Резонансное взаимодействие воображаемых миров творца и собственных, иногда совсем уж потаённых, грез человека из публики: так вот она бесперебойная формула успеха? Если бы так Требуется, похоже, что-то еще, мерцающее, словно ускользающее от видеокамер докучливых ловцов нарушений ПДД.
Не заглянуть ли тогда за ответом в дневники одного из классиков кино, создателя культового фильма «Сталтер» (1979 г.), беспощадно закручивающего в спираль парадоксов сознание ошарашенного зрителя?: «Для восприятия великой поэзии (в любом жанре) требуется равно великая душа и труд, почти равный труду создания. Для восприятия сакрального нужен открытый сакральный канал в воспринимающем. Мысли на эту тему весьма часты в дневниках Тарковского, перемежаемые и подкрепляемые цитатами из Гёте, Торо, Гессе и других его любимых писателей. Для Тарковского, как и для его любимейшего автора Лао-цзы, самое сильное это именно таки самое нежное, гибкое, юное, наивное, ибо реально миром движет невидимое, а не видимое. Можно с уверенностью сказать, что акты адекватного восприятия великих произведений искусства случаются немного раз в столетье, но это проблема не «слабости искусства», а слабости современного человека, окуклившегося в своем коконе, сквозь который почти ничего из творящих энергий не проходит» (из статьи Николая Болдырева «Три этюда о Тарковском» // «Волга», 3, 2012 г.).
Но если нежное, юное, то это, пожалуй, когда глаза по-детски широко открыты миру, не только земному, нам близкому и знакомому, но еще и миру далёкому, галактически-космическому. Так, как, например, у сценариста любимых всеми малышами мультфильмов «Ну, погоди!» и «Приключения кота Леопольда»: «Над Землёю ночью поздней, // Только руку протяни, // Ты ухватишься за звёзды: // Рядом кажутся они. // Можно взять перо Павлина, // Тронуть стрелки на Часах, // Покататься на Дельфине, // Покачаться на Весах» (из стихотворения Аркадия Хайта «Над Землею ночью поздней»).
Многие, кто знал Андрея Тарковского, отмечали именно эти в таком неожиданном сочетании его особенности: удивительно непосредственное, почти детское восприятие жизненных реалий и необъяснимый, едва ли не мистический, интерес к бесконечным просторам Вселенной.
Те, кто смотрел его завораживающий «Солярис» (1972 г.) и знаком с его дневниками, думается, не сомневаются, почему «космос в словаре Тарковского не абстрактное научно-технологическое, а конкретное реально-мистическое понятие. Космос это место взаимодействия миров, взаимокасания измерений. Дом в «Зеркале» с его самошевелящимися шторами и с подоконниками, смотрящими в сад, увиден оком камеры как космос. Космично колыхание травы, мерцание воды в кувшине, бутыль с молоком в руках малыша, космичен порыв ветра, уронивший со стола в саду лампу и буханку хлеба Непознаваемость мира самоочевидна. Граница между так называемым реальным и так называемым нереальным зыбка, неопределенна, смещаема» (из статьи Николая Болдырева «Три этюда о Тарковском» // «Волга», 3, 2012 г.).
Туманная для восприятия, но чарующая изысканными кадрами картина «Зеркало», удостоенная в 1980 году приза «Давид ди Донателло» как лучший иностранный фильм, была, пожалуй, настоящим вызовом для интеллектуального зрителя. Именно поэтому, похоже, разветвлённая сеть сарафанного радио привела к кассам советских кинотеатров в 1974 году немалые скопления студентов и инженерно-технической интеллигенции.
Удивительно, но магические кружева авторского синематографа могли рождаться порой и на коклюшках непредсказуемого монтажа. Вот отрывок из дневников А. Тарковского: «Зеркало монтировалось с огромным трудом: существовало около двадцати с лишним вариантов монтажа картины. Моментами казалось, что фильм уже вовсе не смонтируется, а это означало бы, что при съёмках были допущены непростительные просчёты. Картина не держалась, не желала вставать на ноги, рассыпалась на глазах, в ней не было никакой целостности, никакой внутренней связи, обязательности, никакой логики. И вдруг в один прекрасный день, когда мы нашли возможность сделать ещё одну, последнюю отчаянную перестановку, картина возникла. Материал ожил, части фильма начали функционировать взаимосвязано, словно соединённые единой кровеносной системой, картина рождалась на наших глазах во время просмотра этого окончательного монтажного варианта. Я ещё долго не мог поверить, что чудо свершилось, что картина наконец-то склеилась» (из статьи Ольги Шмелевой «Художник, ознаменовавший эпоху: памяти Андрея Тарковского», 03.04.2020 г.).
Удивительно, но магические кружева авторского синематографа могли рождаться порой и на коклюшках непредсказуемого монтажа. Вот отрывок из дневников А. Тарковского: «Зеркало монтировалось с огромным трудом: существовало около двадцати с лишним вариантов монтажа картины. Моментами казалось, что фильм уже вовсе не смонтируется, а это означало бы, что при съёмках были допущены непростительные просчёты. Картина не держалась, не желала вставать на ноги, рассыпалась на глазах, в ней не было никакой целостности, никакой внутренней связи, обязательности, никакой логики. И вдруг в один прекрасный день, когда мы нашли возможность сделать ещё одну, последнюю отчаянную перестановку, картина возникла. Материал ожил, части фильма начали функционировать взаимосвязано, словно соединённые единой кровеносной системой, картина рождалась на наших глазах во время просмотра этого окончательного монтажного варианта. Я ещё долго не мог поверить, что чудо свершилось, что картина наконец-то склеилась» (из статьи Ольги Шмелевой «Художник, ознаменовавший эпоху: памяти Андрея Тарковского», 03.04.2020 г.).
2.5. Двадцать российских гениев ХХ века
Вашему вниманию были представлены лишь несколько примеров удивительной силы человеческой фантазии, способной тому немало примеров творить волшебство ручной выделки. Вспомним еще чудеса времен библейских, сотворенные Иисусом: что воскрешение Лазаря, что хождение по водам Галилейского моря, что волшебное приумножение пяти хлебов и двух рыб для обеда пяти тысяч страждущих, собравшихся у холма близ города Вифсаиды.
И в нашей жизни чудеса, согласитесь, тоже случаются реже, конечно, чем нам хотелось бы. И разве не чудо открытие ученого, перевернувшего, как тот же А. Эйнштейн, наше представление о физических законах нашего мира, где всё, оказывается, относительно? Разве не инженерное чудо изобретенная в 1989 году Тимом Бернерсом-Ли для обмена научной информацией сотрудниками CERN (Европейской организации по ядерным исследования) «Всемирная паутина» (WWW), известная нам сегодня как Интернет, без которого невозможно представить себе ни ведение бизнеса, ни социальные сети, ни премьеры Netflix. И разве не относится к категории художественных феноменов невиданное по смелости эстетическое открытие живописный метод сфумато (от лат. fumus дым, туман), отличающийся плавностью тональных переходов и мягкостью моделировки, что и сделало, думается, «Джоконду» Леонардо да Винчи самым узнаваемым произведением искусства в мире.
И не будет, пожалуй, преувеличением утверждать, что это именно такие чудеса позволяют причислить их зиждителей к престижному пантеону ИЗБРАННИКОВ Клио, продвигающих человеческую цивилизацию по пути прогресса и хотелось бы надеяться смягчения нравов.
Но почему, спросите вы, во всех трех примерах только фамилии иностранцев? Найдутся ли среди наших соотечественников те, кого можно включить в элитный список демиургов исторических перемен, ну, например, в ХХ веке? нашлись, да еще какие! Составитель реестра 20-ти российских гениев был субъективен; о том насколько вам судить
Начнем с ученых.
Константин Эдуардович Циолковский (1857 1935) ученый-самоучка, первым предложивший исследовать космос с использование орбитальных станций. В 1903 году, когда братья Райт совершили на примитивном биплане «Флайер» первый в истории авиации полёт, неуемный фантазер из Калуги публикует труд об использовании ракет для полетов на другие планеты и становится первым в мире теоретиком освоения космического пространства.
Игорь Васильевич Курчатов (1902 1960) физик-ядерщик, научный руководитель создания первой в мире промышленной атомной электростанции (г. Обнинск, 1956), первого в мире атомного реактора для атомных ледоколов (1959); одной из крупнейших в мире установки для иссследования регулируемых термоядерных реакций (1958). Его называют также «отцом» советской атомной бомбы (1949).
Леонид Витальевич Канторович (1912 1986) математик и экономист, лауреат премии по экономике памяти Альфреда Нобеля (1975 г.) за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов. Модифицировав метод разрешающих множителей Лагранжа и введя специальные переменные (стоимостные показатели), он разработал математический метод организации и планирования промышленного производства, применяемый экономистами всего мира.