Наслаждайся последними деньками свободы и кроткого девичества, душа моя. Ты не успеешь оглянуться, как станешь молодой княгиней Вяземской, влиятельной знатной особой в шёлке и бархате, а для меня ещё и очаровательной мадонной со здоровым и крепким младенцем на руках. Год. Нет, даже меньше. Уже следующим летом у нас будет сын.
Пророчество Нестора впечатлило меня. Яркая картина нашего счастливого будущего, обрисованная им, и упоминание о ребёнке наполнили мою душу тёплым благоговейным трепетом и чистой искренней радостью.
Не удержавшись, мы почти одновременно засмеялись.
Что вас так развеселило, сударыня? насилу подавив смех, полюбопытствовал он.
Мы ещё даже не венчаны, а уже говорим о детях, попыталась объяснить я.
Вы не успеете оглянуться, как наступит день нашего венчания, с не совсем понятной мне беспечностью возразил Нестор.
Пророчество Нестора вырастило у меня огромные белоснежные крылья за плечами. Мы будем вместе теперь я не могла усомниться в этом.
Даст Бог, так оно всё и будет, негромко, боясь ненароком вспугнуть наше счастье, вымолвила я.
Будет, Юля. Однако для того, чтобы всё это сбылось, тебе следует поскорее развеять свои страхи. он мягко, но решительно коснулся моей щеки и, едва я успела повернуть голову, чувственно приник к моим устам, чтобы согреть их пленительным жаром долгого и плавного поцелуя.
Вновь с удовольствием покорившись его воле, я расслабила губы и доверчиво прилегла на мягкую спинку дивана.
Стихотворение, Нестор. Запиши его для меня! попросила я после, боясь, что какая-нибудь шаловливая строка сотрётся из его безупречной памяти.
С удовольствием, улыбнулся Нестор и обратился к Агриппине, которая неожиданно вошла с моей накидкой в руках. Как незаметно ты прокралась, мы и не заметили. Принеси-ка сюда альбом барышни, любезная! Я намерен замарать в нём чернилами пару страниц.
Слушаю, барин, отдав мне накидку, кивнула Груня и убежала.
Её голос показался мне грустным, но, воодушевлённая предсказаниями Нестора, я не обратила на перемену в Агриппине особого внимания.
Мы с тобою, кажется, хотели прогуляться, вспомнил Нестор.
Но как же Виссарион? Нас могут увидеть! Он или его слуги, и тогда я остановилась и, переведя дыхание, насилу совладала с нарастающим волнением.
Слуги не посмеют прикоснуться к тебе, пока я рядом, уверенно ответил Нестор и ощупал рукоять не покидавшей его шпаги. А отца мы не встретим. Нынче солнечный день, а он терпеть не может солнца и прячется в подземелье. Его тонкая кожа покрывается огромными уродливыми язвами, когда он показывается на божий свет. Но жжение в глазах и язвы на коже это ещё полбеды. Нестерпимые боли в костях и воспалённых суставах, расстройства пищеварения, болезненная агрессия и тяжёлые психозы отравляют его жизнь. Облегчить состояние такого больного в нашем веке может только свежая кровь. Порфирия. Редкая и страшная болезнь, превращающая человека в кровожадного зверя. Было время, когда и я страдал ею, однако, благодарю своему особенному происхождению, смог исцелиться.
И Слава Богу, вздохнула с облегчением я.
Подай сюда, любезная, обратился Нестор к Груне, которая возвратилась с письменными принадлежностями и красивым альбомом, цветочные узоры на обложке которого показались мне знакомыми. Да что случилось, дитя? Отчего так невесело глядишь?
На Груне не было лица. Она стояла печальная и бледная как полотно. Её голубые глаза неотрывно смотрели на Нестора и были полны застывших слёз.
Не беспокойтесь, барин, ничего-с, с трудом унимая в голосе дрожь, покачала головой Груня.
Ей оставалось пройти всего несколько шагов, однако она вдруг споткнулась и упала, и всё, что было у неё в руках, полетело на пол. Половину кофейного столика залили чернила. Они тонкими струями стекали на пол, туда, где валялись перья, опорожнённая чернильница и ещё стопка забрызганной чернилами бумаги. Мы вскочили с дивана, но Груня встала сама, отделавшись лёгким ушибом.
Умоляю, простите, дрожащей рукой поднимая с пола испорченный чернилами альбом, взмолилась Груня и облизнула с прикушенной губы капельку крови. Зазевалась, дура, не велите наказать!
Ничего страшного, впредь внимательнее будь. Да ты плачешь никак? Из-за перьев да бумаги?! Чушь какая! махнул рукой Нестор и приблизился к ней.
И стыдно перед вами, и сарафана жаль. Бабушкин подарок был, не отмою ведь. Да и не об этом плачу, барин! содрогаясь от рыданий, вдруг призналась чем-то очень огорчённая Агриппина.
И стыдно перед вами, и сарафана жаль. Бабушкин подарок был, не отмою ведь. Да и не об этом плачу, барин! содрогаясь от рыданий, вдруг призналась чем-то очень огорчённая Агриппина.
А о чём же? спросила я.
Обидел тебя кто? Не бойся, расскажи! сказал Нестор.
Не обижали, барин. Ей-Богу, я сама, густо краснея и пряча глаза, ответила Груня, а слёзы всё текли и текли из её глаз.
Да что сама? Ты толком говори, что у тебя стряслось! не оставлял надежду выпытать правду Нестор.
Вы и так добры ко мне, барин. Слишком добры. Пустое, всё пустое. Глупости девичьи. Вам и слушать-то неинтересно будет. Упаси Господи, барышня! Перчатки белоснежные, ручки не марайте! стоило мне потянуться к грязным перьям, воскликнула Груня. Позвольте, я сама всё уберу!
Что ж, коли секрет, не сказывай. Но и не плачь. А будет обижать кто говори: я мигом негодяя проучу, пусть даже родом из благородных будет. Всякий холоп, кто ведёт себя как свинья, ободрил её Нестор. Мы с барышней прогуляемся немного. А ты останься, прибери здесь.
Слушаю, барин, тихо ответила Груня и покорно принялась за уборку.
Ну что же, пойдёмте, сударыня, взяв меня за руку, очаровательно улыбнулся мой любимый. Нарядные рощи порадуют ваш взор, да и осенняя прохлада разрумянит ваши щёчки.
Пойдёмте, сударь, радостно кивнула я, готовая следовать за ним хоть на край земли.
Глава 5. Испытание длиною в жизнь
Выйдя на парадное крыльцо, мы встретили пожилую приземистую женщину в серой домотканой косынке и широком, залатанном в нескольких местах стареньком сарафане. Склонившись над деревянным ведром с мутной водой, она усердно ополаскивала в нём тряпку. Поодаль, негромко переговариваясь между собою, две худощавые крестьянские девушки вытирали основания величественных круглых колонн.
Всё в трудах, Лукерья? обратился Нестор к старшей крестьянке, и та, разогнув спину, вновь согнула её в приветственном поклоне.
Доброго здоровьица, барин, негромко, немного простуженным голосом ответила крепостная. Извольте видеть, дом к приезду гостей убираем. Сказывали, что в полночь пожалуют-с.
Осунувшееся лицо крестьянки было покрыто крупными, очевидно, оспяными рытвинами. Её лоб и внешние уголки небольших, глубоко посаженных глаз бороздили глубокие извитые морщины. Не договорив фразу, она хрипло закашлялась и, отвернувшись, утёрлась краем своего платка.
Не болеешь ли? участливо спросил Нестор. Даже на вид нездорова. И кашляешь дурно.
Осипла чуть, лапти дырявы. Ничего, пройдёт. Да и вам ли, барин, обычаев батюшки не знать? Рабочие люди нужны ему, тунеядцев не держит. Кому невмочь трудиться, тех живьём взглянув на меня, Лукерья осеклась. А мне-то, хоть я и мужа схоронила, барин, помирать нельзя. Как дети-то? Кому нужны будут? Мои-то уж выросли, всех переженила, да я сирот соседкиных взяла. Померла она Бог весть отчего. Живот схватило у неё, слегла да через три дня концы отдала. Может, грибов не тех каких-то съела, не знаю.
Жаль, что я тогда был в Петербурге. Будь я здесь, непременно помог бы. Благое дело ты сделала, Лукерья. Ты не работай много, коли расхворалась. Пускай девушки вон лучше трудятся.
Да толку-то от них? Неумёхи, одни женихи на уме. Языками работают больше, чем руками-то, посетовала Лукерья.
Взглянув на девушек, мы увидели, что они оставили работу и оживлённо шептались между собой. Нестор направился к молодым крестьянкам, и я последовала за ним. Заметив приближение молодого барина, девушки снова схватились за тряпки.
Как вас зовут, любезные? заложив руки за спину и чуть нахмурив брови, спросил Нестор.
Прасковья, не отрывая от хозяина восхищённого взгляда, ответила одна.
Фатинья, глядя в пол и густо краснея, ответила другая.
Превосходно. Моё имя, я думаю, вам хорошо известно, воздержался от представления Нестор. А это Юлия Александровна. Скоро она хозяйкой вашей станет. И коли работать будете скверно, будет строго вас наказывать. Не так ли, сударыня?
Я послушно кивнула, однако не смогла придать своему лицу сердитого или даже серьёзного выражения. Но крестьянские девушки уже не на шутку испугались.
Смилуйтесь, барин! Не губите! взмолилась Прасковья. Чем прогневали, скажите, исправимся, работать будем! Но не продавайте! От семьи не отрывайте! Я у родителей одна, другие в детстве ещё померли все!