Глава 4. Отчаянный и отчаявшийся.
Когда грустишь в одиночку,
Зеркало удваивает одиночество.
Альфред Кинг
А ты знаешь, Филипп, я другого и не ожидала! Ольга скрестив руки скептически разглядывала мой вид «побитого пса» в мокрых штанах. Ты показал себя первосортным «мямлей» и «лузером»! Мне уже написала Агнесса о твоих «блеяниях». Серьезный человек потратил на тебя время, а ты нес какой-то «бред сивой кобылы». Да, разумеется это тебе не мазней на стенках заниматься и с «тарзанки» скакать. Нужно было тщательнее готовиться!
Оля, н-но эт-тто же т-твоя ид-дея была м-м-меня т-туда от-т-тправить! Эт-та м-м-мадам м-меня ос-с-скорбила в-в-вобще-то!
Знаешь, что, Крайнов, мне надоело думать за тебя! Я уже два года толком не отдыхала! Мне приходиться пахать, как лошадь мыть, стирать, готовить пока ты лазишь по крышам и халтуришь за гроши в магазине! Брал бы пример с отца взял бы площади в аренду, занялся расширением бизнеса! Уверена, Михаил Георгиевич был бы этому только рад! Короче, достала эта твоя «мышиная возня»! Я, как только узнала о твоем очередном «приступе идиотизма» сразу купила путевку в Турцию. Без тебя!
К-как б-б-без м-меня!
А вот так! Надоел ты мне «бесхребетник»! Забирай свои манатки и вали к мамочке! Там можете порисовать, попеть и поплясать. Заодно и с Сиффреди со своим выспишься вволю!
Внезапно ее запал потух. Оля устало присела на край стула и отодвинула от себя на всякий случай тарелку. Уже мрачно, она констатировала: «Твоя инфантильность и безалаберность это даже не проблема это твой диагноз! Состояние растяпы и «неудачника», в котором тебе прекрасно существуется. Мы слишком разные для серьезных отношений, поэтому сумка с твоими вещами в комнате. Если что-то забудешь заберешь позже. Ключи у тебя есть. И, кстати, веревки с красками тоже не забудь. Мне они нафиг не нужны!»
Это альп-п-пинистская с-с-снаряга, во-о-о-обще-то, а не в-в-веревки!
А мне п-п-похеру! передразнила она угрюмо.
Небольшая преамбула. Заикаться я стал еще в школе. Тогда зимой, на спор с одной очкастой Вороной, мне пришлось лизнуть железную решетку во дворе. Язык естественно прилип и в попытке отклеить его, я с перепугу дернул сильнее, чем надо. Кровь хлестала, как из ведра. Язык онемел и три недели я сидел на жидких кашках и бульонах. Когда все зажило, выяснилось, что у меня появилась особенность. Я стал заикой. Мама водила меня по врачам и даже докторам наук, но все было тщетно. С годами заикание стало не так заметно, но стоило мне психануть или переволноваться, как сразу речевая проблема давала о себе знать.
Поэтому, дразнить меня это был неуместный перебор. Во мне закипала злость «Ах ты, меркантильная коза! Успех ей подавай! Глаза-то где были у тебя три года назад? Тоже мне бизнес-вумен! Задницу подтирать своей тупоголовой начальнице это, наверное, высшая ступень карьерной лестницы!» Только я хотел все это сказать, как увидел в Ольгином взгляде безразличие к происходящему. «Ей было наплевать и на меня и на мои вопли!»
Сумку я забирать не стал. В прошлый раз она быстро остыла. Быстро переодел штаны, прихватил из прихожей связку ключей, баллончики с краской и альпинистское снаряжение. Когда уже спускался, за мной неожиданно распахнулась Ольгина дверь и во мне забрезжила надежда на примирение. Я уже почти улыбнулся ей навстречу, но мой наивный оскал погасила прилетевшая в лицо куртка. А за курткой полетела и сумка.
Мне нужно было срочно выпустить пар. В крайнем случае просто побыть одному и переварить все сегодняшние пинки от «госпожи удачи». На третьем этаже кто-то жарил пироги и у меня от голода скрутило живот сегодня утром я перехватил лишь один бутерброд. «Стратег» сказала, что «сытое пузо трудяге обуза» и выпнула меня «собеседоваться». «Бездушная женщина! Мама бы никогда так с отцом не поступила». В памяти всплыла почему-то Новосаратовка. Года три назад, в поисках очередной адреналиновой таблетки, я забрел на бетонные дуги, демонтированного Володарского моста, складированного на правом берегу Невы. Эти блоки в девяностых заменили тогда на металлические, а арки целиком привезли баржами и сложили в Новосаратовке.
Вообще, как говорила мама, мост вовсе не Володарский. Коммуниста, убитого на месте его строительства звали Гольдштейн. Так что он как минимум Златокаменный5. Шутка. В Петербурге действующий мост соединяет Народную и Ивановскую улицы, соседствуя с Обуховским и Финляндским. Из-за самой поздней разводки его называли "последней надеждой". Как символично!
Вообще, как говорила мама, мост вовсе не Володарский. Коммуниста, убитого на месте его строительства звали Гольдштейн. Так что он как минимум Златокаменный5. Шутка. В Петербурге действующий мост соединяет Народную и Ивановскую улицы, соседствуя с Обуховским и Финляндским. Из-за самой поздней разводки его называли "последней надеждой". Как символично!
Появлялся я тут редко. Здесь было тихо и как-то по особенному уютно. Это была моя келья безнадежности, обитать в которой я любил, когда на душе было очень мерзко и паршиво. Однажды я привел на это место Олю, но она, будучи законченным прагматиком, не сияла от восторга быть жертвой лирических медитаций у бетонных решеток. «Зачем ты меня сюда приволок, это же символизм! Разрушенный мост это разбитые мечты», говорила она. Поехали в клуб и отдохнем нормально, как люди, а не как эти бродяги, что мотаются по «заброшкам».
Арки были испещрены тэгами моих «коллег», но все они находились внизу. Я мечтал когда-нибудь забраться по тросу на средний навес и изобразить портрет Ольги. Разумеется, только лицевую часть, с той улыбкой, какую я запомнил с момента нашей первой встречи. Мне казалось, что этот шедевр укрепит наши отношения. Теперь, кипя от злости, я желал нарисовать шарж, с торчащими ушами и мерзкой ухмылкой. Пусть весь Питер знает об этой меркантильной гадюке. Еще и в сеть выложу! «Неудачник! Покажу я ей какой я неудачник! Еще локти кусать будет, сгорая от стыда»!
Злость таяла, как весенний снег. Вообще, я не мог долго находиться в каком-то перманентном состоянии. Мама учила, что в этой жизни синусоида эмоций залог гармоничного бытия, поэтому я убеждал себя, что все не так уж и плохо. Да, ее слова обидно ударили по самолюбию, но не более. Куда-то глубже они не прошли. Оля давно перестала вызывать во мне сильные эмоции. В первое время с ней было весело и интересно. Мы гуляли у Грибанала, ходили в кино, много целовались. Вот только в какой-то момент, она стала нервной, постоянно переживающей из-за мелочей, вечно недовольной занозой, которая постоянно пытается мной помыкать. «Если я разбил тарелку то руки из одного места, а у нее почему-то на счастье, и эти ее вечные «сходи в аптеку» меня дико бесили. Последний раз, когда я достал листочек из кармана перед фармацевтом, у меня произошел очередной паралич языка. Из груды непонятных названий БАДов, я нашел «контейнер для линз» и тампоны «Три капли». И ведь она знает, что мне каждый раз так неловко покупать ей эти самые «женские штуки» Для меня это прямо отдельный вид унижения. Провизор выцарапала у меня из рук листочек и пошла собирать нужные предметы. Когда развернулся, чтобы поскорей ретироваться, поймал на себе понимающий взгляд мужика из очереди: «Мол, сочувствую, да ладно, все нормально, все мы люди.»
Пока я шел ловить такси, то размышления мои бежали галопом, как лошади на Лахтинском ипподроме. «А еще у Оли есть супер способность она знала названия цветов "от дарк-черри" до «иссиня-обсидианового» и эту бессмысленную педантичность, я, сам того не замечая, начал у нее перенимать. Как говориться с кем поведешься!
***
Молодой человек, двадцати пяти лет отроду, подошел к белой металлической лестнице, спускающейся к берегу Невы. «Когнитивный диссонанс, твою дивизию!», арки были загорожены забором и колючей проволокой. Какой-то коммерсант выкупил келью визитера, навесив кучу предупреждающих знаков по периметру. «Ну ничего, я и не в такие места пролазил! размышлял Филипп. Нужен чат руферов!» Он ввел запрос на трип по Володарке и буквально через две минуты получил ответ с детальным описанием прохода. Было несколько вариантов. Откинув идиотские типа «прыжка с шестом», был выбран «грязный вариант» по берегу.
Солнце припекало совсем по летнему, поэтому от влажной земли пошел вязкий запах тины и тухлой рыбы. Спустившись по лестнице, Филипп со всей своей амуницией начал пробираться вдоль откоса с вялой травой и облетевшими кустарниками. Судя по трип-совету ему предстоял путь метров двести по покрышкам и береговым завалам мусора. Благо Нева отошла, обнажив приличный кусок берега. Аккуратно ступая между препятствиями, он шаг за шагом продвигался к своей цели.
Неожиданно сзади послышалось хлюпанье. Повернувшись вполоборота, молодой человек заметил фигуру пожилого мужчины, шагавшего след в след за ним. Его уместность здесь была, скажем, как у бегемота в Казанском соборе дорогой костюм и плащ, да еще и шляпа с портфелем Капец! Филипп остановился и повернулся к попутчику лицом.