатывать пищу.
Скудная растительность, недостаточная для прокорма скота, вынуждала становище кочевников опять сниматься с места и пускаться на поиски более плодородных земель. Долгие скитания и бесконечные переходы с одного скудного места на такое же, другое, и так уже третий год подряд.
Можно было, конечно, двинуть в сторону Байгаал-далая Большой воды, но племя было слишком малочисленно, чтобы оказать хоть какое-то давление на другие, более удачливые племена, чтобы те поделились своим охотничьим ареалом. Поэтому и приходилось выбирать из того, что было в засушливых степях. Вот так они и застряли в двух-трёх днях перехода к большой воде.
Уныние, которое было непременным спутником этого племени, на третий год лишений и скитаний уже переполнило чашу терпения и сменилось непременным желанием найти виновных во всех этих бедах. Этим виновным оказалась шаманка Цэрэн, которой и вменили все неудачи и невезение племени, за то, что она, несмотря на все свои камлания и привороты, так и не могла призвать на иссушенную землю хоть самого маленького дождя.
Её даже хотели прогнать, но поскольку других шаманов в племени не было, ей было разрешено остаться, но свою юрту она должна была ставить в некотором отдалении от становища. Цэрэн была крайне нелюдимой и мало с кем разговаривала без особой необходимости, и поэтому решение жить отдельно от всех, её даже обрадовало.
Никто не знал, сколько ей лет, и даже вождь племени помнил её с самого своего детства как немолодого человека. Единственный человек, с кем она вела себя отлично от всех, была её внучка, хотя в действительности она не была её роднёй. Совсем маленькой, ребёнком с вьющимися огненно-рыжими волосами, десять лет назад, её нашли на одном пепелище, посреди разграбленного и сожжённого небольшого поселения. Она лежала среди догорающих костров, в богато отделанной шкуре, а на шее у неё был амулет с каким-то чудным красивым камнем, и при этом она не издавала ни звука. Если бы не Октай, севший рядом с ней, все прошли бы мимо неё.
Цэрэн взяла её к себе и дала имя Эрдэнэ, в честь этого камня, и с этим амулетом девочка никогда не расставалась, почитая его как свой оберег. Вот так они и жили обособленно, вдвоём. Вернее, втроём, третьим был Октай, ручной охотничий беркут, которого Цэрэн подобрала молодым с перебитым крылом и выходила его. Вот благодаря этому умелому охотнику у Цэрэн и Эрдэнэ никогда не переводилось мясо птицы, степных зайцев или других мелких грызунов.
Эрдэнэ брала пример со своей бабушки, и тоже старалась, меньше общаться не только с соплеменниками, но и со своими сверстниками, которые норовили обидеть сироту. Но на всякую обиду, нанесённую ей, она обещала рассказать обо всём Цэрэн, и та призовёт на их головы злых духов, и это почти всегда действовало безотказно, отваживая особо надоедливых. Эрдэнэ предпочитала общению с людьми общение с животным миром, а также играла с фигурками в виде разных зверей и людей, которые делала её бабушка. Это были тотемы и обереги, которые стояли в любой юрте, и защищали её от пришествия злых духов.
Эти тотемы Цэрэн меняла у своих соплеменников на еду и шкуры. Эрдэнэ в последний год, подражая бабушке, также принялась мастерить свои тотемы. Только каждый раз у неё выходили какие-то необычные неведомые животные. То лошади с длинной шеей, то с большими крыльями, то ещё какие-то неведомые создания, и бабушка очень злилась на это. Вот и сейчас, когда Цэрэн варила в котелке обед из того самого зайца, подбитого Октаем, Эрдэнэ старательно вырезала какого-то неведомого шаманке зверя.
Ну где ты видела лошадь с крыльями? Таких же зверей не бывает. Люди не будут брать такие тотемы. Они в них не верят, недовольно проворчала Цэрэн.
Девочка, ни секунды не отвлекаясь от работы, тихо проговорила, Бабушка, ты просто не знаешь. Есть такие звери, и с длинными шеями и с крыльями, есть. Я не вру.