Всё нормально, ты же знаешь.
Мне можешь не врать.
Я и не вру. У меня всё нормально. Не супер, конечно. Просто нормально. Жить можно. Жить нужно В конце голос срывается, и я отворачиваюсь к большому панорамному окну, которое выходит на оживленный проспект.
Эй, всё будет хорошо. Маша обнимает меня и укладывает свою рыжую макушку мне на плечи. Прости, что не смогла приехать.
Я не обиделась, шмыгаю носом. Не до этого было.
Антон прилетал?
Нет. Он на Бали. После Насти мы почти не общаемся, говорю я.
Беру салфетку и протираю нос. Беру новую и прикладываю к глазам. Зря я тушью накрасилась, так и знала, что рядом с Машкой разревусь.
Я тоже с ним на ножах после той истории, кивает мне Иванова, до сих пор не понимаю зачем он это сделал.
Я тоже. Ладно, это их отношения. Не удивлюсь, если она его потом простит.
Ммм, тянет подруга и смотрит куда-то поверх моего плеча, а ты бы простила Морозова за такое? Или Фила?
Фила бы простила, отвечаю не задумываясь. Ему бы я вообще всё что угодно простила, кроме одного. Кириллу? На него я вообще ни за что не обижаюсь. Наверное, да, тоже простила бы.
Ставлю локти на стол и в задумчивости опускаю на сцепленные ладони подбородок.
Спустя время я поняла, что обиды это глупо. Пустая трата возможного счастливого времени. Сколько может произойти хорошего, а вместо этого люди дуются друг на друга, зачастую из-за всякой ерунды. Я не говорю сейчас о чем-то глобальном. Когда другой человек предает или делает нестерпимо больно. Хотя и это тоже можно стерпеть. Всё в нашем мире относительно. Счастье заменяет другое, бОльшее счастье. Боль вытесняет другая, более сильная боль.
Надеюсь, Настя не простит Зеленского, зло говорит Маша и откидывается на спинку диванчика.
Это их дело. Вполне вероятно, что она в итоге выйдет за него замуж.
Ну да. Любовь штука сложная.
Тебе ли не знать? грустно усмехаюсь я.
У каждого свои драмы, невесело говорит подруга и опускает взгляд на свои руки.
На её пальце сверкает обручальное кольцо.
Закажешь мне кофе? прошу у Маши, а сама встаю и беру сумку. Здесь заказывают у бара.
Иванова цокает языком и тоже встает. Она останавливается около кассы и задумчиво рассматривает витрину с пирожными. Машка всегда была сладкоежкой, не удивлюсь, если к моему приходу на столе будет три разных вида сладостей.
Проскакиваю мимо неё дальше по проходу и, спросив направление у официантки, спускаюсь на цокольный этаж к женской комнате.
Сделав все свои дела, подхожу к зеркалу и прохожусь рукой по волосам. Глаза неестественно красные. Роюсь в сумке в поисках пудры, но её, конечно, там нет. Не помню, когда последний раз вообще пользовалась пудрой. Зато сейчас она мне не помешала бы.
Вы мне не поможете?
Из соседней кабинки выходит девушка и, заламывая руки, выжидающе смотрит на меня.
Привет, дружелюбно улыбаюсь. Чем смогу помогу.
У вас нет девушка мнëтся и отчаянно краснеет до кончиков каштановых волос.
Понимаю её почти сразу. Бросаю взгляд на стену. В Германии почти в каждом общественном туалете, даже в самых захудалых кафешках, всегда есть автоматы с гигиеническими принадлежностями. Здесь вполне ожидаемо нет таких чудес.
Сейчас посмотрю.
Лезу обратно в сумку, обычно у женщин в них чего только нет. И я не исключение. Достаю маленький синий футляр и протягиваю девушке.
Вот.
Она хлопает в ладоши от радости, даже подпрыгивает, чем неожиданно веселит меня, и говорит:
Спасибо! Вы только что спасли моё свидание.
Не надо благодарности. Можете назвать в честь меня вашу будущую дочь.
Мы вместе смеёмся и девушка скрывается в кабинке.
Возвращаюсь в зал кафе и замираю на верхней ступеньке.
Этот город настолько чертовски мал?
За соседним от нашего с Машей столика сидит Кирилл Морозов. Будто почувствовав мой взгляд, он вскидывает голову и утыкается холодными айсбергами своих глаз прямо мне в лицо.
Тёмные брови Кирилла сходятся на переносице, задумчивый взгляд скользит по моему телу сверху вниз. Физически его ощущаю. Так всегда было. Доходит до моих розовых кроссовок и отворачивается, пряча глаза за монитором своего компьютера. На столе перед ним открыт ноутбук и дымится чашка с кофе.
Кончики пальцев покалывает и я тоже хмурюсь.
Возобновляю движение. Дурацкая вышла заминка.
Просто я не ожидала здесь его встретить. Точнее, я вообще надеялась его больше не встречать. Он как напоминание о не самом приятном прошлом постоянно теперь будет маячить перед моими глазами?
Надо узнать у отца, что за дела их связывают. Насколько я помню, Морозов раньше занимался программированием, а у папы строительно-отделочные бригады. Грязная и пыльная работа. Тяжелая. Зато весьма денежная. Новостройки в городе растут как грибы после дождя, со слов отца. У него в подчинении около десяти бригад. И каждый год он набирает новых мастеров. Когда-то папа сам был таким простым разнорабочим, тогда они с моей мамой и развелись. Денег не хватало, работы было много, отца постоянно не было дома.
Мама через несколько лет вышла за отчима. Успешного лицевого хирурга. А папа встретил Люду и прошел весь карьерный путь с ней бок о бок.
Не представляю Морозова в его модных шмотках и с мастерком в руках.
Надеюсь, он не подумает, что я опять взялась за старое и преследую его с навязчивой идеей понравиться? Я больше не хочу ему нравиться. Я больше вообще никому не хочу нравиться.
Заправляю волосы за уши и, сжимая в руках сумку, иду к нашему с Ивановой столику. Машка болтает по телефону, активно жестикулируя руками.
Как это не приедешь сегодня? Я не помню такого разговора Слышу обрывки фраз.
Когда подхожу к столу, Иванова сбрасывает звонок и раздраженно шипит:
Пошёл к черту!
Проблемы?
Никогда не выходи замуж, Даша! прикрывает глаза подруга и качает головой.
Я и не собираюсь, отвечаю честно.
Привет! Слышу справа от себя.
Взмахиваю рукой, не поворачивая головы и плюхаюсь на диванчик напротив Ивановой.
Что?
Машка делает страшные глаза и стреляет ими вбок. Надеюсь, пока меня не было, она вела себя прилично и не пыталась выгнать Кирилла из заведения. А то она может, знаем.
Забей, отмахиваюсь от неё и даже не стараюсь снизить голос. Мы уже виделись.
Оглядываю стол. Как я и думала, передо мной стоит морковный торт, а перед подругой шоколадный. Между ними «Воздушная Павлова». Кофе, мой и её, тоже здесь.
А это кому? киваю на тарелочку с воздушным пирожным.
Разделим по-братски, она у них была одна. Но ты с темы-то не съезжай.
Маша тоже несильно старается говорить тише. Я ей улыбаюсь и втыкаю вилку в тортик. Обожаю Машу.
В доме папы встретились, на дне рождения Алëнки. Наши сестры дружат, решаю объяснить. Отламываю кусочек десерта, но так и оставляю его лежать на блюде. Тянусь к белой чашке с обжигающим кофейным напитком и делаю глоток. Несладкий.
Какая неожиданность, говорит Маша и расправляется за считаные секунды со своей порцией.
Вот у кого никогда не было проблем с аппетитом.
За соседним столиком происходит какая-то возня, и я невольно смотрю туда поверх чашки. Миниатюрная брюнетка, которую я спасла в туалете, приближается к Кириллу. Только сейчас замечаю, что на ней розовый свитер и лёгкая бирюзовая юбка. На ногах лодочки на каблуках. Она буквально светится от счастья, глядя на Морозова. Смотрит на него с таким неприкрытым восхищением, и мне становится неловко, что я увидела такой личный для кого-то взгляд. Она будто никого кроме него не замечает. Это явно не первое их свидание, вдруг понимаю я.
Морозов поглощён каким-то файлом в ноутбуке и не сразу замечает приближение девушки. Она проходит мимо нас так стремительно, что задевает бедром пустой стул. Он с грохотом падает на кафельный пол. Машка морщится от резкого звука.
Простите! всплëскивает руками девица и, замечая меня, виновато улыбается. Пожалуйста.
Морозов встает со своего места, поднимает стул, кивает мне и Машке. Его непослушные волосы опять растрепались и спадают на лоб длинными прядями. Девица пользуется моментом, виснет на своём парне и обвивает его шею руками. Он подхватывает девушку и тепло улыбается, глядя на неё. Их губы соединяются в невинном приветственном поцелуе, и я понимаю, что хватит на них пялиться.
У Машки звонит телефон, она раздраженно бросает взгляд на экран и, изменившись в лице, сбрасывает вызов. Извиняется и уходит в сторону туалета, звонко цокая шпильками по полу.
Отворачиваясь обратно к окну, прислушиваюсь к себе.
Ничего. Ноль. Внутри всё такая же истлевшая пустота. Умерло всё. Эмоции исчезли. Семь лет болезненных всепоглощающих чувств, которые сводили с ума и держали на крючке не меня одну, ушли. Разве такое возможно? Чтобы то, что я чувствовала к Морозову раньше, ушло навсегда? Если бы мне кто об этом сказал три с половиной года назад, я ни за что не поверила бы, так мне было больно. Дышать невозможно. На груди как будто лежал целый материк. Австралия, не меньше. Что ни вздох, то мука. В голове творилась такая каша. Мне казалось, я сходила с ума. Я так любила Господи, как я его любила.